— Но я все равно боюсь.

— Боишься меня?

— Себя. Со мной происходит что-то неладное, когда вы целуете меня…

— Давай попробуем еще раз, — предложил герцог. — Вот я целую твои губы. Что произошло? Что ты чувствуешь?

Она чувствовала только одно — желание, чтобы поцелуй продолжался вечно.

Но Бувье уже гремел какими-то досками, убирая хлам, загораживающий дверцы шкафа.

Ей пришлось опуститься с заоблачных высот и окунуться в реальность.

Иоланда вспомнила, что мужчина, только что целовавший ее, герцог Илкстон, а она — полунищая англичанка, выдающая себя за француженку, и горничная его коварной возлюбленной. Какие надежды на будущее она может питать?

Полоска тусклого света, проникшая через отворенные дверцы, сразу же разделила их с герцогом, словно отрезала друг от друга.

— Можете выходить, монсеньор! — бодро заявил Бувье. — Я спровадил этих прохвостов!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Герцог решил поменять все планы, едва ему в руки попала свежая газета.

Иоланда неотрывно размышляла о том, как они с герцогом проведут ночь вместе, в одной каюте, но тот, после нехитрого ужина, разделенного со всей командой, изъявил желание спать наверху, на свежем воздухе.

Таким образом, гордиев узел проблем был разрублен одним ударом.

Он будет любоваться ночным звездным небом в компании с Хоукинсом и Питером, и ее репутация не пострадает. Пребывание в одиночестве в сырости и духоте каюты было безрадостным. Сон никак не приходил к Иоланде.

Воспоминания о чудесном соприкосновении ее губ с губами герцога, о сильном объятии мужских рук вновь и вновь возвращались к ней.

Она мечтала о том, что эти мгновения когда-нибудь повторятся, хотя на это было так мало надежды.


Поутру, поднявшись на палубу, она робко взглянула на герцога, ожидая от него какого-нибудь намека на вчерашнее, но он выглядел, как обычно, бесстрастным и невозмутимым. Отбросив в сторону газету, видимо, доставленную с берега кем-то из матросов, он ошеломил ее внезапным заявлением:

— Мы купим четырех лошадей и продолжим путь верхом. Предполагаю, что вы сможете держаться в седле, мадам?

Иоланде почудилось в его тоне некоторое презрение к женщине, которая стала для него обузой.

Герцог, не дождавшись от нее ответа, обратился к Питеру:

— Ты способен найти подходящих лошадей?

Питер скрыл уязвленное самолюбие под уже привычной лакейской ухмылкой.

— Вам нужны клячи, способные доскакать до Гавра?

— Мне нужны четыре отличные лошади. Неважно, какова будет их цена, — отрезал герцог.

— А чего мы так торопимся? — позволил себе полюбопытствовать Питер. — Путешествие по Сене весьма приятно…

— Потому что война близка и морское побережье вскоре закроют, — отрывисто сказал герцог.

— Французы не осмелятся… — вырвалось у Питера.

— Тебе лучше знать, на что способны твои соотечественники, — с каким-то странным выражением произнес герцог.

«Сейчас Питер признается, что мы англичане, и выдаст нас!» — с испугом подумала Иоланда.

— Хватит разговоров! — вмешался, к счастью, Хоукинс. — Чем скорее, ваша светлость, вы покинете страну «лягушатников», тем лучше будет для всех нас.

— Согласен, — кивнул герцог. — Покупайте лошадей, Латур, и мы испаримся отсюда как духи.

Иоланда, глядя на выражение, застывшее на лице брата, понимала, что он поставлен перед трудной задачей. Купить в чужой стране за столь короткий срок хороших лошадей и оправдать доверие герцога было непросто.


Два часа прошли в напряженном ожидании.

Паруса едва тянули барку под изменчивым ветром, а течение, хотя и верно, но слишком медленно уносило их прочь от опасности.

Иоланда надеялась, что за это время герцог заговорит с нею, вспомнит о том, что произошло так недавно в душном темном шкафу в капитанской каюте.

Но его взгляд был устремлен на зеленые луга, простирающиеся по обоим берегам Сены, и мысли его, вероятно, занимали совсем иные проблемы.

Наконец она увидела две фигурки на травянистом берегу — Питер и Хоукинс отчаянно махали им руками.

С барки спустили лодку и доставили их на борт.

— Мы отыскали четырех отличных лошадок, — воодушевленно докладывал Питер. — Но стоят они недешево! Может быть, мне поторговаться с хозяином, чтобы он не заподозрил, что лошади нужны нам срочно?

— Ты сообразительный парень, — согласился герцог. — Но в любом случае, поторопись с покупкой. Скажи, а в том городке есть лавки?

— Да, монсеньор, сколько угодно! — воскликнул Питер.

— Тогда присмотри и купи для своей супруги подходящее платье для верховой езды, — распорядился хозяин.

Иоланда вмешалась:

— Мне достаточно того, что на мне.

Но тут же подумала, что любое неудобство, испытываемое ею в дороге, может замедлить бегство герцога из Франции, и поэтому ей лучше не возражать.

Но здесь Питер проявил свой неуместный гонор:

— Мы сами заплатим за свою одежду!

— Если вы мои слуги и в данных обстоятельствах не можете носить подобающую ливрею, я обязан вас обеспечить одеждой за свой счет, — холодно возразил герцог. — Или вы отказываетесь служить мне, несчастному изгнаннику? — с насмешкой поинтересовался он.

— Нет! Нет! — хором воскликнули брат и сестра.


Когда тихий вечер окутал берега Сены легким туманом, барка, опустив паруса, замедлила свой ход.

В укромной бухточке, под сенью старых ив, путешественников ждали лошади, и Питер с Хоукинсом подавали с берега сигналы.

До момента расставания с судном Иоланда заслужила похвалу всего экипажа за омлет, приготовленный ею по английскому обычаю на ленч.

Барка уткнулась носом в песчаную косу, обтекаемую быстрой струящейся водой.

Иоланда собралась было прыгнуть в воду, чтобы вброд добраться до берега, но герцог поднял ее на руки и некоторое время она летела по воздуху, чувствуя себя наверху блаженства.

Если бы шпионы Фуше или какие-то другие негодяи умертвили сейчас Иоланду, она все равно сочла бы, что ее жизнь прожита не зря. Ведь она снова ощутила объятия сильных рук любимого человека.

— Всегда рад послужить вам вновь, монсеньор! — пробудил ее от грез хриплый от речной сырости голос Бувье. Он получил обещанную плату и был очень доволен.

Лошади на окутанном туманом лугу мирно щипали травку в ожидании ездоков. Питер был горд своим выбором.

— Все до одной резвые лошадки! Они домчат нас как ветер!

Кавалькада из четырех всадников двинулась вперед по сельским дорогам. Луна освещала им путь.

В четыре утра наступил рассвет.

Герцог приметил густую рощу для короткого привала.

— Бувье на прощание снабдил нас отличным вином и жареными цыплятами, — сообщил Хоукинс. — Какие бы революции ни происходили в этой стране, еда у них всегда отличная!

Питер встретил это сообщение с воодушевлением. Его молодой организм нуждался в подкреплении.

Иоланда, напротив, едва прикоснулась к еде, отщипывая по кусочку. Слишком высоко вознеслась она в своих мечтах. Скоро ей придется опуститься на грешную землю.

Герцог, укрывшись плащом, задремал. Он ничем не выделял Иоланду из прочих своих спутников, лишь проявляя свою обычную холодную вежливость.

Иоланда почему-то вспомнила, как выбирала вместе с Питером себе наряд для путешествия на врученные герцогом деньги.

Они зашли в первую же попавшуюся лавчонку.

— Герцог слишком щедр. Что бы это значило? Он хочет видеть возле себя роскошную амазонку? — недоумевал Питер.

Она хотела бы возмутиться, но тут же поняла, что Питер просто поддразнивает сестрицу.

Как ей ни было неловко, но все же Иоланда выбрала понравившийся ей и самый дорогостоящий наряд — небесно-голубой, под цвет своих глаз.

Он пришелся ей впору… лишь четверть часа ушло на ушивание его в талии услужливой мастерицей.

Питер залюбовался ею, Хоукинс отпустил сдержанный комплимент, а герцог… он не обратил ни малейшего внимания на то, что она преобразилась, и поскакал вперед, увлекая за собой спутников.

«Я верну ему это платье, как только мы переправимся через пролив, — решила Иоланда. — Я не приму от него никаких денег, кроме той суммы, что я заработала, будучи в услужении у мадемуазель».

Будущее ее было обеспечено месяца на два — ведь у нее сохранились еще драгоценности покойной матушки. А что будет дальше? Об этом не хотелось думать.


Краткий отдых пошел всем на пользу — и людям, и лошадям. За день они проделали большое расстояние и были уже неподалеку от Гавра, как вдруг стал накрапывать мелкий, нудный дождик.

— На этот раз сельская идиллия в духе Жан-Жака Руссо нам не подойдет. Придется отказаться от привала у костра и поискать ночлег под крышей, — сказал герцог. — Мы ведь не железные и размокнем под дождем.

При этом он бросил на нее взгляд, и Иоланде подумалось, что герцог все-таки больше заботится о ней, чем о себе и других путешественниках.

Но почему он так равнодушен, холоден и ни разу не вспомнил о поцелуе в шкафу на корабле, о произнесенных тогда словах любви?

«Может быть, я сделала что-то не так… сказала что-то не то… и теперь ему не нравлюсь, вызываю в нем отвращение?» — в отчаянии подумала она.

Ей иногда хотелось ударить лошадь хлыстом и ускакать прочь от кавалькады, остаться наедине с дождем и ветром, чтобы они… эти мужчины не искали ее… и забыли о ней.

Придорожный трактир, до которого усталые путники с трудом добрались по размокшей дороге, был крохотный и забит до отказа.

— Я могу предложить вам только маленькую комнату для монсеньора и мадам, а остальным придется устроиться на чердаке, — заявил владелец трактира.

— Нас это устраивает, — кивнул герцог. — Латур с женой переночуют в комнате, а мы с Хоукинсом послушаем на чердаке, как стучит по крыше дождь.

— Нет! — воскликнула Иоланда, едва не выдав всех обращением «ваша светлость». — Мы с супругом всегда спим раздельно.

Герцог удивленно вскинул брови. Питер поспешил объяснить:

— Иоланда утверждает, что я отчаянно храплю и не даю ей заснуть.

— Понятно. Тогда мадам займет одна этот роскошный номер, — пожал плечами герцог.

Иоланда попыталась было возразить, но в тоне герцога была та же властность, которую она ощутила при первой их встрече в Кале.

Еще до конца не осознав, что происходит, она очутилась в уютном, но безвкусно обставленном номере. Ковры и дрезденские фарфоровые безделушки, казалось, заполняли все пространство комнаты.

Иоланда опустилась на кровать, не раздеваясь и не зная, что с ней произойдет в ближайшее время… и тут же уснула, утомленная многочасовым путешествием.


Ее разбудил стук в дверь.

Или это шпионы Фуше пришли за ней, или герцог заглянул, чтобы ее поцеловать. Оказалось ни то, ни другое.

Питер пришел позвать ее к завтраку.

Завтрак был превосходен. Французы знали толк в еде. Хозяин трактира был общителен и чрезмерно любопытен, но, заметив, что постояльцы не склонны к беседе, вскоре отстал от них. Отдохнув и подкрепившись, путешественники сели на лошадей и продолжили путь.


После еще одного дня утомительной скачки вдали заголубело море.

Вот они — дома Гавра, и лес корабельных мачт за ними. Иоланду все время преследовала мысль — скажет ли ей герцог что-нибудь, кроме необходимых напутствий перед опасной попыткой пересечь пролив?

Герцог жестом остановил кавалькаду и спешился на вершине холма, откуда видна была вся гавань.

— Хоукинс! Не видишь ли ты нашу яхту?

— Она там, ваша светлость. Стоит на якоре.

— Отправляйся пешком и скажи капитану, чтобы поднял паруса и вышел в море. Он подберет нас на берегу, ты сам знаешь где.

Хоукинс без лишних слов повиновался, отдав поводья своей лошади Питеру.

— Нам предстоит еще проехать пару миль. Справишься ли ты, Пьер, с двумя лошадьми?

— Конечно, монсеньор.

— Потом нам придется как-то избавиться от них до наступления темноты. Опасно оставлять лошадей гулять на воле, это вызовет подозрения. Лучше их продать… Я целиком полагаюсь на твою французскую смекалку, Пьер! — с иронией произнес герцог.

«Неужели он догадался о нашем маскараде?» — подумала Иоланда.

Так или иначе, с каждым часом, с каждым шагом герцог все больше удалялся от нее. Она неотвратимо теряла человека, в которого успела влюбиться без памяти.


— Ты должна поговорить с ним, — настаивал Питер.

— Как я могу? — Иоланда даже побледнела при мысли, что затеет разговор на эту тему с герцогом.

— Скажи ему, что мы вернем деньги при первой же возможности, хотя, ей-богу, что значит какая-то жалкая сотня фунтов для герцога Илкстона!