Вернувшись в отель, Аллегра села за стол, положила книгу перед собой и долго-долго смотрела на фотографию, потом вздохнула и убрала книгу в чемодан.

Утром, еще до того как отправиться на первую встречу, Аллегра долго разговаривала по телефону сначала с Брэмом Моррисоном, потом с Мэлом О’Донованом. Когда она вернулась и справилась у портье, оказалось, что за весь день ей никто не звонил, в том числе и Брэндон. Однако в номере ее ждала целая стопка факсов. Кармен передала через Элис ничего не объясняющую фразу, что у нее все хорошо, у всех остальных, кажется, тоже ничего экстренного не случилось. Только у Брэма Моррисона снова неприятности — его сын стал получать какие-то странные угрозы. Неизвестный угрожал по телефону, трубку сняла экономка Брэма, испанка по национальности, она мало что поняла из слов звонившего, но ничего хорошего этот звонок не предвещал. Брэм лично обратился в полицию и приставил к обоим своим детям по телохранителю. Как Аллегра и говорила Джеффу, забот у нее всегда хватало — контракты, угрозы, гастроли, получение лицензий и снова контракты, бесчисленные контракты.

Но в этот вечер и работа не принесла Аллегре успокоения, сосредоточиться не удавалось, она была способна думать только о Джеффе. Наконец в десять часов он позвонил.

— Как прошел день?

Джефф старался говорить ровным голосом, но он страшно нервничал, так что взмокли ладони. Слышать голос Аллегры и знать, что он не может с ней встретиться, само по себе было мукой.

— Хорошо. — Аллегра в двух словах рассказала о предстоящем турне Брэма и об угрозах его сыну.

— По этим подонкам, которые угрожают детям, тюрьма плачет, — сказал Джефф.

Затем он поинтересовался остальными ее делами. Аллегра посмотрела на чемодан и скорбно призналась:

— Я купила вашу книгу.

— Правда? — Джефф был польщен. Приятно было узнать, что она о нем думала. — Интересно, почему вы ее купили?

— Мне захотелось иметь вашу фотографию. — Это прозвучало так похоже на признание школьницы, коллекционирующей фотографии кумиров, что Джефф рассмеялся.

— Если хотите, я могу прийти и предстать перед вами живьем, — обрадованно предложил он. На этот раз засмеялась Аллегра.

— Думаю, не стоит.

Они помолчали, и наконец Джефф спросил:

— Как поживает Брэндон?

Он ненавидел даже само имя этого человека, но любопытство победило, уж очень ему хотелось знать, звонила ли ему Аллегра.

— Я ему недавно звонила, но не застала. Наверное, он занят на судебном заседании.

— А как насчет нас, Аллегра? — мягко спросил Джефф. С самого утра он не мог сосредоточиться ни на чем, все время думал о ней.

— Думаю, нам лучше на время взять тайм-аут, пока мы не научимся держать себя в руках.

Джефф хмыкнул в трубку:

— Давайте лучше сделаем по-другому: я куплю вам складную дубинку, и вы будете давать мне по лбу всякий раз, когда я подойду к вам близко. Заранее предупреждаю, вам часто придется ею пользоваться.

— Я ничуть не лучше вас, — виновато пробормотала Аллегра.

— Эй, не будьте слишком строги к себе! Вы всего лишь человек и делали все как полагается, остановили меня, прогнали и сказали, что больше не хотите меня видеть.

Перечисляя все эти добродетели, Джефф ненавидел каждую из них, но в то же время уважал Аллегру за порядочность и выдержку. Она была полна решимости хранить верность.

— Да, я все это сделала, но только после того, как поцеловала вас, да не один раз, — уточнила Аллегра.

— Послушайте, прокурор, в этой стране закон не запрещает целоваться. Мы же с вами не в викторианской Англии, вы безупречны и можете собой гордиться.

В действительности Джефф предпочел бы, чтобы она не так ревностно хранила преданность Брэндону.

— А я собой недовольна, чувствую себя несчастной, и мне вас не хватает, — призналась Аллегра.

Оба рассмеялись.

— Рад это слышать, — весело откликнулся Джефф. — Если, конечно, это что-то меняет. Как насчет того, чтобы встретиться завтра?

— Нет, это ничего не меняет, и завтра я очень занята.

— Этого я и боялся, — отозвался Джефф упавшим голосом. — Когда вы возвращаетесь домой?

— В пятницу.

— Я тоже. Может, мы хоть обратно полетим вместе? Обещаю в полете не вытворять ничего неподобающего.

Аллегра засмеялась, но мысль лететь домой вместе показалась ей не слишком удачной. Зачем мучить себя понапрасну? Ясно же, что они не смогут держаться друг от друга на расстоянии.

— Думаю, не стоит, Джефф. Может, когда-нибудь пообедаем вместе в Лос-Анджелесе.

— Что вы такое говорите, Аллегра, разве для нас этого достаточно? — возмутился Джефф. — По крайней мере давайте будем друзьями. Просто бессмыслица какая-то! Вы же не монашка, а женщина, к тому же вы с этим типом даже не женаты. — Джефф догадывался, что они никогда и не поженятся, но одному Богу известно, где будет он сам к тому времени, когда Аллегра это поймет и освободится от Брэндона. Он верил, что в жизни всему свое время, и решительно не собирался откладывать следующую встречу с Аллегрой до тех неопределенных времен, когда она порвет с Брэндоном. Пожалуй, на это могут уйти годы. — Аллегра, давайте встретимся еще раз до вашего возвращения. Ну пожалуйста. Мне очень нужно вас увидеть.

— Нет, вам не нужно, а хочется, — возразила Аллегра.

— Если вы откажетесь, предупреждаю, что я могу быть весьма навязчивым. Заявлюсь в отель и улягусь

на полу в вестибюле. Или снова приеду в конном экипаже и потащу лошадь через вращающиеся двери. — Ему всегда легко удавалось ее рассмешить и поднять ей настроение. — Глупышка, вы понимаете, что вы с нами делаете? Что происходит?

— Я держу свое слово, стараюсь хранить верность.

— Да тому парню, которому вы храните верность, это слово даже незнакомо, и вы это знаете не хуже меня! Он этого не заслуживает — и я тоже. По крайней мере позвольте мне проводить вас до аэропорта.

— Не надо, — твердо возразила Аллегра. — Я позвоню вам из Лос-Анджелеса.

— И что вы мне скажете? Что не можете со мной встречаться из-за Брэндона?

Аллегра почувствовала, что ей не по силам ответить на этот вопрос.

— Вы обещали, что не будете меня торопить, — напомнила она.

— Я солгал, — невозмутимо ответил Джефф.

— Вы несносны.

— Ладно, идите читайте мою книгу или смотрите на фотографию, я позвоню завтра вечером.

— Меня не будет в номере. — Она вопреки желанию пыталась охладить его пыл.

— Тогда я позвоню позже.

— Почему вы так себя ведете?

— Потому что я вас люблю.

В трубке надолго повисло молчание. Джефф ждал, закрыв глаза. Он уже пожалел, что у него вырвались эти слова.

— Ну хорошо, я вас не люблю. Вы мне очень нравитесь, и я хочу узнать вас поближе. — В трубке послышался тихий мелодичный смех. — Знаете что, мисс Аллегра Стейнберг, вы сводите меня с ума. Интересно, как вы собираетесь представлять мои интересы, если не хотите со мной встречаться?

— Вам же не нужно подписывать контракт со студией прямо сейчас, — напомнила Аллегра.

Джефф притворно возмутился:

— Так раздобудьте мне контракт немедленно! Какой же вы после этого адвокат?

— Сумасшедший, вот какой. Благодаря моему последнему клиенту.

— Убирайтесь, возвращайтесь к этому типу, не желаю вас видеть! — Джефф поддержал ее игру. — Кстати, на коньках вы катаетесь так себе, паршиво.

— Да, я знаю, — согласилась Аллегра. Она рассмеялась, но оба как самое большое сокровище хранили в душе воспоминания о вечере, проведенном на катке. Сейчас, когда Аллегра об этом вспомнила, ей не верилось, что они ехали в карете по заснеженному городу только вчера, казалось, она не видела Джеффа целую вечность. Как она вообще выживет в Лос-Анджелесе, если не сможет с ним видеться?

— Я пошутил, вы хорошая спортсменка, — ласково сказал Джефф. — У вас много прекрасных качеств, и, кажется, верность — одна из ваших добродетелей. Мне остается только надеяться, что когда-нибудь я встречу женщину, похожую на вас. До сих пор все женщины в моей жизни очень вольно трактовали понятие верности — кроме меня, оно распространялось в лучшем случае еще человек на десять, а в худшем — на половину взрослого мужского населения небольшого городка. Но имейте в виду, мисс Стейнберг, завтра вечером я все равно позвоню, — вежливо, но решительно предупредил Джефф.

— Спокойной ночи, мистер Гамильтон, — чопорно произнесла Аллегра. — Желаю приятного дня. Поговорим завтра вечером.

Аллегра не могла запретить ему звонить. Ей очень нравилось с ним разговаривать, и она знала, что будет с нетерпением ожидать его следующего звонка, который оказался спасительным, потому что следующий день выдался ужасным. Все началось с дождя, который полил с утра. Поймать такси было просто невозможно; когда Аллегра после нескольких безуспешных попыток махнула рукой и спустилась в подземку, поезд сломался. Все назначенные на день встречи либо начинались с задержкой, либо срывались. К шести часам, когда Аллегра добралась до отеля, чтобы переодеться, она чувствовала себя как выжатый лимон. С утра позвонил Вейсман и пригласил ее на обед, который должен был начаться в семь тридцать, и Аллегра согласилась — только для того, чтобы не сидеть вечером одной в номере и не думать о Джеффе. Утром посыльный доставил от Джеффа три красные розы на длинных стеблях. От цветов у нее на душе потеплело, но решимости не убавилось.

Аллегра считала, что после двух лет может пойти ради Брэндона и не на такую жертву. Ведь Брэндон ей не изменяет, у него много недостатков, но неверность в их число не входит. Она поражалась самой себе — никогда еще ни к одному мужчине ее не влекло с такой непреодолимой силой.

В пятницу, то есть завтра, она собиралась возвращаться в Лос-Анджелес, но они с Брэндоном не разговаривали по телефону с самого понедельника. Аллегра несколько раз звонила ему, но все никак не могла застать: он был то в суде, то на какой- нибудь встрече. Она оставляла для него сообщения, но он так и не звонил. Невозможность поговорить с Брэндоном выводила Аллегру из равновесия, в конце концов она решила, что это судьба наказывает ее за неверность. Мало того что она несколько раз целовалась с Джеффом, если они встретятся еще раз, у нее не хватит сил сопротивляться. Поэтому от сознания того, что вечером, когда Джефф позвонит, ее не будет в отеле, она испытывала не только грусть, но и некоторое облегчение.

Готовясь к вечеру, Аллегра надела красное шерстяное платье, волосы распустила по плечам. Перед визитом к Вейсманам она еще раз попыталась позвонить Брэндону, но ей снова сказали, что он на совещании. Попросив передать, кто звонил, она повесила трубку, надела пальто и спустилась вниз.

Аллегра попросила швейцара поймать для нее такси, но это заняло у него около получаса. В результате она прибыла на обед с опозданием, но, к счастью, большинство гостей тоже опоздали, и по той же причине. На обеде у Вейсманов ожидалось четырнадцать гостей, Андреас еще утром предупредил Аллегру, что будет Хэйвертон, а также еще два-три писателя.

Первой, с кем Аллегру познакомили, была очень красивая молодая женщина. Как оказалось, это была одна из клиенток Вейсмана- начинающая, но уже имевшая громкую славу писательница-феминистка. Затем ее познакомили с диктором программы новостей, корреспондентом «Нью-Йорк таймс», режиссером с телестудии Си-эн-эн и его женой. Одна гостья была Аллегре знакома, точнее, это была знакомая ее матери, актриса с Бродвея. Аллегра сама подошла к ней поздороваться, прежде чем гости сели за стол. Это была очень известная и уважаемая актриса, даже из своего появления в гостиной она сумела устроить небольшой спектакль — не вошла, а величественно проплыла, приковывая к себе всеобщее внимание. Одним словом, публика собралась изысканная.

Когда собрались все гости, кроме одного, дверной звонок зазвонил в последний раз. Аллегра посмотрела на входящего гостя. «Господи, как я могла не догадаться, это же так очевидно!» Но не только Аллегра ни о чем не подозревала, Джефф — а это был он — выглядел еще более удивленным, чем она.

— Это судьба, — тихо сказал он, улыбнувшись одними губами.

Аллегра рассмеялась, испытывая странное облегчение и радость — куда большую, чем готова была признать. Она больше не могла бороться с собой. Аллегра подала Джеффу руку, словно они только что познакомились.

— Вы знали? — тихо, чтобы слышала только Аллегра, спросил Джефф, когда его посадили рядом с ней. На его волосах блестели дождевые капли, он показался Аллегре еще красивее, чем раньше.

— Конечно, нет! — В глазах Аллегры отразились все чувства, которые она пыталась побороть.

Джеффу стоило немалых усилий сдержаться, не привлечь ее к себе и не поцеловать при всех.