– Ты что, Мариш? Напугала…

– Да вот эта тачка, по-моему, за мной ездит всю неделю. Или у меня глюки с устатку?

Мимо них противоестественно медленно проехала невыразительного цвета машина, вроде пожилая иномарка. Кто сидел за рулем, в быстро густевших декабрьских сумерках было не разглядеть.

– Теперь, может, отвяжутся… Раз засекли их, – пробормотала Маринка, нажала на педаль, и они выехали с институтской территории.

– Кто-то из твоих прежних поклонников? – предположил Дима, скорей чтобы не молчать.

– Нет, вряд ли. Тем я всем строго наказала… Да и не ездят они на таких трупиках отстойных. Ладно, посмотрим. В крайнем случае папке нажалуюсь. Пусть номер по базе пробьют и все такое.

Но папке жаловаться не пришлось.

– Нет, но ведь надо такое удумать! – взрыкивала Маринка, мечась небольшой, но очень злой пантерой по гостиной коттеджа. – А еще интеллигентка!

– Мама не виновата, – твердил Дима, сидя на диванчике. – Она из добрых побуждений.

– Ага, развести нас! Это у образованных, приличных называется добрым! И ведь денег не жалко было – топтуна с машиной нанимать! Хвоста мне навешивать! Будто мне своих в техникуме мало!

– Я во всем разберусь, Мариш, – пытался успокоить благоверную Дима, справедливо полагая, что непосредственная разборка между свекровью и невесткой малыми жертвами не обойдется. – Как-нибудь. Все ведь выяснилось? А я потом…

– Нет! – рявкнула Маринка так, что отозвались мелодичным звоном плафоны на люстре. – Сейчас!

– А разве мы сегодня… не поедем? – с надеждой взглянул на нее Дима.

– Экономически не-целе-сообраз-но-о! – помахала Маринка пальцем у него перед носом. – Игрушек этих елочных нам до конца жизни не перебить! Поехали!

Маринка ждала в машине около часа – пока мама-профессорша, привычно выкручивая себе пальцы, сетовала на вопиющую людскую непорядочность.

… Нанятый ею частный детектив быстро скумекал, что за Маринкой ничего путного не нароешь, и неизвестно, захочет ли клиентка оплачивать сведения о праведном поведении объекта. Да и деньжат дополнительных куда выгоднее было слупить не с маломощной вузовской преподавательницы, а с дочки состоятельного дядьки. Ну так и двинул частный детектив на два хода вперед, подождал Маринку у техникума и выложил ей то, что свекровушка желает уличить ее в измене, и, соответственно, предложил выкупить невинный материальчик, в одночасье ставший компроматом на самую заказчицу.

– Это была не Марина, мама, ты ошиблась, – уговаривал мать Дима. – Ты просто плохо ее знаешь.

Мама, по понятным причинам, бывшая завсегдатайшей секонд-хенда, уловила их, когда они подбирали Маринке новую спецовку. То ли по высокоученой близорукости, то ли из-за тактичного полумрака, обычно царящего в подобных заведениях, мама не узнала родного сына и назвала его «омерзительным, скользким типом».

– Все, все ложь вокруг! О времена, о нравы! – продолжала чуть тише бурлить мама.

– Мама, тебе не надо заниматься такими вещами, – уговаривал ее любящий сынок. – Это не твоя стезя. Слежки, погони!.. Жуть какая-то.

– Да, да!.. Конечно! Где мне сравняться с этими твоими новыми родственниками…

– Все! – Дима с несвойственной ему решимостью встал и пошел к двери. – Я думаю, ты все поняла.

– Я поняла, я давно все поняла! – неслось ему вслед тоскливым воем волчицы, у которой забрали единственного волчонка.

– Ничего, не страшно. Все обошлось, – легко сказал Дима, садясь рядом с Маринкой. – Поехали… Главное, с нашим бизнесом никак не связано. Просто мама засекла нас, когда мы то, другое, платье тебе выбирали.

– И чего? – выпятила Маринка нижнюю губу. – Чего удумала-то, кочерга старая?

– Марина, прошу тебя, – поморщился Дима. – Это же моя мама, и она не со зла…

– А по глупости, ну да! Преподка…

– Она же мне добра желает… Подумала, что ты меня бросить хочешь. Уже новое платье для другой свадьбы выбираешь.

– Уи-и, на барахолке! – фыркнула вовсе зашедшаяся Маринка. – Класс! Ништяк профессуре!

Разговор зашел в тупик и заглох там сам собой. Они дулись друг на друга пару дней, но наконец Дима принес супруге почти честно заработанные деньги, и в их коттеджик вернулся мир, относительный достаток и временное спокойствие.

Но не надо думать, граждане дорогие, что Маринка тут же, на месте, позабыла свой невольный прокол и по-божески простила свекровин демарш. Из деньжат, добытых Димой тяжким интеллектуальным трудом, Маринка, во-первых, купила пышный, цвета спелой пшеницы парик. Во-вторых, случайно наткнувшись на некое предложение в Интернете, она сделала обожаемой родственнице эксклюзивный подарок, от которого та не могла отказаться по той простой и тривиальной причине, что о нем просто не знала… До времени. Даже предположить не могла!

… Какие-то ушлые американцы обнаружили в дебрях Амазонки новый вид жаб. Так, ничего особенного жабенка, склизкая, ногастая, разве только попучеглазистее остальных, поскольку вела ночной образ жизни, поэтому и ускользала от внимания зоологов столько миллионов лет кряду. Юмористы-жабологи, видно, скуки ради выставили на е-бэйский сайт фотографию амфибии практически в полный рост и объявили аукцион на право дать ей название. Желающих увековечиться подобным образом не находилось уже несколько месяцев. Видимо, просечь выгоду от подобного испомещения денег у обитателей виртуального пространства просто недостало фантазии. Но так на то и разгневанная русская девчонка существует, чтобы потыкать весь остальной мир носом…

Право окрестить буренькое, в подозрительных пупырышках, невзрачное создание стоило двести баксов. Маринка, собрав в кулачок свое скромное знание английского языка – не обращаться же было к Димке, а?!! – предложила им на полсотни меньше и впечатала в трафаретик имечко любимой свекрови – благо у Димы фамилия была другая – как у исчезнувшего папы.

Американцы подумали пару дней и согласились. Жабенка стала зваться Ирина Попкова Амфибеа Амазоника. Клево, да? Ну согласитесь!

А не фига было ссориться с шоферской дочкой, профессорша!


В учебных и праздничных хлопотах пришли и прошли долгие, непутевые новогодние праздники. Маринка и Дима чаще бывали дома у ее родителей, нежели у себя, густо угощаясь тещиной стряпней. Но каникулы тоже закончились, и надо было возвращаться к учебному процессу, тем более что для обоих наших любимцем этот год был решающим: Дима должен был защищаться, а Маринка – получить наконец сто лет не нужный ей диплом экономиста-бухгалтера. Это с одной стороны. А с другой – денежки, подсунутые Маринкиной мамкой в качестве новогоднего подарка, тоже могли в одночасье закончиться. Ведь водится за ними такое подленькое поведение!

И в последнюю субботу января, когда очнувшееся солнце начало со все возрастающим интересом выглядывать из-за горизонта, Маринка с Димкой решили двинуть на заработки.

– Н-да, есть еще сила молодецкая! – вальяжно потянулся Дима, напяливая свой подвенечный наряд с бабочкой. – Не утратил я куража, а, Мариш?

– Будем надеяться, – задумчиво протянула та, оглядывая любимого супруга. – А ты растолстел за праздники. Лапсердак вон морщит на пузе.

Дима ничего не ответил, даже не обиделся, и они, поеживаясь в промерзшей на крещенских морозцах машине, направились в городской универсам, где, кажется, не были месяца два.

– Думаешь, нас там не вспомнят?

– Нас там просто не узнают, – процедила Маринка. – Я теперь блондинка, и платье другое.

– А как же я? – удивился Дима, не привыкший идти за ничтожество.

– Молодоженов по невесте отличают, – неторопливо разъяснила Маринка. – Женихи все одинаковые.

– Ну да? – усомнился Дима.

– Угу. Пидзачки эти, бантики… Как стадо пингвинов в натуре, кря-кря, плюх-плюх…

– Ты мудра не по годам, любимая.

Магазин был пустынен, как античные развалины в промозглое туристское несезонье. Охранник на входе едва удостоил парочку взглядом осоловевших глаз, кассирша взглянула на них мельком – вроде ничего по карманам не рассовали, и ладно. Она быстро обсчитала скромненькую покупку и снова прилегла на клавиатуру.

– Так, облом, – констатировала Маринка, когда они осторожными перебежками по скользким наледям трусили к «газели».

– Да, чей-то население экономически мало активно.

– Упраздновались в отделку, раздолбаи хреновы, – прошипела Маринка, давя педаль, как зазевавшегося таракана.

– Не ругайся. Тебе не идет, – заметил Дима.

– Мне идет две штуки евро в месяц на хозяйство плюс штука на прикид.

– Ну, не здесь – так там… День только начался.

Но и в следующем магазине наших голубков встретило ледяное равнодушие персонала и сильно понизившееся покупательское шевеление. Их будто не видели в упор, даже в их явно нестандартном для магазина виде.

– Что творится с русскими людьми? – спросил Дима, наулыбавшийся в пустое пространство так, что болело за ушами, уже по пути в следующий магазин.

– С людьми творится то, что все наелись, во-первых, и круто поистратились, во-вторых. И потом, все доедают то, что на праздники наготовили. Или на диету сели – после хавки-то через край. И вообще в мороз все неохотно из нор выползают.

– Ага… Совокупность неблагоприятных обстоятельств, тэ-е форс-мажор. Понятно… И что мы сейчас?

– Заедем в тот социальный, знаешь, все равно тебе носки нужны. Не получится – повернем оглобли. И будем думать.

– … Какая прелестная пара! – услыхали Маринка с Димой, когда они, чего-то там набрав, собирались расплачиваться. – Посмотрите только!.. Невеста красавица, а жених-то – просто…

Голос был явно старый, чуть дребезжавший, но пронзительный, и на него обернулись не только Маринка с Димкой, но и немногочисленные покупатели.

– Граждане, давайте поздравим молодых! Смотрите, какие они замечательные!.. Ну же, ну!

Это был старичок – ну да, явно старичок, – но не дряхлый, а какой-то упруго-моложавый, которого не портили даже глубокие морщины на смуглом худом лице. Одет он был в скромненькое, легкое пальтецо, не по сезону: видно, жил неподалеку – вот и не стал одеваться.

– Вот, это от меня, красавица!

Он, будто фокусник на арене, показал публике какую-то картонную коробочку и поставил ее на прилавок за кассиром – чтобы Маринка забрала по пути на выход.

– Ой, ну спасибо, – привычно потупилась та. – Мы же просто…

– А это от меня, – восстав от спячки, сказала кассирша и сыпанула им в корзинку пригоршню мелких, блестящих конфеток.

Тут зашевелились немногочисленные покупатели, а старичок что-то все выкрикивал, подпрыгивал на месте, размахивал руками…

– А ничего! – сказал Дима, на ходу заглядывая в пакет с добычей. – Все-таки… Накидали кой-чего. А колотун-то какой! Давай на базу, а?

Тут он налетел на Маринку, которая резко затормозила, не дойдя до машины. Дима недоуменно поглядел на жену, а та указала пальцем куда-то вперед.

У их газельки, зябко переминаясь с ноги на ногу, стоял тот самый старичок.

– И?… – спросила Маринка, сверля деда суровым взглядом черных глаз.

– Я думаю, молодые люди, я могу-таки рассчитывать на некий процент с дохода от акции?

– Ну-у, – задумчиво протянула Маринка, оценивающе глядя на деда.

– И не лучше ли, чем разговаривать здесь и междометиям, – взрезвился дедок, – поговорить в машине и предметно? У меня к вам есть конкретное деловое предложение.

… Нет, Димина первоначальная мысль, что они, кажется, вот-вот станут объектом интеллектуального рэкета, не нашла своего подтверждения.

– Ну, если дела так идут хиловато, то аниматор нам не помешает, – говорил Дима за ужином. – По крайней мере, пока… Пока народ на двадцать третье не пойдет затариваться. Хоть перекантуемся.

– Да, пусть лучше уж он с нами работает, чем сам какую-нибудь парочку заведет с собой и водит… Шоу двойников под боком иметь нам ну уж никак не в жилу.

– Да, уж точно… Может, завтра и попробуем? Я позвоню ему?

* * *

Назавтра они забрали Якова Ефимовича от его дома в городе, посадили в салон и по дороге стали обсуждать план пробного совместного набега.

– Вот, например, я захожу на площадку, ну, на место действия, оцениваю обстановку и сообщаю вам по рации, есть ли смысл выходить…

– Ой, дядя Яша, не надо в шпионов играть, а? – недовольно сморщившись, обернулась на него Маринка. – Еще записку с голубиной почтой пришлите!

– Да нет, тут есть смысл, – задумчиво сообщил Дима. – Не светиться лишний раз, если там коммерческое безмолвие. Хотя…

– Его задача и есть это безмолвие расшуровать хоть немного, – нравоучительно добавила Маринка.

– То есть в большинстве те, кто считает, что предварительного расследования не надо? – уточнил Яков Ефимович.

– Мы ж уже четыре месяца так ходим, – пожал плечами Дима. – До этого застоя все нормально было.

– Четыре? – поднял клочковатые седые брови Яков Ефимович. – Я думал, меньше.