Джоди Хедланд - Свет твоих глаз

Он никогда не думал, что будет скучать, и всегда был уверен, что, однажды покинув остров, уже никогда не захочет туда возвращаться. Но, к счастью, Господь отвесил ему хороший подзатыльник, отправив на колени каяться.

При всей своей любви к диким лесам, при неспособности даже представить, что будет жить в другом месте, в последние месяцы – с тех пор как он узнал о том, что Мичилимакинак отошел англичанам, – Пьер был одержим потребностью вернуться на остров.

– Мы должны идти. Великий дух Гитчи Манито ждет. – Рыжий Лис поднялся с камня, на котором сидел. Его ожерелье из бусин и металлических дисков зазвенело на голой груди. Он уже подготовился к возвращению, выкрасив одну половину лица синей краской, а другую – красной киноварью, которую Пьер поставлял чиппева[3].

Племя Рыжего Лиса тоже собиралось сегодня отправиться на остров в каноэ, получить свои ежегодные подарки от англичан, стремившихся купить дружбу с индейцами поставкой провизии.

– Мы ждали слишком много ночей, чтобы поплыть на Большую Черепаху, – сказал Рыжий Лис, и его юное лицо исказилось от беспокойства. – Нельзя гневить Великий Дух промедлениями.

Пьер скрестил руки на груди и присмотрелся к толпе на берегу, выискивая свою команду.

– Скоро двинемся. Как только мои люди будут готовы.

Его люди смеялись и пели, предвкушая поездку на Мичилимакинак. А сам Пьер, хотя и радовался возвращению, все же не мог избавиться от тревоги. Его расставание с семьей было не из лучших.

И прошлая глупость давила на Пьера тяжким грузом всякий раз, когда он думал о последнем жарком споре со своим отцом. И если с Богом ему удалось найти мир в душе, то помириться с отцом было уже невозможно. И теперь ему до конца своих дней придется жить, сожалея о том, что он не может взглянуть отцу в глаза, пожать ему руку и попросить прощения.

Во время своей вчерашней утренней миссии на острове он просто не сумел удержаться и сделал крюк к родному дому, чтобы взглянуть на маму. И с трудом заставил себя уйти, поскольку сердце сжималось от желания вновь почувствовать, как ее нежные пальцы перебирают его волосы – она так всегда делала раньше. Но Пьер знал, что, заговорив с ней, подставит свою миссию под удар. Он и без того слишком задержался у дома.

И уж точно не планировал никому показываться. Но по пути назад, к своему каноэ, наткнулся на солдата, душившего юную девушку. К счастью, оглушить солдата он сумел прежде, чем тот понял, что происходит. Очнувшись, тот даже не поймет, что с ним произошло. И это к лучшему, поскольку он нравился британцам и те считали его своим другом. Если бы кто-то из британцев заподозрил, что Пьер общается с американцами, его арестовали бы и наверняка заперли в тюрьму до конца войны, если, конечно, не прикончили бы на месте.

К несчастью, девушка видела его лицо и оказалась слишком любопытна, ему даже показалось, что она узнала его. Пьер просил ее сохранить эту встречу в тайне, но все равно считал, что слухи о его прибытии уже разлетелись по всему острову. И он не мог ее в этом винить. Слишком хорошо он помнил, каково это – после долгой суровой зимы впервые встретить на острове кого-то из внешнего мира. Как бы то ни было, Пьер надеялся, что, побрившись и сменив одежду, он стал неотличим от множества вояжеров, которые собирались сегодня высадиться на острове.

– Ты прогневишь Великого Духа, пробираясь на остров как енот а-се-бу, – предупредил Рыжий Лис, словно почуяв направление мыслей Пьера.

– У меня своя роль в этой войне, – ответил Пьер. Он не хотел брать в руки оружие и сражаться. И, поскольку он был уважаемым торговцем мехом, никто не удивлялся его решению остаться в стороне от военных действий. А отношения, установившиеся за минувшие годы торговли с британцами, стали залогом того, что ни один британский офицер не сомневался в лояльности Пьера, несмотря на его американское гражданство.

– Енот – всего лишь вор, – сказал Рыжий Лис, выпячивая грудь и всматриваясь вдаль. – Плохо греть ноги у двух костров. Рано или поздно обожжешься.

Рыжий Лис был самым умным человеком из всех, кого встречал в своей жизни Пьер, но ум соседствовал в нем с крайней степенью суеверности. Он верил всем легендам и приметам своего племени. И сколько бы Пьер ни пытался говорить с ним о своем Боге милосердия и любви, Рыжий Лис не мог понять подобного Бога. Точно так же, как не мог осознать участия Пьера в войне, впрочем, и сам Пьер не вполне осознавал, как он запутался между двумя враждующими сторонами.

– Я слишком ловок и быстр, чтобы обгореть, – ответил Пьер, натягивая рубашку. Когда влажная ткань соскользнула с его лица вниз, взгляд Пьера уперся в группу людей, топчущихся неподалеку от его каноэ.

В этом не было ничего удивительного, ведь несколько других бригад тоже остановились у пролива, чтобы помыться и привести себя в порядок перед появлением на острове.

Весь берег был усыпан берестяными каноэ, груженными шкурами, которые собирались всю зиму, и часть этих каноэ принадлежала вояжерам Северо-Западной меховой компании и их агенту. Пьер напрягся и шагнул было по направлению к ним.

Рыжий Лис сжал его руку, удерживая на месте:

– Ты не привлечешь внимания леди с порезами и синяками на лице.

Шаги Пьера потеряли уверенность. Он всего лишь шутил, говоря Рыжему Лису о желании очаровать юных леди. На самом деле он отказался от распутной жизни, равно как и от выпивки, когда Господь изменил его жизнь.

И если уж быть полностью честным с собой, истинной причиной того, что он привел себя в порядок, было желание хорошо выглядеть, когда он наконец встретится со своей матушкой. Что маловероятно, если он появится перед ней с заплывшим глазом и разбитой губой, как было в прошлый раз, когда он ввязался в драку с агентом Северо-Западной компании.

– Держитесь подальше от моих каноэ. – Пьер заставил себя остановиться у носа одной из своих лодок. Под ярким утренним солнцем сильнейший аромат сосновой смолы дрожал в воздухе над белыми берестяными каноэ, которые его люди недавно заново просмолили, чтобы уберечь от протечек и поломок на этом последнем этапе пути.

Агент все прохаживался, засунув большие пальцы за пояс свободных штанов. Как и большинство прибывших, он был без рубашки – подставлял солнцу спину, пурпурно-красную от многочисленных солнечных ожогов, приобретенных за минувшие годы.

Пьер быстро оглядел девяностофунтовые скатки меха, преодолевшие сотни миль по быстрым рекам, через пороги, сквозь множество опасных течений. Его бригада рисковала жизнью, чтобы привезти эту пушнину из дикого леса, и заслуживала хотя бы денежного вознаграждения за тяжелый труд.

Пьер собирался сделать все, что в его силах, чтобы путешествие завершилось благополучно, без дополнительных проблем от представителей Северо-Западной компании, которые хотели навсегда убрать из дела свободных торговцев вроде него.

– Оставьте мои меха в покое, – прорычал Пьер. – Вам не кажется, что в этом году вы и без того достаточно испортили мое дело?

– Нет. – Уголки губ агента приподнялись в улыбке, открывшей кривые, коричневые от табака зубы – а точнее, то, что от этих зубов осталось. – Мне кажется, что у меня еще есть время заставить тебя сбежать в слезах к своей мамочке, где тебе самое место.

Пьер схватился за ближайшее весло, украшенное цветными узорами. Для каждого вояжера такое весло было правой рукой, его жизнью, безопасностью, гордостью и, как правило, доставалось вояжеру в наследство от отца, почти всегда с благословением местного священника накануне первого путешествия.

Свое весло Пьер, по понятным причинам, получил не от отца.

Рыжий Лис подошел к Пьеру, и в его темных глазах явно читалось очередное предупреждение о том, что не стоит размахивать дубинами.

– Не дерись. Однажды наступит день, когда твой пояс отяжелеет от скальпов твоих врагов. Но не сегодня.

Пьер боролся с желанием пришибить агента на месте. Его люди стали для него семьей. Дикие леса стали для него домом. Он не мог – просто не мог – позволить кому бы то ни было заставить его бросить любимое дело. И не мог допустить, чтобы Северо-Западная компания лишила его бригаду того, что по праву принадлежало ей после долгих месяцев тяжелого труда.

Агент прошелся мимо последних каноэ Пьера, лениво и развязно, словно действительно просто прогуливался по берегу, а не просчитывал, как бы украсть или уничтожить груз пушнины.

Пьер дернулся вперед, но Рыжий Лис поймал его за рубашку и потянул назад.

– Не сегодня, – повторил он, на этот раз строже.

Пьер напрягся, чтобы вырваться из хватки друга, надеясь, что ткань рубашки не выдержит и позволит ему освободиться. Но не успел он рвануться, как Рыжий Лис заломил ему руку за спину и больно дернул.

– Нам нужно отправляться на Большую Черепаху, – сказал Рыжий Лис. – Потом мои люди помогут нам приглядывать за мехами моего брата.

– Ты прав. – Стыд затянулся узлом на сердце Пьера. – Я все еще легко срываюсь в драки.

Возможно, он все еще слишком быстро поддавался греху. Возможно, он недостаточно изменился, чтобы вернуться домой.

Он снова взглянул на возвышающуюся вдали темную громаду Мичилимакинака, прохладный ветер с озера успокоил его, донося запах белой рыбы, которую он поймал и пожарил для своих людей.

Он надеялся, что сегодня сможет стоять на кухне своего детства и готовить обед для матушки. Вчера, во время своей миссии, он заметил истощенное состояние британского гарнизона.

Он верил, что матушка питается лучше солдат, но все же приберег остатки улова, отложив их с кукурузной мукой и луком, которые купил в лагере чиппева. Ему хотелось устроить для матушки пир, с печеной фаршированной рыбой, а из кукурузной муки собирался сделать пудинг, который она так любила.

Но, возможно, ему придется спешить – нужно было вести свою бригаду к форту Святого Иосифа. У них не было причин останавливаться в Мичилимакинаке. До сих пор они не сворачивали на остров. Он намеренно избегал дома.

Так к чему сейчас изменять курс? С чего он решил, что матушка будет рада увидеть его?

– Мы дождемся удобного времени, чтобы напасть на торговцев компании. И тогда наши боевые палицы будут бить их, как молнии, а стрелы жалить, словно шершни. – Рыжий Лис наблюдал за тем, как агент Северо-Западной компании плетется обратно к своей бригаде. Его темные глаза блестели, как острая кромка боевого томагавка. – Слишком часто они обманывали и обижали мой народ. Мы отплатим им за все. Однажды.

Пьер знал, что индейцы устали иметь дело с Северо-Западной компанией. Ее агенты грабили и узурпировали их земли. И теперь слишком многие местные жители предпочитали иметь дело со свободными торговцами вроде Пьера, более честными и надежными во всех отношениях.

Но у индейцев по отношению к врагам было куда больше терпения, чем у Пьера. Хотя он и знал, что, когда терпение местных наконец закончится, месть будет жестокой и очень быстрой.

Пьер был рад, что Рыжий Лис стал его другом, а не врагом. Раскрашенное лицо юного храбреца было свирепым.

– Сегодня день воззвания к духу кукурузы. Мы будем просить его о том, чтобы наши животы были полны даже в скудные годы. А ты должен предложить своей семье трубку мира. Ты слишком долго от нее воздерживался.

Пьер кивнул. Он ведь добрался сюда. И не мог теперь отступиться.

И даже если матушка его не простит, он сможет примириться с собой, поскольку сумеет перед ней извиниться. Oui[4]. Рыжий Лис был прав. Если он встретит свои страхи лицом к лицу, он наконец сможет двигаться к своему будущему, ведь прошлое перестанет тянуть его назад.

Пьер передернул плечами, пытаясь расслабить их, затем поджал язык к зубам и громко свистнул. Пронзительный звук разнесся над пляжем, давая сигнал собираться.

Рыжий Лис отпустил его руку и кивнул, на сей раз выражая взглядом похвалу его самоконтролю.

Пьер уронил весло.

Он больше не был тем бесшабашным юнцом, которым покидал остров. Он изменился и надеялся, что сумеет доказать это матушке, а со временем – и себе самому.

Ну неужели Эбенезеру больше нечем заняться в жизни, кроме как контролировать дни напролет каждый ее шаг?

Анжелика повернулась к нему спиной, притворяясь, что не заметила лысой головы, вновь сунувшейся в заднюю дверь таверны, дабы проверить, чем она занята.

Она медленно выдохнула и вдохнула через рот, стараясь защититься от запаха. Чистка курятника была самой грязной из возможных работ, и Анжелика надеялась, что хоть эта весенняя уборка помета избавит ее от постоянного присмотра Эбенезера.

– Ну-ка, кыш, – пугнула она одну из куриц, заглядывающую в сарай. – Только еще одного надсмотрщика мне не хватало!

Сквозь открытую дверь Анжелика подсчитала всю дюжину куриц и петуха, бродящих по огороженному двору. Под блеклыми жидкими перьями скрывались тельца, которым не хватало упитанности и сил. Зима была суровой к немногим оставшимся на острове животным – тем, кому посчастливилось избежать мясника.