Джоди Хедланд - Свет твоих глаз

– Почему Жан бросил тебя одну?

– У Жана не было выбора.

– Он обязан был остаться!

– Ему больно было уходить, Пьер. Он искренне мучился. Не хотел бросать меня.

Ну так не бросал бы, хотелось сказать Пьеру. Но он сдержался. Он не хотел портить момент встречи с матушкой своим гневом.

– Британцы узнали, что Жан верен американцам, – поспешно объяснила матушка. – Даже если бы он притворился, что присягает им, британцы ему не поверили бы. И со временем наверняка обвинили бы его в измене или шпионаже, так или иначе изгнав с острова.

Пьер сидел на пятках и пытался игнорировать чувство вины, которое жгло его, напоминая, что он тоже оставил остров, однако по причинам далеко не таким благородным, как у Жана.

– Не вини его. – Матушка снова погладила Пьера по щеке. – Он ведь не знал, что я ослепну, когда уходил, иначе точно остался бы. Даже теперь, если до него дойдут слухи о моем состоянии, он наверняка попытается вернуться, какой бы опасностью это ему ни грозило.

И почему только Жан неизменно считался хорошим сыном, тем, чьи поступки всегда благородны?

– Милый мой сыночек. – Матушка снова обняла его исхудавшими руками, привлекая к себе с неожиданной силой.

Он обнял ее в ответ и зажмурился, пытаясь сдержаться и не заплакать, настолько хрупкой и болезненной она была.

– Я так рада, что ты здесь. – Она погладила его по волосам. – Мне ужасно тебя не хватало.

– Я не знал, захочешь ли ты меня видеть, – поспешно выпалил он. – Особенно после всех тех ужасных вещей, которые я наговорил перед уходом.

– Пьер, моя любовь к тебе безусловна, как любовь Господа ко всем нам, его детям. Неважно, где ты был и что ты делал, Господь и мать всегда будут ждать тебя здесь с распростертыми объятиями.

– Я не заслуживаю ни прощения, ни любви, после того как обошелся с тобой, папой и Жаном, когда уходил. – От прилива эмоций перехватило горло, пришлось откашляться, чтобы продолжить. – Я глубоко сожалею, что не почитал тебя, как должен был. И молю тебя о прощении, хотя и знаю, что я его не заслуживаю.

– Конечно же я прощаю тебя.

– Ох, матушка… – Он ненавидел себя за дрожь в голосе.

Скрип половицы у самой двери заставил его подпрыгнуть.

Он отпустил матушку и обернулся, делая глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. И надеялся, что слезы все же не потекли из глаз.

Бригада задразнит его до смерти, если обнаружит плачущим в объятиях матери.

Матушка же позволяла слезам свободно течь по щекам и поднялась с улыбкой навстречу гостю.

– Взгляни, кто пришел.

В двери стояла молодая женщина, в руках у нее был тряпичный сверток. Она застыла на месте, глядя на Пьера широко раскрытыми глазами.

И Пьер глядел на нее, изучая простой капор, под который она убрала волосы, милое лицо, испачканное грязью, высокий воротничок и отвратительный серый цвет одежды. Где же он ее видел?

В ее кротких карих глазах сверкнул упрек.

И он понял. Вчера. В лесу.

Непроизнесенные слова зависли в воздухе между ними, заставив Пьера подняться на ноги.

Она была той самой женщиной, на которую он наткнулся во время своей разведывательной миссии на остров, женщиной, которую он спас от рук британского солдата. И было вполне очевидно, что она узнала его даже после того, как он сбрил бороду и вымылся.

Он сощурил глаза. Она же не выдаст его секрет, верно? Коротко качнув головой, он дал ей знак, что говорить об этом не нужно.

Но она отвернулась, явно игнорируя его предупреждение, и зашагала к столу.

* * *

Сердце Анжелики грохотало в груди, как индейские барабаны, отбивавшие свой ритм в оставшемся на берегу лагере.

Пьер приехал. И стоял всего в нескольких футах от нее.

Теперь, когда он побрился и вымылся, он казался еще красивее, чем в ее воспоминаниях.

Все в его внешности – от темных вьющихся волос до способности карих глаз растапливать даже самые ледяные сердца – все было потрясающим. Она остановилась у стола и оперлась о столешницу, пытаясь успокоиться, прежде чем снова сумеет на него посмотреть.

Одну руку она прижала к груди, отчаянно пытаясь умерить сумасшедший стук сердца, который, как ей казалось, вполне могли слышать и Пьер, и Мириам.

– Это Пьер, – в голосе Мириам слышалась невероятная радость.

– Да, я вижу, – откликнулась Анжелика, злясь на свой дрогнувший голос.

Она обернулась через плечо и заметила, как он прожигает ее взглядом. Он явно запомнил ее по вчерашней недолгой встрече. И, судя по нахмуренным бровям и сердито потемневшим глазам, не желает, чтобы она хоть словом обмолвилась о случившемся. Но узнал ли он в ней Анжелику Мак-Кензи, которая ни за что не подвергла бы его подобной опасности?

Она вновь отвернулась и уложила сумку на стол.

Несмотря на все свои проблемы, за эти годы он должен был найти время и навестить Мириам.

Да, Анжелика слышала, как он умолял Мириам о прощении, но горечь и обида за минувшие пять лет от этого не исчезли.

От того, что он попросил прощения, прошлое не изменится, не сгладится факт, что он бросил их и ни словом не давал о себе знать все эти годы.

Теперь он вернулся и даже не вспомнил ее.

– Я принесла тебе немного еды с праздника, – сказала она Мириам, развязывая сверток с грудкой дареного голубя и несколькими печеными картофелинами, которые сумела стащить. Потрясающий аромат еды заставил ее желудок сжаться от голода.

Анжелика спустилась на пляж во время праздничного угощения, но не хотела снова привлекать к себе внимания, поэтому осталась ровно настолько, чтобы собрать для Мириам немного еды.

– Опиши мне Пьера, – едва ли не с завистью попросила Мириам.

Анжелика не смогла удержаться от очередного взгляда на него.

Пьер всегда был крепким и легко загорал на солнце. Но теперь, после нескольких лет кочевой жизни в каноэ и переноски тяжелых тюков с мехами, он превратился в мужчину, способного вскружить голову любой женщине.

Он вопросительно выгнул бровь, отчего стал еще привлекательнее.

В ее животе что-то странно затрепетало. Ах, если бы он прекратил оказывать на нее тот же эффект после стольких лет разлуки!

Она заставила себя встряхнуться. Вовсе он не неотразим. Если постараться, она сумеет не стать добычей его обаяния.

– Если бы он надел плащ с капюшоном и спрятался в лесу, – сказала она, – его легко можно было бы спутать с оборотнем.

Пьер оскалился. Она сделала вид, что не замечает этого, потянулась за одним из лежавших на столе деревянных подносов и выложила на него картофель и голубя.

За свое равнодушие к Мириам он заслуживал этих неловких минут.

– Действительно, я думаю, он на самом деле выглядел бы совсем как оборотень, если бы его лицо закрывали темная борода и усы.

Улыбка Мириам начала блекнуть, тонкие черты лица сложились в недоуменную гримасу.

– Но сейчас он, конечно, привел себя в порядок, – продолжила Анжелика. – И я бы, наверное, не спутала его с чудовищем.

– Наверное? – переспросил он.

Она помедлила, рассматривая его с фальшивым вниманием:

– Да, ты прав. Даже сейчас еще можно спутать.

– Анжелика, – вмешалась Мириам. – Не стоит дразнить Пьера сегодня, ведь это его первый день дома.

Дразниться она научилась именно у Пьера. Жан всегда был намного серьезнее и чувствительнее, именно это ей в нем и нравилось. Он стал бы хорошим добытчиком и смог обеспечить ей ту самую спокойную жизнь, о которой она всегда мечтала.

И все равно Анжелика не могла не признать, что ей не хватало таких вот перепалок с Пьером.

– Анжелика? – медленно повторил Пьер. Его оскал исчез, глаза расширились. – Моя маленькая сестричка Анжелика?

– Да, – ответила она, поворачиваясь к нему лицом. Что-то внутри девушки протестовало против того, как он ее назвал. Она уже давно выросла. И она не была ему сестрой – хотя едва не стала его невесткой.

– Поверить не могу. – На этот раз он рассматривал ее дольше и внимательнее – от лица до босой ноги, выглянувшей из-под грязного подола платья.

Она так и не умылась, а на юбке до сих пор сохла грязь из курятника, распространяя вполне узнаваемый запах.

Анжелика сжалась от стыда. Ей стоило бы почиститься или хотя бы сменить грязную юбку на другую.

Но с прошлой весны, когда Тереза отметила свое восемнадцатилетие и Эбенезер выдал ее замуж за первого попавшегося торговца, согласившегося заплатить назначенный выкуп, Анжелика прилагала все усилия, чтобы скрыть любой намек на собственную привлекательность.

Ей было невыносимо думать, что Эбенезер продаст и ее, особенно теперь, когда брачный договор с Жаном уже ничего для него не значит. И, поскольку ей недавно исполнилось восемнадцать, он наверняка скоро начнет подыскивать для нее мужа.

А кому еще она может приглянуться – бедная и необразованная, – если не торговцу? Мысль о том, что придется выйти замуж за торговца мехом, была для нее просто невыносима. Поэтому она решила, что самый безопасный способ дождаться конца войны и как-то справиться с Эбенезером – сделать себя настолько непривлекательной, чтобы ни один мужчина на нее не польстился.

Анжелика искренне надеялась дождаться мира, дождаться того момента, когда Жан вернется домой и она сможет наконец выйти за него замуж.

– Ты выросла, – сказал Пьер.

Враждебность, раньше горевшая в его глазах, исчезла. Теперь они излучали жалость, от которой щеки Анжелики вспыхнули, как от пощечин. За последние несколько лет она часто бывала объектом чужой жалости – как, к примеру, той привлекательной леди на берегу этим утром, – но ничья жалость не жалила ее так больно, как жалость Пьера.

– Анжелика превратилась в милую юную женщину, правда? – сказала Мириам.

– Она изменилась настолько, что я ее не узнал. – Пьер избегал встречаться с Анжеликой взглядом, и это удавалось ему так же, как избежать прямого ответа на вопрос матери.

Лицо Анжелики горело. Она, конечно, не ожидала, что он согласится со словами Мириам и назовет ее милой, но в глубине души ей очень хотелось, чтобы он скучал по ней так же сильно, как она скучала по нему.

А правда оказалась иной: он не узнал ее при встрече и наверняка был слишком занят, чтобы хоть раз вспомнить о ней за время своего отсутствия.

– Анжелика была для меня даром Божьим, – добавила Мириам, улыбаясь в ее направлении. – Не знаю, как бы я без нее пережила эту зиму.

При этих словах Пьер снова на нее посмотрел, на этот раз с интересом.

– Она мое благословение свыше. – Мириам, шаркая ногами, медленно двинулась к ней, вытянув руки перед собой. – Я каждый день благодарю за нее Господа.

Анжелика потянулась к ее рукам и тут же оказалась в объятиях старой женщины.

– И ты мое благословение, – прошептала она. – Но сейчас мне пора бежать домой. Пока меня не хватились.

Неважно, что подумает Пьер, сказала себе Анжелика, отпуская руки Мириам и шагая прочь из дома. Совершенно неважны его мысли.

Она обещала себя Жану. И из писем, которые он присылал, она знала, что Жан думает о ней каждый день и скучает. Когда он вернется, Анжелика сможет раз и навсегда очиститься от грязи. Она выйдет за него замуж и наконец сможет начать жить, как они и планировали.

Мнение Пьера совершенно неважно. Он все равно сбежит до конца недели. Но в этот раз она сделает так, чтобы он не унес с собой еще частичку ее сердца.

Анжелика осторожно приоткрыла заднюю дверь таверны, задержав дыхание и молясь про себя, чтобы Эбенезер до сих пор был на берегу. Она не хотела задерживаться у Мириам. Если бы только там не оказалось Пьера! Если бы он не опустился на колени перед Мириам, принося ей самое искреннее и теплое извинение из всех, что Анжелика когда-либо слышала! Если бы он только не вернулся на остров! Тогда, возможно, она не дрожала бы всем телом в замешательстве от того, какие чувства при виде Пьера проснулись в ней.

Она толкнула дверь и шагнула в темную кухню, где не гудел привычный огонь. В столовой за кухней гремел смех и песни людей, которые решили остановиться на постоялом дворе и впервые за год поспать в настоящей постели.

Возможно, Эбенезер до сих пор, как обычно, понемногу ворует у своих покупателей. Как бы то ни было, Анжелика тихонько вздохнула, радуясь, что на кухне никого нет. Она закрыла за собой дверь и на цыпочках двинулась мимо нескольких бочек с провизией, которые Эбенезер успел купить с одного из прибывших кораблей.

Господь помог ей пережить еще одну зиму. Голодные дни остались в прошлом. По крайней мере, на время.

Чуть раньше, на берегу, все говорили о том, что нападение американцев неизбежно, что американский флот уже на пути сюда и наверняка попытается отбить остров.

Анжелика не знала, радоваться ей этим новостям или волноваться. В последний раз, когда американцы приплыли в северные воды Великих озер, они устроили блокаду, которая не позволяла английским кораблям поставлять грузы на Мичилимакинак.