Наконец, я дождалась Тома и встретила его так, как будто он был не просто моим единственным другом в этом городе, но другом старинным и верным. Мне не казалось, что, подобно большинству местных жителей, он был обязан городу какой-нибудь благоприобретенной странностью своего характера. Подобно мне, он бежал из крупного города в маленький и, судя по всему, тоже был рад, что встретил меня. В кузове он привез готовые полки и банки с краской.

— Не смогли удержаться, — сказала я. — Неужели у вас совсем нет силы воли?

— Я подумал, что пока я буду навешивать полки, вы нанесете грунтовку.

— А вы добавите стоимость краски к своему счету?

— За краску я не возьму с вас ничего, Джеки. Вас ведь вполне устраивала ваша стена. Конечно, если вы все-таки пожелаете заплатить за краску, вот квитанция.

— Пожелаю, — сказала я, втайне порадовавшись своей победе. Не прозвучит ли это слишком цинично, если я скажу, что доброта посторонних людей мне внове? Друзья, о которых я много думала, которым помогала, конечно, не в счет… но посторонние?! Правда, Том ни одной минуты нашего с ним короткого знакомства не казался мне посторонним…

Мы работали весело и слаженно. И я немного расспрашивала его о городских жителях, о ремонте, который затевала, о нем самом. Я хотела знать, что выгнало его из Лос-Анджелеса.

— Прежде всего то, что там люди не доверяют друг другу. И, собственно говоря, правильно делают. Разве в условиях растущей преступности, повальной развращенности нравов и холодного расчета как движущей силы всякого интереса им остается что-нибудь иное? Я не хочу, чтобы меня приняли за новоиспеченного гуру, но здесь, в горах, вы всегда знаете, с кем имеете дело: с порядочным человеком, с безвредным чудаком или негодяем. Негодяи встречаются довольно редко, но все же встречаются. У нас есть кучка драчунов и хулиганов, любителей повздорить, погонять наперегонки и хорошенько набраться. Их главная цель состоит в том, чтобы не позволить тюремным койкам подолгу пустовать. А Роберта и Гарри, Трумены, Андерсоны, Талли и Роллингсы — это наша гордость. Честные, трудолюбивые люди.

Он говорил и одновременно сплачивал готовые части. Потом поднял голову, чтобы взглянуть на меня. Я усердно загрунтовывала стену.

— А что вы можете сказать о себе? — спросил он.

— О себе?.. — Я на миг задумалась. Что ответить? Хотя я много раз репетировала, мне трудно было выдать то, что я заготовила. Я уже говорила, что не люблю лгать. Я, конечно, могу не говорить всей правды, но трудно решить, где граница… Я чувствовала, что с Томом будет нелегко вовремя остановиться.

— Мне было одиноко, — продолжала я со вздохом. — Я ведь в семье единственный ребенок. Несколько лет назад моя мать умерла. Отец страдал закупоркой артерий и его пришлось поместить в лечебницу. Он потерял чувство реальности и требовал неусыпного надзора. Сперва склероз, потом болезнь Альцхаймера… Когда он умер, меня больше ничего не держало в Лос-Анджелесе, мне не хотелось в нем оставаться и как ни в чем не бывало продолжать заниматься своей работой…

— Странно, почему вы не вышли замуж?

— Ничего странного, — отрезала я весьма агрессивно. Правда, тут же мне захотелось отшутиться. — Ничего странного, если представить себе все сложности юридической школы и адвокатской практики. И, кроме того, мой возраст. Тем не менее, два раза я была близка к этому, но замужество требует времени и энергии. — Отвечая таким образом, я не лгала. Я просто аккуратно уклонялась в сторону.

— Наверное, многие ваши друзья остались в Лос-Анджелесе. Вы долго без них не протяните.

— Я заведу себе новых, — сказала я с тоской. Кое-кого мне начинало страшно недоставать. Причем, в равной мере и тех, кто навсегда ушел из моей жизни, и тех, с кем мы расстались по своей воле. Смерть и развод могут совершенно раздавить безвольного человека. Тот, кто покрепче, выстоит, но и ему будет чертовски необходимо переменить обстановку. Мое одиночество было отмечено признаками и того, и другого…

— Пусть я получу огромный счет за телефон, пока не появятся новые друзья… Но я надеюсь, что в разгар лыжного сезона мне скучно не будет. Раз уж я здесь, я решила научиться хорошо кататься…

— Кто мог бы быть вашим другом? — спросил он.

— Что вы имеете в виду? — искренне не поняла я.

— Ну, кого вы предпочитаете: адвокатов, полицейских, судей? — Он, конечно, не мог знать, сколь смешно прозвучал его вопрос — особенно после моего знакомства с Бадом Уилкоксом.

— Трудно сказать, хотя среди моих приятелей были и адвокаты, и полицейские… Моя ближайшая подруга Челси — домашняя хозяйка и мать двоих детей. Есть еще Барб, представляющая военно-морские силы, одна школьная учительница. Дженис, секретарша в моем старом офисе, одна актриса и фотомодель.

— А детей вы любите?

Я пожала плечами и отвела взгляд. Пока я не была готова делиться этим.

— Друзьям, у которых есть дети, я завидую. А мой удел — тяжелая и беспокойная работа. Так, наверное. Мне тридцать семь лет, и я не хочу заводить семьи.

Майкл Александр не был моим единственным мужчиной. Перед тем как умер Шеффи, я познакомилась со славным малым по имени Брюс. Он работал страховым агентом и специализировался в индустрии развлечений. С Шеффи они стали друзьями. Мы встречались полгода и уже начали всерьез подумывать о женитьбе, когда на нас обрушилось это несчастье. В самые черные мои дни Брюс нежно и внимательно поддерживал меня. Мы в равной мере переживали утрату: Брюс успел полюбить Шеффи. Но все-таки наша связь оборвалась. Никто не виноват в этом, просто сама моя тоскливая жизнь стала непреодолимым препятствием к браку. Я не держала Брюса, и когда он захотел расстаться, мы расстались. Временами он объявлялся, чтобы узнать, как я поживаю. Ему была нужна другая женщина, которая не только сделала бы счастливым его, но и сама была бы счастлива с ним. А я не знала, что это такое — счастье.

Воспоминания о Брюсе нагнали на меня печаль. Все могло сложиться иначе, если бы я вернулась к жизни прежде, чем он успел куда-то переехать.

Наверное, я довольно долго пребывала в состоянии сна наяву, потому что Том осторожно заметил:

— И теперь вы здесь…

— Ну да. Простите, но ваши вопросы разбудили печальные воспоминания. Я не хотела бы грустить в Коульмене, но ваши вопросы… Я вспомнила друзей, которые остались там… Но почему бы не поговорить о вас: вам посчастливилось сделать правильный выбор?

— Жаловаться мне не на что, — сказал Том. — Впрочем, кое-кто сам выбрал меня, но и я делал все, что было в моих силах.

— Много у вас здесь друзей?

— Все мои друзья — это не более чем знакомые. Я здесь четыре года, но я по-прежнему приезжий.

— Звучит не очень обнадеживающе.

Он многозначительно улыбнулся, и именно в этот момент я подумала, что мы с Томом едва ли ограничимся простой дружбой.

— Зато новые приезжие выглядят весьма многообещающе, — сказал он.

Вечером я выписала ему чек и с удовлетворением оглядела преобразившуюся гостиную. Книги, безделушки, проигрыватель заняли места на полках. Над диваном я повесила свою любимую картину, которая, к счастью, не пострадала при переезде. Как хорошо, что мне не пришлось возиться с молотком и отвертками. Я с наслаждением прихлебывала белое вино и, откинувшись на диване, слушала любимую музыку. Давно у меня не было такого хорошего дня. Перестановка определенно пошла мне на пользу. Спала я спокойно, а на следующий день Том неожиданно опять появился у меня на пороге.

— Я хотел вначале позвонить, — сказал он, извиняясь. — Но оказалось, что у меня нет вашего домашнего телефона. Все-таки я решил остановиться и зайти. Очень хотелось посмотреть, что получится, когда вы расставите вещи по местам.

— Ничего, заходите, — успокоила я его, дивясь, до какой же степени одиночества я, должно быть, дошла. Терпеть не могу незапланированных посещений и, думаю, не без оснований: вспомните вторжение полицейского в мою ванную, описанное на первых страницах. Но на этот раз меня порадовало, что Том поддался голосу чувства.

Когда мы насладились осмотром стены и полок, я пригласила его подняться на второй этаж и взглянуть на другие комнаты, которые собиралась переделать. Было очевидно, что верхнюю ванную мне в одиночку не осилить: кафель почти везде был отбит или попорчен. Я хотела заменить рамы на окнах, удалить многослойную мерзость, скрывавшую от глаз прекрасный деревянный пол. Мне нужны были новые двери для стенных шкафов с вентиляционными прорезями.

Часа три Том прилежно выслушивал мои пожелания и временами добавлял что-нибудь от себя, а потом мы вместе отправились перекусить. Казалось, Том был знаком со всеми. Я начала осознавать разницу между старожилом, приезжим и новичком. Местные жители — служащие на бензоколонке, официанты и прочее — приветствовали нас, когда мы шли вдоль дороги, но это была простая вежливость, далекая от какой-либо близости. Он нравился людям, но он не был одним из них. Зато нас с ним это сближало. Тем более, что мне так не хватало друга. При всей моей любви к независимости, в одиночестве я ослабевала.

Мы договорились, что следующие выходные посвятим освобождению ванной от негодного кафеля.

— Это не нарушает ваши планы? — поинтересовалась я. — Может быть, я посягаю на вашу светскую жизнь?

Он рассмеялся весьма обнадеживающе. В его глазах не было откровенного влечения, но что-то за их блеском, безусловно, скрывалось.

— Джеки, — сказал он. — Это моя светская жизнь.

— В том-то и дело. Ваше положение отличается от моего.

— Вполне возможно.

Всю неделю я ничего о нем не слышала. Пару раз я подумывала о том, чтобы позвонить ему, но вместо этого решила расспросить Роберту. Кажется, это случилось в четверг, когда суббота уже была на носу.

— Вы можете что-нибудь сказать мне о Томе Уоле? — спросила я напрямик, как истинный адвокат.

— Зачем вы спрашиваете?

— Он помогает мне по ремонту. И в эту субботу собирается заняться ванной…

— Ну и что же? Что вам нужно о нем знать?

— Все, что знаете вы сами.

— Это слишком расплывчато. Пожалуйста, уточните, — сказала она, не отрываясь от дел.

— Уточнить — ради Бога. Вы доверили бы ему менять у вас кафель?

— Да, — ответила Роберта без тени улыбки.

— Господи, Роберта, из вас приходится вытягивать каждое слово. Наверное, когда-то он просил вас быть его адвокатом.

— Да, он намеревался возбудить иск против штата Калифорния. Это превосходило мои возможности, и он отказался от своего плана.

Донельзя заинтригованная, я невольно опустилась на ближний стул.

— Как? — только и смогла я выдавить из себя.

— Не вижу причин обсуждать это с вами, — продолжала Роберта в том же духе.

— Зато я вижу. Пожалуйста, не скрывайте от меня ничего.

Хотя меня уже давно возмущала манера Роберты, я понимала, что если я собираюсь работать вместе с ней и для нее, я должна быть такой же твердой, как и она. В конце концов, это была ее контора и никакой речи о компаньонстве между нами не было. Незачем самой ставить себя в затруднительное положение. Либо мне будут доверять, либо нет. Но тогда моя работа здесь не состоится.

— Я думаю, будет лучше, если вы его сами обо всем расспросите. Но имейте в виду, что дело еще не закрыто.

— Позвольте мне быть откровенной, — сказала я, и она наконец оторвалась от своих бумаг и даже сняла очки.

— Веселенькое предложение, — ответила она.

Я воздела глаза к горе, чтобы показать всю безмерность своего раздражения.

— Я провела с Томом столько времени, как ни с кем в этом городе. И мне хорошо с ним. Если он приходит работать у меня дома, мы и после работы расстаемся не сразу. Я думаю, он скоро пригласит меня к себе. Я не ищу свиданий и мне ни к чему серьезные отношения, но он производит впечатление неплохого парня, а вы знаете всех местных насильников. Не откажите мне в чисто материнском совете.

— Боже, — пробормотала она. — Послушайте, не годится мне давать советы молодым женщинам относительно свиданий… Я родилась женой Гарри. С Томом все в порядке. Здесь он, насколько мне известно, ни в чем не замешан, и я с чистым сердцем рекомендую его как прекрасного плотника. Если бы я была на вашем месте, я, наверное, с удовольствием встречалась бы с ним. Но, на мой взгляд, он слишком озабочен своими личными обстоятельствами, чтобы всерьез подумывать о свидании.

— И что это за обстоятельства?

— Опасная материя, Джеки, — ответила она тихо и, судя по всему, искренне. — Я стараюсь держаться подальше от людей, прошедших через мясорубку, а этот бедный парень перенес больше, чем нужно. По профессии он психолог, работал в департаменте общественных учреждений Лос-Анджелеса. Впрочем, это было давно, и я не думаю, что ваши пути могли где-то пересекаться. Когда ему было тридцать — лет десять-двенадцать назад — он был назначен судом для консультации в деле об убийстве. Том показал, что подозреваемый психически полноценен и способен отвечать по всей строгости закона. Однако его заключение было отвергнуто судом и показаниями свидетеля защиты. Предполагаемый убийца был помещен не в тюрьму, а в лечебницу и стал угрожать Тому и его семье. В один из вечеров, когда Тома не было дома, его жена и дочь были убиты.