В мое отсутствие виноградники и пресс для отжима оливкового масла сделали меня еще богаче, так что по денежной наличности я превзошел многие аристократические семейства Иерусалима. Я доверил ее своему другу Салмонидесу, который не старел с годами и всегда хранил трезвый ум. Он остался честным и верным мне, брал себе лишь то вознаграждение, которое ему полагалось. Так он накопил целое состояние. Когда я хвалил его, он возражал, что это я оказался проницательным, а он является лишь моим доверенным лицом. Как бы то ни было, я, Давид бен Иона, достигнув возраста, когда мужчины гордятся, если им удается завести небольшую лавку или рыбацкую лодку, прославился своим богатством и стал влиятельным человеком.

Будучи членом секты Бедняков, я отдавал значительную часть своего состояния многочисленному религиозному братству, которое не переставая стремительно разрасталось. Кроме Иакова и двенадцати, и другие сторонники сейчас проповедовали в городах и селах о грядущем Царстве и возвращении Мессии. И когда евреи повсюду видели мечи римлян и распятых зелотов, они душой чувствовали, что это действительно последние дни.

Итак, наши ряды росли, и вскоре уже насчитывали десятки тысяч.

И пока во многих домах соблюдалось причастие с хлебом и вином, пока все больше евреев стали креститься и принимать символ веры Нового Завета, мой друг и брат Саул все еще оставался в стороне.

Многие годы наших споров напомнили мне давние разговоры с Елеазаром в то время, когда Симон пытался убедить меня. А теперь я говорил с Саулом словами Симона, а его возражения напоминали речи Елеазара.

– Богу еще рано, – говорил Саул, – возрождать Царство Израиля. Ты превратно истолковал то, что читал в Книге Даниила. До времени, когда среди нас появится Мессия Израиля, еще очень далеко.

Тогда я цитировал ему из Книги пророка Исайи, из Книги Ездры и Книги плача Иеремии, считая верным свое толкование пророчеств.

– Но это ведь последние дни, мой брат Саул, и это видно повсюду. Вот-вот разразится буря.

Саул лишь качал головой. Точно так же было во времена Маккавеев, – ответил он. – Но Мессия так и не явился.

А я ответил: «Но это самые плохие времена».

Вот так мы спорили. Саул был хорошим раввином и в храме пользовался большим успехом. Он был набожным евреем и знал букву Закона лучше любого человека. Меня огорчало, что он не верил в возвращение нашего Мессии. И тогда наступит славный день, и Сион возродится снова.

Случилось так, что до нас дошла новость о пожаре в Риме, уничтожившем большую часть города и принесшем болезни и голод. Мы также узнали, что наш друг и брат Симон был казнен на арене по обвинению в поджоге Рима.

Мы, из секты Бедняков, собрались в доме Мириам, возносили молитвы, пели псалмы в память о человеке, когда-то бывшем лучшим другом Христа и первым признавшем его Мессией.

В ту ночь мы тоже молились, ибо знали, что смерть Симона, изменившего свое имя на Петра, и его друга Павла является лишь предвестником последних дней. Теперь, когда лучший друг Иешуа стал мучеником за его дело, как это раньше случилось со Стефаном, Иаковом и Зеведеем, наш Мессия должен вернуться к своему народу и вести его к победе над угнетателями.

Однако впереди нас ждали худшие времена.

Многие из секты Бедняков были зелотами. Они сейчас принялись вооружаться. Даже ессеи, в прошлом бывшие пацифистами, взялись за мечи, ибо верили, что близится сражение меж Светом и Тьмой.

Они говорили: «Мессия Израиля уже почти у ворот, и мы будем к этому готовы. Он ушел, дабы мы могли молиться и распространять эту весть. Но сейчас он в пути к городу и мы должны быть готовы сражаться за Сион».

Хотя я с этим не согласился и не взял в руки меч, я не отказал своим братьям в праве вооружаться. Ибо это были последние дни.

По иронии судьбы, Саул теперь носил меч, ибо слышал вести о восстаниях, охвативших всю Галилею и Сирию. От Данна до Бэер-Шевы евреи поднялись на борьбу с римским гнетом.

Весной следующего года прокуратор Гессий Флор осквернил сокровищницу храма.

У нас больше не было ни часу покоя.


Джуди смотрела на беспорядочный почерк и не могла вспомнить, читала ли она перевод. Бен с вечера до глубокой ночи разбирал арамейские письмена, и Джуди читала каждое слово, которое он записывал. Но теперь папирус закончился, была написана последняя строчка, и ей вдруг показалось, будто она впервые смотрит на эти листы бумаги.

Казалось, что Бен тоже в полном недоумении смотрит на то, что он только что написал. Его ручка застыла над страницей, рука была готова писать дальше. Но конец шестого фрагмента подошел так скоро, что они с Джуди чувствовали себя так, будто повисли в воздухе.

Прошло некоторое время, пока они не пробудились от состояния оцепенения, причем Джуди шевельнулась первой. Она вдруг почувствовала боль в спине, суставах и медленно изменила положение, в котором пребывала столь долго, взглянула на часы.

Было уже за полночь, и Джуди несколько минут разглядывала освещенный циферблат, прежде чем поняла, что она видит.

– Боже мой, – пробормотала она и с трудом пошевелилась. – Мы сидим здесь уже восемь часов! – Затем она взглянула на Бена.

Он все еще склонялся над фотографией, его тело застыло, будто в ожидании. Перо еще нависало над бумагой. Бен смотрел на последнюю строчку арамейского письма. Бисерные капли пота выступили у него на лбу и стекали по вискам на шею. От пота его рубашка промокла насквозь, а кожа стала необыкновенно белой.

– Бен, – тихо позвала Джуди. – Бен, все закончилось. Свиток закончился.

Когда он не откликнулся, она спокойно забрала у него ручку и решительно взяла его за руку.

– Бен? Ты слышишь меня?

Наконец он повернул голову. Карие глаза стали еще темней из-за того, что зрачки расширились до предела. Он смотрел глазами, которые ничего не видели и ни на что не реагировали. В его глазах собирались крохотные слезинки.

– Бен, ты смертельно устал. Мы сидим здесь уже восемь часов. Только взгляни на себя. Тебе надо прилечь.

Спустя мгновение, когда оцепенение начало рассеиваться, Бен с трудом сглотнул и сухим языком облизал губы.

– Я забыл, – хрипло сказал он. – Я забыл, как это было. Я забыл о том, сколь тяжкими были те дни.

– Да, они были тяжкими. Бен, пойдем со мной. Хотя он смог подняться, ему пришлось опираться на Джуди, чтобы устоять. Она обняла его рукой за талию и почувствовала, каким холодным и липким стало его тело. Джуди с трудом отвела его в гостиную. Она ласково уговорила его лечь на диван и опустить голову на подушку. Девушка села рядом, смотрела ему в лицо и осторожно вытирала с него пот.

– Остался только еще один свиток, – прошептала она. – Только еще один. Затем это кончится.

Бен закрыл глаза, с лица струился пот, стекая даже в уши. Из груди вырывался тихий звук, перешедший в громкие рыдания.

– Мы ждали Мессию, – плача, произнес он. – Мы ждали и ждали. Он сказал, что вернется. Он обещал…

– Бен…

– Я не Бен! – вдруг громко крикнул он и отшвырнул ее руку. – Я Давид бен Иона. К тому же я еврей. Мессия обязательно придет, и Сион непременно возродится, как предсказано в древних книгах.

Джуди застыла. Она пристально глядела на него и решила не поддаваться страху.

Спустя минуту Бен провел руками по лицу и пробормотал:

– Извини. Прости меня. Во всем виновато напряжение, я переутомился…

– Я знаю, – тихо откликнулась она.

Бен вытер слезы и посмотрел на Джуди: озабоченные глаза, полный любви взгляд. Он сказал:

– Мы на какое-то время перенеслись туда, правда? Мы вернулись в Иерусалим?

Она кивнула.

– И ты все время была вместе со мной. – Он протянул дрожавшую руку и погладил ее длинные волосы. – Я все время чувствовал, что ты рядом со мной, и это радовало меня. Джуди, тебе, наверно, хочется знать, что это все значит.

– Да.

– Мне тоже хочется, но истина не открылась передо мной, я не знаю, ради чего все это происходит. Так решила судьба, мы смиримся с ней. Скоро я получу последний свиток, он и в самом деле будет последним. Из него мы узнаем, что задумал Бог.

Джуди выпрямилась и отвела глаза. Ее взгляд блуждал по темной комнате, она хотела разглядеть то, чего в ней не было. Она помнила, каково было провести время в Иерусалиме, находиться рядом с мужчиной, которого она любила, окончательно связать себя с его верой, являвшейся, по ее мнению, самой сутью всех верований.

Именно в это мгновение у Джуди открылись глаза. Пока Бен гладил ее волосы и ласково говорил с ней, ей стало ясно, что она не уверена, желает ли вернуть Бена в прежнее состояние, хотя еще вчера отчаянно желала этого.

Взглянув на него, на лицо, принадлежавшее Бену, и чужие глаза, она знала, что вчера любила его так сильно, что не желала его превращения в Давида, сегодня она любила его так сильно, что не желала его возвращения в прежнее состояние.

– Ты доволен, правда? – шепотом спросила она, уже зная, каков будет ответ.

– Да, я доволен.

Как же я могу в таком случае желать, чтобы тебя снова постигли страдания Бена? Разве не милосерднее оставить тебя в этом положении?

– Джудит, ты плачешь.

– Нет, нет. Это от напряжения. Восемь часов… – Она резко встала и отошла от дивана.

Любить этого человека и остаться с ним означало лишь одно – ей тоже придется отказаться от действительности и разделить с ним безумие.

– Я хочу выпить кофе… – произнесла Джуди сдавленным голосом и убежала на кухню.

Там, в темноте, она прижалась к стене и стала думать, какое решение принять. Можно было остаться с Беном и терпеть его сумасшествие лишь в том случае, если самой разделить его.

Пока она смотрела в темноту, снова возникли видения. Показались пальмы, пыльные дороги и узкие улочки. На рыночной площади кричали лоточники, чувствовался запах летнего Иерусалима и вкус разбавленного водой вина.

Это ведь так легко…

Джуди стряхнула наваждение и включила свет. Больше не оставалось сомнений в том, что она быстро теряет рассудок, связь с действительностью. Сейчас осталось лишь решиться: плыть по течению или немедленно спасаться бегством и никогда не возвращаться назад.

Для раздумий не осталось времени, ибо из мечтательного состояния ее вдруг вывели звуки, донесшиеся из соседней комнаты. Она вышла из кухни и огляделась вокруг себя.

В спальне горел свет. Джуди настороженно подошла к ней и остановилась в дверях. Бен рылся в ящиках своего комода.

– Что ты ищешь? – спросила она.

– Паспорт.

– Паспорт?

– У Бена есть паспорт, но я не помню, куда я положил его.

Джуди подошла и хмуро взглянула на него.

– Зачем тебе понадобился паспорт?

Не поднимая головы, он пробормотал в ответ:

– Мне надо поехать в Израиль.

Глаза ее округлились.

– Израиль!

– Он где-то здесь. – Он начал вытаскивать кучи одежды и бросать ее на пол.

– Бен. – Она коснулась его руки. – Бен, почему ты хочешь ехать в Израиль?

Он не ответил, начал быстро и отчаянно жестикулировать.

– Я знаю, что он здесь!

– Бен, ответь мне! – крикнула она.

Наконец он выпрямился, и Джуди испугалась – его глаза гневно сверкали.

– Мне надо в Израиль! – крикнул он в ответ. – Там начнется восстание, и я обязан быть вместе с восставшими. Я не могу оставаться в этой чужой стране, пока враг убивает моих братьев.

– Убивает! О боже. Бен, послушай меня!

Он снова принялся рыться в ящике. Джуди схватила его за руку и крикнула:

– Но ты не можешь поехать в Израиль! Там тебе нечего делать. Это восстание произошло две тысячи лет назад. Оно уже закончилось.

Дважды Бен пытался вырваться, в третий раз он схватил руку Джуди и отбросил ее в сторону.

– Женщина, не мешай мне!

– Но, Бен…

Джуди хотела схватить его еще раз, теперь уже двумя руками. Бен вдруг повернулся к ней, взял ее за плечи и с силой отшвырнул от себя. Джуди отлетела назад, зацепилась ногой за кровать и с грохотом растянулась на полу. Лежа у ног Бена, она удивленно глядела на него.

Бен тут же застыл на месте. Он не мог шевельнуться и смотрел на нее, будто не веря своим глазам. Затем, не говоря ни слова, он опустился на одно колено и распростер руки в беспомощном жесте.

– Что я наделал? – прошептал он.

Джуди не шевелилась и лежала в прежнем положении. Ее тело дрожало, губы чуть раскрылись.

Бен в полной растерянности смотрел на нее.

– Единственная женщина, которую я любил больше всего, она была мне дороже всего, однажды я предпочел ее Торе… – Его голос звучал хрипло и сдавленно.

Бен взглянул на свои руки, желая понять, что происходит. Пока он так стоял перед молчавшей девушкой, им овладела безумная страсть. Бен знал, что эта страсть в тысячу раз сильнее той, которую он так давно ощутил во фруктовом саду. Страсть поглотила его, жгла ужасным огнем, ему вдруг захотелось еще раз войти к Саре, еще раз отречься от законов Торы и от дружбы Саула. Бен стоял перед ней на коленях, Джуди пристально смотрела на него и дрожала, точно воробей, и ему захотелось еще раз пережить тот великолепный день из древнего прошлого, выбросить все из головы и овладеть этой женщиной.