Договорившись с мадам Бурнас о цене, Эмили повезла его отпраздновать это событие в Гассен. Они заняли столик, и Антон, подперев рукой голову, окинул взглядом удивительной красоты пейзаж, открывающийся с вершины холма.

– Как не хочется уезжать отсюда, – с грустью сказал он. – Мои родные места…

– А зачем тебе уезжать? – спросила Эмили, когда отошел официант, принесший каждому по пышущему жаром ломтю сырного пирога.

Антон обратил на нее взгляд огромных голубых глаз.

– Потому что мама умирает. И когда это случится, меня отправят к тете в Грасс.

– Антон, – Эмили, потянувшись через стол, сжала ему плечо. – Нельзя сдаваться. Давай надеяться, что мама скоро поправится!

– Нет, уже нет. Я же вижу. Вы все очень добры… Делаете вид… но я знаю правду вот здесь, – и он стукнул себя кулаком в грудь. – Только я не очень люблю тетю и кузенов. Они интересуются только футболом и смеются надо мной, что я люблю читать и учиться.

– Попробуй пока не думать об этом. Но если самое худшее все-таки произойдет, – впервые в разговоре с ним Эмили допустила такую возможность, – я уверена, найдутся и другие способы решить эту проблему.

– Хорошо бы, – тихо ответил мальчик.

Несколько дней спустя Эмили перебралась в «домик посреди виноградника». Антон с охотой ей помогал. Он стал ее тенью, особенно теперь, когда Марго, которой становилось все хуже, решила избавить сына от вида своих страданий и попросила не навещать ее каждый день. Ей кололи столько обезболивающих, что она почти не выходила из полусна. Теперь уже все понимали, что конец близок.

– А вы не будете против, если я иногда стану заскакивать к вам на велосипеде? – спросил Антон, глядя, как Эмили подключает свой лэптоп, чтобы убедиться, работает ли Интернет.

– Не буду я против, Антон, конечно, не буду! – рассмеялась она. – А вот ты не будешь против, если мы сейчас выпьем чаю?

Позже в тот вечер, благополучно доставив Антона к Жаку и Жану, Эмили снова вернулась к компьютеру проверить почту. Она боялась получить письмо от Себастьяна, однако напрасно. На экране высветилось имя Алекса.


Кому: edlmartinieres@orange.fr

От: aecarraters@blackhall.co.uk


Милая Эм!

В надежде, что ты здорова, а Франция тебе словно бальзам на душу, спешу сообщить последние события – и как минимум позабавить тебя.

Себастьян примчался спустя несколько часов после того, как ты уехала, пыхтя и негодуя, что произошла какая-то трагическая ошибка. (Меня так и подмывало сообщить ему между делом, что подозрения твои разожгла не одна только исповедь его любовницы, но и вид его белья, раскиданного по спальне, которую он делил с ней, – однако я воздержался.) Он спросил, где ты. Разумеется, я изобразил неведение, сказав, что, кажется, слышал, как рано утром отъехала машина.

Он пробормотал что-то вроде «перебесится и вернется», а потом убрался к себе. Некоторое время все было тихо, затем вдруг раздался крик и топот его ног по направлению к моей двери. Поняв, в чем причина визита, я мысленно натянул на себя пуленепробиваемый жилет. Себастьян ворвался ко мне с вопросом, кто лазил в его сейф и украл его книгу.

– О какой книге речь? – не понял я.

– О той, которую ты мне давал!

– Ага, – кивнул я, – так значит, речь о моей книге? Но ты, кажется, говорил мне, что сунул ее куда-то и не можешь найти. Я совсем про нее забыл… Так, значит, ты все-таки знал, где она, все это время?

Эмили, видела бы ты его лицо! Он запутался в собственном вранье!

После того – и я не шучу – он устроил обыск, обвиняя меня в том, что книгу взял я. И хватило наглости, учитывая, что книга-то принадлежит мне! Перевернув вверх дном все комнаты – бедная Джо, ей пришлось потом убираться, очень была озадачена, – он решил подобраться ко мне с другой стороны.

– Послушай, Алекс, – сказал он с наигранной искренностью, к которой прибегают, когда нужно навешать лапши на уши. – Я давно собирался тебе рассказать, но сначала хотел сам окончательно во всем убедиться. Так вот, я узнал недавно, что эта книга очень ценная.

– Да ты что! – изумился я.

– Да, очень ценная, и это чистая правда.

– Ну разве я не счастливчик? И сколько же она стоит?

– Около полумиллиона фунтов, – сказал он. (Ха!) В общем, если книга все-таки попадет мне в руки, я должен непременно ее приберечь, потому что – для убедительности он наклонился ко мне поближе, – есть такой шанс, что он знает, как превратить эти полмиллиона в миллион!

– И как же такое возможно? – говорю я.

И он сообщает, что эта книга – второй том двухтомника, и если найти первый, чем он сейчас как раз занимается, и уже близок к цели, то два тома вместе стоят гораздо, гораздо больше. И, значит, если он раздобудет первый том, то, может быть, мы договоримся, поскольку мы братья – добрые, честные и любящие, и у нас должно быть все пополам! – соединить оба тома в одно целое и разделить выигрыш?

Я киваю и всячески изображаю внимание, а потом говорю:

– Все это, Себастьян, чудесно, только есть проблема: книги у меня нет. Я не крал у тебя мою собственность и понятия не имею, где она может быть. Так что давай подумаем, кто бы мог ее взять?..

Мы оба сидим в глубоком раздумье. Я на него поглядываю, и наконец до него доходит, а я киваю с таким видом, будто пришел к тому же умозаключению.

– Эмили!

– Определенно она, – соглашаюсь я.

Он вскакивает и начинает маниакально кружить по комнате, не понимая, как, черт возьми, ты смогла об этом узнать. И, вообще говоря, раз ты украла это у нас, то тогда ему – то есть мне, быстро поправился он, – мне следует немедленно обратиться в полицию. На это я указываю, что если это действительно ты, то тогда факт воровства не докажешь, ведь на обороте обложки – подпись твоего отца! Это его на время заткнуло, но потом он обернулся ко мне с улыбкой.

– Но, Алекс, у тебя же есть бабушкино письмо, в котором она завещает книгу тебе!

Крайне любопытно то, милая Эм, что я, насколько могу припомнить, отнюдь не показывал брату письма, которое бабушкин поверенный вручил мне, когда я вернулся домой.

– Письмо? – переспросил я. – Какое письмо?

– Ну, то, в котором, как ты мне сказал, бабушка писала, что оставляет книгу тебе.

– А, да… – Я почесал голову, вроде смутно припоминая. – Да вроде бы я его порвал.

В этот момент его лицо искажается от ярости. Он одаривает меня взглядом – не взгляд это был, а смертельный выстрел! – и, хлопнув дверью, уходит.

До меня доходит, что взбесившийся Себастьян опасен больше обычного, и я решаюсь принять меры, которые, милая Эм, учитывая, что повод – всего лишь пропавшая книга, могут выглядеть несколько чрезмерными, и тем не менее. Я вызвал слесаря. Сегодня он прибыл и, так сказать, задраил мне люки. Теперь я сижу за такими суперсовременными засовами и замками, каких удостоена разве что «Мона Лиза». Также установил интерком и на внешней двери, и на внутренней. Звучит устрашающе, но хочется спокойно спать по ночам.

А сегодня после обеда Себастьян, не простившись, куда-то уехал. С одной стороны, это неплохо, потому что удалось без помех установить все мои замки и запоры, – плохо же то, что, во-первых, система безопасности еще не проверена, и я чувствую себя как дурак, выбросивший деньги на ветер, а во-вторых, боюсь, что Себастьян отправился к тебе во Францию.

Милая Эм, я не знаю, каковы твои обстоятельства и где ты сейчас, и, не исключено, что нагнетаю атмосферу (это я потому, что за тебя беспокоюсь), но известно ли ему, где именно хранятся твои книги? Думаю, он планирует еще порыться в них. И поскольку именно он вел все деловые переговоры, и все знают, что он твой муж, он легко получит доступ к имуществу, если того пожелает. И еще у меня к тебе просьба: если он объявится во Франции и попытается тебя увидеть, ни в коем случае не встречайся с ним один на один, ладно?

Наверное, я перегибаю палку – мы оба знаем, что Себастьян не склонен к жестокости, за исключением жестокости по отношению ко мне, – но прошу тебя: будь осторожнее. Речь об огромных деньгах.

И еще… все эти братские забавы побудили меня призадуматься, как жить дальше. Что-то, наверное, затронуло меня в те минуты, когда ты читала вслух прощальное бабушкино письмо, но, в общем, я пришел к некоторым важным решениям. Когда-нибудь я обязательно поделюсь ими с тобой – но не сейчас. Тебе и без того есть о чем подумать.

Кстати, официально заявляю, что книга принадлежит тебе. Прошу только, если сумеешь найти первый том, с обоими поступай как знаешь, – уверяю тебя, деньги мне не нужны. К счастью, мои новые приемные «детки» в данный момент ведут себя замечательно.

Надеюсь, ты ответишь на это письмо, – и потому, что я должен знать, что ты его получила и предупреждена насчет Себастьяна, и потому, что мне хочется, чтобы ты мне написала.

В доме без тебя так тихо!

С любовью,Алекс. Х

Перечитав сообщение еще раз, Эмили схватилась за мобильный и сделала два звонка. Один – в складскую компанию, с указанием, что, поскольку она разводится, ни под каким видом не следует подпускать ее бывшего мужа к вещам, вывезенным из шато, и особенно к книгам. А второй – Жану, с просьбой, если нагрянет Себастьян, сказать ему, что она тут не объявлялась.

– Да это я, Эмили, в общем-то, уже понял, – ответил ей проницательный Жан.

После того она принялась за ответ Алексу. Не жалея слов, поблагодарила за заботу, извинилась, что не ответила сразу, сообщила, что Себастьян пока в Гассене не появлялся. Добавила, что ей не терпится услышать про его планы на будущее, и подписалась так же, как он, «с любовью», и тоже поставила крестик, означающий поцелуй.

Уже стемнело. Эмили налила себе стакан вина и принялась беспокойно ходить вокруг домика. Алекс тревожится о ней, но и она беспокоится, как он. Что, если Себастьян вернется в Блэкмур-Холл и, несмотря на интеркомы, засовы и запоры, ворвется к Алексу? Нет, прекрати, одернула она себя. Алекс – всего лишь брат ее бывшего мужа, она за него не отвечает. Но… Нет, не в том дело. Она по нему скучает, вот в чем! Его ей недостает! И он ей дорог так же, как, похоже, она дорога ему…

И она застыла на месте, словно наткнувшись на невидимое препятствие, когда в памяти всплыли вдруг слова Жана: «Может, ты не за того брата вышла?»

Глава 34

Два дня спустя ей позвонил Жан.

– Плохие новости, Эмили. Марго скончалась сегодня утром. Не знаю, как сказать об этом Антону. Он молодчина, конечно, но…

– Я сейчас приду, – ответила Эмили.


– Антон пошел прогуляться по винограднику, – встретил ее Жан у порога. – Сказал, хочет побыть один.

– Он уже знает?

– Да, и принял известие спокойно. Я позвонил его тетке в Грасс, она сказала, что готова принять его, но, кажется, ему эта идея не по душе.

– Понятно. Мы все должны сделать, чтобы помочь ему, – вздохнула она.

– Он очень привязан к тебе, Эмили, – тихо сказал Жан.

– А я к нему. Конечно, на время я могу его взять, но…

– Я понимаю, – кивнул Жан.

– Пойду к нему, – смущенно пробормотала Эмили и задалась вопросом, что, собственно, она имела в виду под этим «но», когда говорила сейчас с Жаном. Она богатая одинокая женщина, у нее огромный дом и в настоящий момент куча свободного времени, которое она вполне может уделить осиротевшему мальчику. Кроме того, этот мальчик в последнее время становится ей все более дорог. Сомнительно, чтобы она вышла замуж еще раз. И, разумеется, своих детей у нее никогда не будет.

И все-таки Эмили понимала, что скрывалось за тем «но». Скрывался страх. Она боялась ответственности за существо, которое будет от нее зависеть, нуждаться в ней. Интересы этого существа отныне надо будет учитывать в первую очередь, прежде своих. Полная противоположность тому, как обращалась с ней ее мать. Что, если она станет такой же?

Ужас.

– Я ему нужна, этому мальчику, я ему нужна…

По силам ли ей такая задача?

Конечно, по силам, ответила себе Эмили. Она ведь не в мать – в отца, так говорят все, в один голос. И папа не раз говорил, что радость, когда ты нужен кому-то, куда сильнее, чем когда ты получаешь внимание того, кто нужен тебе.

И, ища его взглядом среди виноградных лоз, Эмили поняла вдруг, что если Антон захочет остаться с ней, она будет рада.

Вот он! Стоит, смотрит вниз, на шато, плечи опущены – воплощение скорби. Ее сердце накрыла волна материнской любви. Решение было принято. Она пошла к нему, распахнув для объятия руки.

Заслышав ее шаги, он обернулся и смахнул рукой слезы.

– Антон, милый Антон! – обняла Эмили мальчика, и тот не сразу, но все-таки ответил ей на объятие. Так они стояли и плакали, голова к голове. А когда Антон выплакался, она своим носовым платком утерла щеки и себе, и ему.

– У меня нет слов, чтобы утешить тебя, Антон. Я знаю, как сильно ты любил маму.