Пока Волков расплачивался с таксистом, Тимур выбрался из машины и помог выйти мне. Полы норковой шубы разошлись. Холодный зимний ветер проник под тонкую юбку и обжег истекающую влагой промежность. Я тихонечко застонала и нелепо покачнулась на каблуках. Тимур подхватил меня за руку.

— Пойдем! — скомандовал Ян, открывая перед нами подъездную дверь. Лишь в тот момент я осознала, что мы приехали к Волковым.

— Постой, но… Как же Тина? — опомнилась я.

— Хочешь, чтобы она к нам присоединилась? — оскалился Тимур.

— Ее здесь нет. Я же тебе сказал, — глядя лишь на меня, ответил Ян.

Облегчение, которое я испытала, было таким неправильным… Но таким сладким. Я зажмурилась, проходя в лифт. Сердце колотилось от предвкушения. Впервые за очень долгое время я чувствовала себя такой желанной. Настолько уверенной в своих женских чарах и привлекательности. Эти два сильных мужчины готовы были биться из-за меня. Готовы были наступить на горло собственной песне, ревности и собственническим инстинктам. Они, как дикие, смертельно опасные звери, решили устроить передо мной показательные выступления. Оставляя за самкой исконное право выбора. И, черт его все дери, мне это нравилось.

Пока нравилось, да… О том, что будет потом, я старалась не думать.

В лифте мыне касались друг друга. Просто потому, что так было безопаснее. Вряд ли бы мы могли остановиться. А вот лифт мог. На любом из этажей, если бы его вызвали. Но когда за нами захлопнулась дверь в квартиру Яна… нас уже ничего не могло остановить. Ничего…

Я попятилась в гостиную. Они наступали.

— Ты идешь в правильном направлении, Белоснежка.

Воздух стал вязким, в груди свело от удушья. Во мне, кажется, дрожала каждая клетка, каждый натянутый нерв. Я споткнулась о край толстого ковра и чуть не упала. Устояла каким-то чудом и вновь попятилась.

— У тебя очень красивое платье, милая. Но тебе оно не понадобится. Сними…

В глазах Тимура закручивался ураган. Властные нотки в его голосе царапали мою кожу. Я сглотнула и перевела взгляд на Яна. Который уже расстегивал рубашку. Он выгнул бровь. Будто чужие руки дернули молнию. Я стащила платье через голову, но, так и не выпустив из рук, прижала его к груди. Ян подошел ближе, потянул за ткань:

Он прав. Оно тебе не понадобится.

Пальцы разжались. Волков небрежно бросил платье на спинку стула и вновь отошел на шаг. Прошелся ленивым взглядом по моему телу. Дернул ремень, ширинку. Переступил через упавшие брюки и первым из нас опустился на кровать. Я нерешительно оглянулась на Тима.

— Думаю, он опять хочет тебя вылизать. Ты ведь хочешь, а, Волков? — усмехнулся Тимур, ослабляя узел галстука и стаскивая его через голову. Томно опущенные веки Яна говорили, что он не прочь… На дрожащих ногах я подошла ближе. Взобралась на кровать, перекинула ногу и замерла, застыв промежностью прямо над его ртом. Он осторожно отвел в сторону влажные трусики и лизнул меня. Я зажмурилась, откинула голову, до легкой боли прогибаясь в спине. Это было так хорошо… Так невозможно хорошо, господи… Скользящие движения языка, все эти пошлые звуки, с которыми Ян буквально меня пожирал. Я потерялась в происходящем и не поняла, в какой момент рядом с нами оказался Алмазов. Когда он успел опустить вниз чашечки лифчика, чтобы теперь, склонившись над моей грудью, вылизывать ее и кусать? Я всхлипнула. Ян всосал клитор. Тим прикусил сосок и оттянул. Это было остро, до боли, до сверкающих перед глазами точек.

— Не давай ей кончить! — повторил свои недавние слова Тим, отстранился от меня, а через секунду легонько потянул за волосы, заставляя меня изменить позу. Я оперлась на предплечья и замерла, не решаясь открыть глаза. Прислушиваясь к себе, к тому, что испытывала, когда Ян бесстыдно меня ласкал. Но вышибая из головы все мои мысли, губ коснулась теплая влажная плоть.

— Открой рот, Катя… Ты знаешь, что с этим парнем делать. Ты одна знаешь, правда?

Да. Наверное, было, хорошо, что теперь он это понимал… Я раскрыла рот, расслабила горло и потерялась… окончательно потерялось в том, что происходило. В какой-то момент Тим, громко выругавшись, оттолкнул меня, пережал пальцами член, не давая себе кончить. Я смотрела на него, как пьяная, не понимая, почему он лишил меня этого удовольствия. Но отвлекая от ненужных мыслей, сбоку материализовался Ян. Он поглаживал себя, будто предлагая мне, и я не смогла ему отказать.

Пока я ласкала Волкова, Тимур ласкал меня. Растягивал и готовил, и я, конечно же, понимала, к чему идет, но все равно не верила, что это случится.

— Отвлеки ее… — скомандовал Алмазов. Ян нехотя отстранился. Прожигая меня поплывшим взглядом, поднял и поцеловал. Тим надавил на поясницу, заставляя меня, насколько это возможно, прогнуться. Моя возбужденная грудь вдавилась в мощную грудь Волкова. Он застонал и набросился на мой рот с еще большим азартом. Почувствовав, как Тимур начинает болезненное проникновение, и захныкала.

— Отвлеки ее! — повторил Тимур и зашипел, когда мои мышцы протестующе сократились. Ян коснулся напряженного набухшего бугорка и принялся осторожно ласкать меня… уже по какому кругу. Алмазов углубился еще немного. Я всхлипнула, усилием воли заставляя мышцы подчиниться. Пот стекал по спине, и Тим слизывал его, заглушая рвущиеся из груди проклятья. Принимать его так было легче, чем Яна… Я понимала, почему Тимур выбрал позицию сзади. Так он меня щадил. Если этим словом вообще можно было назвать то, что происходило…

— Есть, — прошептал Тим мне в волосы. Поцеловал затылок, не шевелясь, давая время привыкнуть. Я, наконец, решилась открыть глаза и посмотреть на Яна. Он выглядел будто пьяный. Совершенно и абсолютно, невменяемый просто. Его щеки лихорадочно горели, по вискам катился пот, а пальцы, которыми он ласкал мой клитор, будто бы одеревенели. Он медленно, как под гипнозом, скользнул рукой вниз. К тому месту, где мы соединялись с мужем. Всхлипнул. Поднял дикий взгляд на меня и осторожно ввел один палец чуть выше. Теперь я чувствовала их обоих. Но мне даже страшно было представить, что будет, когда на смену пальцу придет… его объемный член.

— Ты и дальше будешь нас лапать, или займешься делом? — насмешливо спросил Алмазов. Я сглотнула, наблюдая за реакцией Волкова, и невольно поерзала. Он, как зачарованный, вытащил из меня палец и облизнулся. Лег, просунув ноги между наших с Тимуром ног, откинулся на руку, а второй провел по члену, размазывая выступившую смазку.

— Резинку не забудь, — снова подал голос Алмазов и бросил Яну сверкающий четырехугольник.

— Ты трахаешь ее без резинки.

— Я ее муж.

— Пока.

— Отсоси…

— Заткнитесь! Оба…

Я сместилась, потянув за собой Алмазова, быстро раскатала презерватив по стволу Яна и принялась медленно на него опускаться. За спиной выругался Тимур. И его понимала… Это было ужасно… Ужасно тесно, ужасно больно, ужасно сладко и ужасно порочно. Кажется, мое тело было не в силах справиться с такими объемами.

— Я погружаюсь, ты выходишь. Все ясно? — скомандовал Ян.

— Давай уже, — зло бросил Алмазов, но, тем не менее, стал медленно отступать.

Нам не сразу удалось найти ритм, но когда это случилось… Я просто растворилась во всем происходящем. Я хныкала и скулила, я целовала Тима, выворачивая шею, и царапала ногтями плечи Волкова. Я не помнила себя. Я забыла обо всех табу. Они двое во мне — слишком хорошо, чтобы быть правдой. И слишком плохо одновременно. Моя личность словно стиралась между этими мужчинами. Они сжигали меня в огне собственных комплексов, страхов и до конца не изученных чувств. Двигаясь все сильней… Безжалостно рвали ритм. Комната наполнялась животными хрипами, стонами, пошлыми звуками секса. Я была не в себе. Я словно оторвалась от земли и парила в сверкающем миллиардами звезд эфире. В то время как мое хрупкое тело в безжалостных жерновах амбиций двух сильных мужчин превращалось в мелкое кровавое крошево. Я кончила со звонким отчаянным криком. Он прокатился под потолком и смыл острые, как бритва, осколки того, что от меня еще оставалось. А потом меня просто не стало…

— Эй, Белоснежка, ты как? — прошептал мне в ухо Волков, на котором я лежала, распластавшись. Тимур уже перекатился и, устроившись на боку, целовал мою подрагивающую спину. А я… я раз за разом сглатывала. Обиду и страх… застрявшие в горле тошнотворным комом.

— Эй, ты куда?

— Мне нужно в душ.

Я выбралась из постели, ощущая, как по мне ползут два пристальных взгляда, и, не оборачиваясь, вышла из комнаты. Мне нужен был холодный душ, чтобы прийти в себя. И горячий, чтобы смыть случившееся. В теле сосредоточилась дергающая боль. Я закрыла глаза и сконцентрировалась на ней, чтобы не думать о боли душевной.

В дверь постучали, но я сделала вид, что ничего не слышу. Мне не хотелось ничего объяснять, говорить… Мне орать хотелось! Мне хотелось орать, спрашивая, за что они так с нами… Со мной.

— Катя! Ты слышишь? Открой немедленно дверь! — это Тимур или Ян? Мне было все равно. Все они, в конце концов, одинаковые…

Глава 24

Я вышла, лишь когда Тимур с Яном стали выламывать дверь. Незачем это все было. Хватит того, что я сама сломалась.

— Господи, ты как?

Тим даже не оделся. Стоял голый, схватив меня за руки, и шарил по лицу взглядом. Он жалел… Я видела, что он жалел о том, что случилось. Вся боль земли была написана на его лице. Тогда… зачем? Зачем он это сделал? Зачем смотрел в глаза Яна, поверх моего плеча, в меня кончая, что пытался доказать? Себе… мне… Волкову? Погружая меня в ад, на его самое глубокое дно погружая…

Я отвела взгляд от его посеревшего, как старая чертежная калька, лица и бросила устало:

— Вызови такси. Пожалуйста.

— Что?

— Вызови такси. Я не помню, куда сунула свой телефон.

Я оглянулась по сторонам, обнаружила сначала трусики, потом платье. Скинула полотенце на пол и принялась одеваться. Стеснение? Нет. Я его больше не знала. А вот другие чувства познала сполна. И я старалась держаться. Не упасть, не заплакать… Я делала все, чтобы вообще не думать о том, что произошло, но бессвязный поток навязчивых мыслей то и дело возвращал меня к вопросу, как… они… могли? И как я могла? Мне хотелось столько всего сказать… Мне хотелось кричать: за что… за что вы так со мной? И мне самой хотелось умолять о прощении.

Самым страшным было осознавать, что и моей вины здесь с избытком.

— Я поеду с тобой! — пробормотал Тим, отступая. Оглядываясь, как и я совсем недавно, в поисках сброшенной на пол одежды.

— Катя… — послышался голос Волкова.

— Не надо… — дернула я головой. — Не хочу об этом… Сейчас не хочу.

Он, наверное, видел, чувствовал мое состояние. Потому что больше не произнес ни слова. Лишь смотрел побитой собакой на то, как я одеваюсь. Лишь побитой собакой смотрел…

И только когда мы с Алмазовым уходили, задержал мою руку в своей:

— Мы поговорим, когда все уляжется.

Я кивнула, не имея сил его с ходу послать. Было так странно, что никто из них не понимал, а может, делал вид, что не понимает — ничего… абсолютно ничего уже не будет. Потому что меня самой… нет.

— Прости меня, — прошептал Тимур, когда мы с ним вышли в метель из подъезда.

— За что ты просишь прощения? Мне было хорошо. Если бы ты смотрел на меня, когда трахал, а не на Волкова, ты бы это понял.

— Не надо!

— Не надо что?

— Не надо стараться казаться сильнее, чем ты есть на самом деле, Катя! Я же вижу, что перешел черту. Дьявол все забери, я же вижу…

— Так ты этим был занят? Нащупыванием моих пределов?

Я оглянулась на Тимура. Он дышал, как загнанное животное, и так на меня смотрел… Так смотрел…. Мне бы стало жаль его. Но в моей душе этим чувствам не осталось места. Моя душа превратилась в ледяную арктическую пустыню.

Не знаю, возможно, если бы в тот момент Тим сказал что-то… хоть что-нибудь сказал, я бы не прошептала:

— Я хочу развода.

— Что? — он поперхнулся моими словами. Я видела… Как сереет, еще больше сереет его лицо. И получала от этого какое-то ненормальное садистское удовольствие. Закралась страшная мысль о том, что все, абсолютно все, на что я пошла, было никаким не лекарством. А ядом… Который я впрыснула в вены Алмазова, зная, что заставлю его помучиться так, как долгое время заставлял меня мучиться он. Своим невниманием… Своим предательством? Это было предательством, это было, мать его, предательством! Уже то, что он смотрел на других…

Я отвела взгляд. Не торопясь его реанимировать. И застыла, глядя в глаза собственному отражению в витрине натертой до блеска алкомаркета.

Кто ты, Катя? Я совершенно тебя не знаю… Не знаю и очень боюсь.

— Мы поговорим об этом дома. Все обсудим… И как-то решим, — бормотал Алмазов. Куда только делась его хваленая выдержка? Уверенность в себе и жесткость? Сейчас он напоминал мне маленького напуганного мальчика. Я не видела его таким даже после того, как мы узнали о том, что он болен.