— «Датировано третьим днем января тысяча семьсот шестидесятого года от Рождества Христова, — для солидности откашлявшись, зачитал теперь Торн. — Да будет решено, что люди не должны жениться молодыми. Таким образом, мы, закоренелые холостяки, настоящим заявляем, что любой из нас, кто отныне и впредь до достижения им возраста тридцати лет поддастся такому порочному соблазну, обязан выплатить штраф. Штрафом за нарушение соглашения назначается одна тысяча гиней, внесенная в основанный леди Фаулер Фонд морального исправления лондонского общества».

— Я не могу. — Робин совершенно серьезно посмотрел на Торна. — Правда не могу. Эта женщина сумасшедшая! То, что она хочет наложить запрет на выпивку, танцы и карты, пустяки, но теперь она запустила свои когти в Петру. Полагаю, для Ротгара не большой позор в семнадцать лет произвести на свет дочь, но то, как эта Фаулер преподносит такую новость, наводит на мысль о кровосмешении. А еще заявление о его жестокости к жене.

— То есть?

— Ротгар показал мне самую последнюю статью Фаулер. «Он отвратителен тем, что заставил жену принять под свою крышу» такой позор.

— Ротгар подписывается на послания Фаулер? — удивился Торн.

— Конечно. Или кто-то делает это за него. Знать все — это одна из его отличительных особенностей.

— Если женщина преследует жену и Дочь Мрачного маркиза, ее дни сочтены. — Торн жалел, что сам до такого не додумался. — Но я ей аплодирую.

— Я хотел бы вызвать ее на дуэль, но, к сожалению, она женщина и к тому же старая.

— Ей нет еще и пятидесяти, — возразил Кристиан.

— Но она больна, — сказал Робин. — Говорят, муж наградил ее сифилисом. Этого достаточно, чтобы сделать озлобленной любую женщину.

— Мягкосердечный, как всегда, — покачал головой Торн.

— Но недостаточно мягкосердечный, чтобы отдать ей тысячу гиней. Помимо всего остального, она теперь провозглашает опасные тирады, касающиеся политики. Представьте себе, что она может сделать, обладая такими огромными деньгами. Пользуясь вашей добротой, уважаемые, не могу ли я дать деньги на какое-нибудь другое дело? На приют для сирот. На сотню богаделен. На что угодно!

— Она опасна, — согласился Кристиан, очевидно, не такой пьяный, каким казался. — Ее письма служили просто поводом для развлечения, но теперь она проповедует насильственные действия. Она и ее последователи начинают вызывать беспокойство.

— А-а.

Майор лорд Грандистон теперь служил в конногвардейском королевском полку, который охранял монарха.

Когда Торн вспомнил об этом, его мысли повернулись в другом направлении.

— Тебе известно об отношении короля к маскарадам? Я слышал, что он их не жалует, но в прошлом году посетил маскарад Ротгара.

— И едва не пал жертвой убийцы, — напомнил Робин.

— Полагаю, досадно для всех заинтересованных, — поморщился Кристиан.

— Зато Ротгар получил возможность храбро встать между убийцей и королем.

— Если вы полагаете, что он инсценировал покушение, то это не так, — отозвался Робин. — Нападавший мертв.

— Что такое одна случайная смерть?

Робин выразительно хмыкнул и налил себе еще бренди.

— Мне по душе такие развлечения, — обратился Торн к Кристиану, покачивая в руке бокал. — В этом году я хозяин Олимпийской пирушки, и мне хотелось бы, чтобы король прибыл туда.

— Я не гожусь для хитроумных придворных интриг.

— Я сомневаюсь, что он приедет, — высказался Робин. — Пирушки вообще-то пользуются дурной славой, хотя предыдущему королю они, несомненно, доставляли удовольствие.

— Моя подойдет для обладающих утонченным вкусом, — заявил Торн, и двое собеседников в недоумении посмотрели на него. — Я просто хочу сказать, — улыбнулся он, — что не будет разнузданной оргии. — Друзья продолжали пристально смотреть на него. — Вы боитесь, что я поступаю непростительно глупо? Но я приглашу актеров.

— Остроумно, — отозвался Робин. — К сожалению, меня не будет там, чтобы самому все увидеть.

— А я буду, — объявил Кристиан. — Даже если король не появится, я не могу пропустить такое выдающееся событие современности.

— А тебя почему не будет? — поинтересовался Торн у Робина.

— Петра ждет ребенка, так что мы некоторое время поживем тихо.

Немного зная будущую графиню Хантерсдаун, Торн удивился ответу Робина, но не стал высказывать сомнений. Торн помахал бумагой, которую еще держал в руке.

— А леди Фаулер? Согласен, это достойно сожаления, но клятва есть клятва.

Робин выхватил бумагу из руки Торна, чтобы перечитать.

— Здесь ничего не сказано о том, как платить.

— Верно. Но что ты имеешь в виду?

— Анонимность. Одно дело — дать ей деньги, и совсем другое — позволить узнать, что они от меня. Она, пожалуй, в своих проклятых посланиях растрезвонит об этом всему миру. Возможно, даже объявит это доказательством справедливости своих обвинений.

— Она способна на такое? Хорошо, их внесу я. У меня много юристов и банкиров, которые ведут мои дела, так что леди Фаулер никогда не узнает, откуда поступили деньги.

— Спасибо, спасибо, спасибо тебе, любимый кузен. — Робин глотнул бренди и улыбнулся. — И для тебя это будет очень полезно. Не исключено, что ты будешь следующим.

Кристиан рассмеялся, но Торн сказал:

— Возможно, ты прав.

— Что?! Торн, Торн, подумай о еще одной тысяче гиней для Фонда Фаулер! — воскликнул Кристиан, а Робин со всем нескрываемым восторгом новообращенного спросил:

— Ты влюблен?

— Нет. И, немного понаблюдав за тобой, пришел к выводу, что это заразная болезнь, от которой следует старательно беречься. — Торн отхлебнул бренди. — Месяц назад на «Лебеде» случилось неприятное происшествие. Просто несчастный случай во время шторма, но он мог стать для меня концом. А я последний в роду.

— Но это твое единственное удовольствие, — возразил Кристиан.

— Да, капитан «Черного лебедя» — это важная часть меня. Но теперь я от этого отказался. Один, а лучше два мальчика в детской — и я снова свободен.

— Ты знаешь, сколько времени может уйти на это? — поинтересовался Кристиан.

— Думаю, я достаточно силен в арифметике.

— Три года или даже больше без «Черного лебедя»? Ты не сможешь.

— Я могу сделать все, что задумал.

— Тебе необходимо жениться, — заключил Робин. — Нет, я говорю не как безумно влюбленный. Тебе нужна семья, а единственный способ иметь настоящую семью — это создать собственную. Во всяком случае, это встряхнет твою упорядоченную жизнь сильнее любого исправления.

— В моей упорядоченной жизни нет ничего плохого, — отозвался Торн, строго обуздывая свой нрав. — И хаос начнется, только если я влюблюсь. Я намерен заключить разумный брак с той, которая согласится нести бремя обязанностей герцогини!

— Неужели ты серьезно? — не поверил Кристиан.

— Сомневаюсь, что по характеру я способен на безумную страсть.

— Способен. Я видел тебя на «Лебеде».

— Шхуна, конечно, женского рода, но она не женщина.

— Но в тебе таится огонь. И когда-нибудь он вспыхнет.

— А как же ты? — не сдавался Торн. — Ты же настоящий ад.

— И могу гореть без прмех. Имея целый выводок братьев, я не несу никакой ответственности.

— За то, что один из нас полностью свободен! — провозгласил Робин, подняв бокал.

Они все выпили, и миновал еще один неприятный момент, но Торн убрал графин, пока Робин не успел снова наполнить бокалы.

— Завтра ты должен быть в форме.

— Сегодня, — поправил его Кристиан и, потянувшись, встал. — Пробило час. Иди в постель, Робин, иначе разочаруешь свою невесту.

— Такого еще не бывало.

Робин блаженно улыбнулся, и Торн с Кристианом ушли.

— Он счастлив, — сказал Кристиан, когда они шли по коридору.

— Да.

— Почему ты так враждебно настроен по отношению к лорду Ротгару?

Вопрос был серьезным, и Торн тщательно обдумывал ответ.

— У него слишком много власти. Многие хотят нейтрализовать его, а у меня есть преимущество, так как я обладаю более высоким титулом, чем он.

— Для тебя гораздо безопаснее получать свои острые ощущения на «Черном лебеде».

— Джозеф, — чуть позже обратился Торн к своему камердинеру, — ты думаешь, я ищу приключений?

Камердинер, тихий, уравновешенный мужчина, на десять лет старше Торна, одевал его с тех пор, как Торну исполнилось четырнадцать и он стал посещать двор и различные светские приемы. Между ними не было секретов.

Или вернее, существовало лишь несколько.

— Возможно, вы немного беспокойны в эти дни, сэр. С тех пор как решили не выходить в море.

— Мне следует жениться? — надев халат, задал вопрос Торн.

— Только когда вы этого захотите, сэр.

— А если я никогда не захочу?

— Мир не погибнет, если закончится род Айторнов, сэр.

— Это кощунство. Ты же знаешь, что я хочу жениться.

Робин прав — приманкой была семья. Торн подумывал поближе познакомиться с одной из сестер Кристиана, потому что ему нравилось это большое дружное семейство, но в брак нужно вступать по любви, а не по расчету.

— Мне нужна жена, чтобы управлять моими домами и встречать гостей на приемах, которые я устраиваю, — продолжал Торн, понимая, что уговаривает сам себя. — Нужен кто-то, кому можно покупать драгоценности, которые потом станут фамильными, кто-то, кто будет для продолжения рода вынашивать здоровых детей.

Детей, которых он будет учить ходить на лодках по озеру, которые будут играть в пиратов и Робина Гуда…

— Все в свое время, сэр. Вы найдете именно ту женщину, которая нужна.

— Надеюсь, так, — согласился Торн и зевнул. — Если жениться не на той, это будет ад на земле.

Глава 6

Айторн-Хаус, Лондон

Сентябрь 1764 года


— Сюда, мадам. — Служанка, нервничая, указала на-простую дверь в конце короткого коридора для слуг. — Он приведет вас к нескольким спальням, мадам, но они не все открыты для приглашенных. Потом поверните направо, и вы увидите гостей. — Хотя служанке уже исполнилось тридцать, она, как встревоженный ребенок, скрестила под фартуком пальцы. — Если вас поймают, вы же не скажете, что это я позволила вам войти, правда, мадам? Для леди Фаулер я делаю все, что могу, но мне необходимо это место. Этот дом совсем не такой плохой. Герцог держит свой грех где-то в другом месте. Здесь только выпивают и играют…

— Никто не узнает, что кто-то в этом доме помогал мне, — коснувшись локтя служанки, успокоила ее Белла. — Теперь возвращайтесь к своим обязанностям и вообще забудьте обо мне. Спасибо вам.

Служанка сделала реверанс и поспешно убежала. Белла, хотя у нее и не было намерения убегать, смотрела на дверь с таким же страхом, что и служанка. Она проникла в дом дворянина — если быть точной, герцога. И что еще хуже, она собиралась вторгнуться в избранное общество самых высокопоставленных аристократов.

От этой мысли Белла содрогнулась.

Леди Фаулер получила записку от служанки, напуганной тем, что герцог должен устроить у себя Олимпийскую пирушку, ежегодный безнравственный бал-маскарад для лондонской элиты. Слуг заставят одеться в непристойные одежды, что же ей делать? — спрашивала служанка.

Леди Фаулер увидела в этом прежде всего возможность разузнать самые страшные секреты тех, кто управляет страной и пишет ее законы. Для этого служанка должна была провести в дом одну из соратниц леди Фаулер — но кого? В итоге выбор пал на Беллу — или, вернее, на Беллону Флинт. Белла успешно осуществила свой первоначальный план и стала Беллоной Флинт — некрасивой угрюмой девушкой со сходящимися на переносице бровями и маленькой бородавкой на носу. Она сняла небольшой домик недалеко от леди Фаулер и проводила все свои дни в ее доме, копируя послания и по возможности оказывая всяческие услуги. Однако через пять месяцев Белла начала освобождаться от увлеченности этой леди, ее окружением и ее работой.

Леди Фаулер, несчастная женщина, получила от мужа прискорбную болезнь, подорвавшую ее здоровье; теперь она была почти прикована к кровати и, возможно, тронулась рассудком. Ее послания переросли в скандальные призывы, а теперь она затеяла опасную игру, провозглашая гневные, обличительные тирады на политические темы. Многие из ее стаи разочаровались в ней, но они были робкими птичками, не способными протестовать. Белла робкой не была, но не знала, что делать, и подумывала, не уехать ли.

Сейчас, стоя перед дверью, ведущей к опасности, она жалела, что еще не сделала этого. Но раз уж так получилось, ей хотелось взять верх над сестрами Драммонд.

Эти недавно прибывшие ирландские сестры были птицами совсем другого полета. Хелена и Оливия Драммонд имели клюв и когти и были полны идей для демонстративных выступлений. Они уже организовали шумный протест у дома мадам Корнели, где проходил один из венецианских маскарадов. Прочитав записку служанки они немедленно ухватились за идею проникнуть на пирушку и решили, что туда отправится Оливия.