— Пожалуйста, Питер, забудь об этом, не то попадешь в новую беду! Ведь французы могут отослать тебя обратно в Англию, а там тебя арестуют.

Питер печально вздохнул. Он и сам знал, что здесь, на чужой земле, полностью бесправен.

Желая, чтобы их первая совместная трапеза была не такой мрачной, Иоланда начала рассказывать о манерах мадемуазель Дюпре, о ее нарядах и драгоценностях.

— Интересно, о чем они с герцогом беседуют за ужином? Я бы хотела ненадолго стать мушкой, которая сидит на потолке над столом, чтобы слышать их разговор.

По какой-то причине слова сестры неприятно подействовали на Питера.

— Слава богу, ты не муха и не сможешь их услышать… И вообще, не вмешивайся в их дела! — резко приказал он. — Кстати, как это тебе удалось увидеть герцога? Каким образом ты очутилась в гостиной?

— Я не была в гостиной, — начала объяснять Иоланда. — Мадемуазель Дюпре приказала распахнуть перед ней дверь, чтобы ее выход выглядел как можно более впечатляюще. Получилось так, будто она на сцене, а герцог — это ее партнер по спектаклю.

— Он тебя заметил?

— Думаю, что да. Он взглянул на меня… когда целовал ее руку.

К удивлению Иоланды, брат почему-то помрачнел.

— Послушай, Иоланда, — сказал он, — ты должна держаться подальше от герцога, а лучше вообще не попадаться ему на глаза. Ты меня поняла?

— Но почему? — недоумевала Иоланда. — Что ты хочешь этим сказать?

Питер долго молчал, явно подыскивая нужные слова.

— Вряд, ли, конечно, он обратил на тебя внимание, когда рядом находилась Габриэль Дюпре. Но все же я не хотел бы ввязываться в какие-нибудь неприятности.

— А какие неприятности нам может доставить герцог? Или мы ему?

— Не задавай лишних вопросов, — раздраженно произнес Питер. — Делай так, как я тебе сказал. Держись в стороне, а если он вдруг заговорит с тобой, притворись глупой и помалкивай.

— Я не понимаю… Неужели ты думаешь, что он может проявить ко мне… какой-то интерес?

Питер ничего не ответил, а она позволила себе рассмеяться.

— Это же абсурдно. В конце концов для его светлости я всего лишь горничная.

Питер нервно кусал губы. После паузы он произнес:

— Вот это и плохо, что ты всего лишь горничная.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Откинувшись на подушки роскошной кареты, запряженной четверкой породистых лошадей, Иоланда размышляла о том, как им повезло, что они с Питером путешествуют в таком комфорте, который им бы и не снился при их скудных средствах.

Эта карета была предоставлена ей в полное распоряжение наравне с Хоукинсом — камердинером герцога, но тот предпочел занять место на облучке рядом с возницей.

Они следовали примерно в четверти мили позади главной кареты, которая стремительно уносила вперед самого герцога и Габриэль Дюпре. Но иногда, когда кортеж должен был замедлить ход, проезжая через маленькие города, Иоланда могла, выглянув из окошка, видеть Питера, гарцующего на великолепном коне рядом с экипажем его светлости и, по ее мнению, получающего от этого огромное удовольствие.

Разумеется, брат выглядел в ее глазах непривычно в ливрее и густо напудренном парике, прикрытом черной шляпой. И ливрея для него была слишком тесна.

— Это в тебе играет английская кровь, а также мешает твое британское телосложение, — дразнила его Иоланда. — Французы гораздо более миниатюрны, и все они темноволосы.

— Я догадался объяснить этот факт тем, что мы с тобой выходцы из Нормандии, потомки тех, кто когда-то завоевал эту гордую Британию. — Говоря это, Питер довольно ухмыльнулся. — И теперь все остальные слуги уже не рассуждают о твоей британской бледности.

Поначалу Иоланда возмутилась, а потом подумала, что брат ее, как всегда, прав. И со слугами незачем откровенничать, а наоборот, лучше громоздить одну ложь на другую.

У нее самой было дел невпроворот. Она с содроганием вспомнила то самое страшное утро, когда они покидали Кале, потому что ей пришлось упаковывать чемоданы, саквояжи и сундуки Габриэль Дюпре. Причем актриса распорядилась подготовиться к отъезду в очень ранний час.

Но потом госпожа чуть ли не дюжину раз меняла свои планы по поводу того, что она оденет в ближайший вечер к ужину, и Иоланда в отчаянии перекладывала наряды из одного сундука в другой. Из-за этого они, конечно, задержались, а Иоланда со страхом представляла, как герцог вскипает в ярости, потому что он не привык ждать. Об этом ей уже было хорошо известно.

Две служанки помогали ей, но она, наверное, полностью измоталась, прежде чем последняя шляпная коробка была погружена в карету.

Хоукинс с жалостью следил за этой процедурой и даже мягко упрекнул Иоланду:

— Мне жаль вас огорчить, но герцог явно будет недоволен.

Что могла Иоланда сказать в свое оправдание? Ей оставалось только промолчать, ей не хотелось вступать в спор с будущим своим спутником.

Хотя лошади взяли с места отличной рысью, Иоланда вскоре убедилась, что его светлость не так уж торопится достичь Парижа. Когда он и мадемуазель Дюпре сделали остановку для ленча, экипаж Иоланды и Хоукинса продолжил свой путь до того местечка, где хозяева собирались расположиться на ночь, чтобы все было распаковано и подготовлено к появлению господ в придорожной гостинице.

Вездесущий мистер Хартли был уже там, и, как оказалось, весь первый этаж был арендован для пребывания там герцога. Букеты цветов, расставленные в вазах, буквально заполнили спальню мадемуазель Дюпре, а также прилегающую гостиную, и даже комнатка, в которой Иоланде предстояло провести ночь, выглядела удивительно симпатично.

Ей очень хотелось обменяться хоть парой слов с Питером, но, пока герцог и его подруга не удалились на ужин, это было невозможно.

Наконец брат и сестра встретились, и он повел ее в столовую для прислуги, которая была не такой просторной, как в гостинице «Англетер». Тут было тесно и дымно, и их посадили за общий стол, где другие слуги герцога могли слышать их разговор, так что Иоланде пришлось запастись терпением.

Только по окончании ужина, когда Питер увел сестру во двор позади гостиницы, они смогли спокойно поговорить.

— С тобой все в порядке? — спросил он, перейдя на родной язык.

— Я чувствую себя так, словно меня переехала та самая четверка лошадей, что впряжена в карету, — призналась Иоланда. — Мадемуазель гоняет меня взад-вперед без устали. И все же я думаю, что она довольна тем, как я ей служу, ей просто не к чему придраться.

— Придется потерпеть, сестренка. Согласись, наше путешествие оказалось более комфортабельным, чем если бы мы путешествовали на почтовом дилижансе. Мои новые приятели-французы рассказывают, что ехать в их почтовых каретах — это значит рисковать расшибить себе затылки на каждом ухабе.

— Да, нам очень повезло, — согласилась Иоланда.

Брат посмотрел на нее с некоторым беспокойством.

— Скажи мне правду, герцог обратил на тебя внимание?

— Я даже не видела его, — беспечно отозвалась девушка.

Ей показалось, что Питер вздохнул с облегчением.

Проведя юность в деревенской глуши, Иоланда была настолько невинна и несведуща в любовных делах, что не имела представления, какие отношения могут связывать мужчину и женщину, как, например, герцога и Габриэль Дюпре.

Она слышала от Питера, что щеголи и разбогатевшие буржуа, вращающиеся в свете, проводят много времени с балетными танцовщицами из Ковент-Гардена, но ей казалось, что это происходит потому, что им просто нравится танцевать с изящными грациозными женщинами в Сент-Джеймском дворце или в бесчисленных танцевальных залах, которые, как она знала, распространились повсюду в Вест-Энде, районе Лондона, где настоящие джентльмены не считали приличным для себя появляться.

Поэтому Иоланде и в голову не приходило, что мадемуазель Дюпре — любовница герцога. Она предполагала, будто он дарит ей все эти великолепные драгоценности, которые сейчас были надежно упрятаны в шкатулку, лежащую перед ней на противоположном сиденье, только потому, что он покорен ее красотой, изяществом и артистическим талантом.

Однако накануне вечером она убедилась, что герцог был не единственным мужчиной, который одаривал Габриэль Дюпре ценными подарками.

Когда актриса выбирала, что ей надеть из многочисленных украшений для выхода к ужину, а Иоланда демонстрировала перед ней очередное неглиже, то у Габриэль возникли сомнения. Она никак не могла ни на чем остановить свой выбор: или отдать предпочтение бриллиантовому колье, или остановиться на великолепных крупных изумрудах.

— Изумруды, по-моему, будут превосходно гармонировать с цветом ваших волос и этим платьем, которое вы только что одели, госпожа, — осмелилась посоветовать Иоланда.

— Да, на этот раз ты права.

Габриэль Дюпре уже протянула руку за изумрудным ожерельем и вдруг подавленно вскрикнула:

— Нет-нет! Ни в коем случае не стоит надевать это ожерелье сегодня. Его подарил мне маркиз де Шалон, которого герцог на дух не переносит.

Ее алые губки расплылись в чуть заметной улыбке, и она тихо пробормотала:

— Я бы хотела заставить герцога ревновать, но только не к маркизу.

Теперь, бросив взгляд на обитую кожей шкатулку, которая маячила у нее перед глазами, в то время как карета, запряженная резвыми лошадьми, пожирала одну за другой мили дороги, оставляя за собой клубящуюся пыль, Иоланда невольно подсчитывала в уме, какое же состояние доверено ей на сохранение.

Несомненно, эти драгоценности можно оценить в баснословную сумму, и девушке было странно, что такая молодая особа, как Габриэль Дюпре, которой явно было не больше двадцати пяти лет, смогла заработать столько за недолгие годы выступления на сцене.

«Что бы ни случилось с ней в будущем, — подумала Иоланда, — она уже полностью обеспечена, не то что мы с Питером. Ведь у нас за душой только шесть гиней, да еще матушкины скромные украшения».

Было даже смешно сравнивать эти побрякушки, да еще простое обручальное кольцо, которое Иоланда позволила себе надеть на палец, с невероятной величины изумрудами и прочими драгоценностями, принадлежащими Габриэль Дюпре.

Ей казалось не очень справедливым, что актерский талант оплачивается так щедро по сравнению с трудами женщины, посвятившей себя дому, семье и ведению хозяйства. И все же Иоланда, вспомнив, как ее родители любили друг друга и как взаимное семейное счастье окутывало их, словно пронизанное солнечными лучами облако, не могла решить, кому больше повезло в жизни.

Она подумала, что даже такая женщина, как Габриэль Дюпре, познавшая славу и успех, все-таки позавидовала бы ее матушке. Конечно, когда актриса постареет и уже не сможет привлекать к себе публику, эти бриллианты, если она их будет постепенно продавать, обеспечат ей крышу над головой и не дадут умереть голодной смертью. Но в этом ли истинное счастье?

Оно заключается в другом — а именно, чтобы рядом был близкий человек.

«Мне повезло, что у меня есть Питер», — мысленно произнесла Иоланда и выглянула в окошко, чтобы увидеть, как он гарцует далеко впереди, возле герцогской кареты.

Она не обманула его, заявив, что не встречалась с герцогом, потому что, разумеется, не в счет был мимолетный взгляд, брошенный на нее этим господином, когда она распахнула дверь гостиной перед мадемуазель Дюпре.

А поутру, когда она явилась в спальню актрисы, чтобы помочь ей привести себя в порядок, Иоланда узнала, что герцог встал очень рано и отправился на верховую прогулку перед завтраком. Несмотря на какой-то расслабленный внешний вид, его светлость очень заботился о поддержании хорошей физической формы.

За ленчем, в первый же день пути, Питер сообщил сестре, что герцог поменялся местами с одним из сопровождавших карету верховых и пару часов провел в седле. Такой распорядок соблюдался и на следующий день.

Герцог опять покинул гостиницу чуть ли не на рассвете, а часть дня провел опять в седле. Иоланда, наблюдая за ним из окошка кареты, оценила по достоинству его умение держаться в седле и мастерство в управлении конем.

Чем дальше они углублялись во Францию, тем пленительнее становился пейзаж за окном. Особенно хороши были небольшие деревушки, через которые продвигался их кортеж.

Наполеон, став Первым Консулом, распорядился открыть все деревенские церквушки и вновь служить там мессы и даже заново покрасить их. Но следы революционной бури до сих пор были заметны. Памятники, под которыми на местных кладбищах покоились останки аристократов, все еще были осквернены, кресты со многих сбиты.

После долгого дня пути, а также хлопотной возни с багажом мадемуазель Дюпре и краткой вечерней трапезы вместе с Питером, Иоланда обрадовалась тому, что наконец добралась до постели. Усталая, она заснула без сновидений, но почему-то вдруг пробудилась в непривычно ранний час.