Барбара Картленд - Таинство любви

Оно осталось в библиотеке с букетом ландышей, который он собирался отослать вместе с письмом.

Герцог забежал в библиотеку, быстро дописал несколько строк и положил письмо в конверт.

Затем схватил благоухающий букет, и тут ему в голову пришла озорная мысль. Герцог улыбнулся и покачал головой, удивляясь тому, как это он не додумался до этого раньше.

* * *

Держа в руках букет ландышей, герцог сел в карету и отправился к особняку Мальборо, думая о Клеодель, которую не видел со вчерашнего дня.

Вчера они ненадолго встретились в парке, затем вместе были на балу, но в обоих случаях ему так и не представилась возможность поцеловать ее.

Герцог тосковал по Клеодель, причем так сильно, что это поражало его самого.

Он перецеловал за свою жизнь немало женщин и прекрасно знал, что все поцелуи в принципе похожи друг на друга, но Клеодель… о, это был совсем, совсем иной случай.

Она никогда не позволяла ему поцеловать себя по-настоящему — наверное, потому, что была еще слишком юной, непорочной и неопытной. Потому, что она еще не пробудилась для любви, слегка побаивалась ее, и этот трепетный страх был барьером, разделявшим их.

Ах, герцогу не терпелось сломать этот барьер! Он постоянно думал о том, каким восхитительным будет тот миг, когда он сумеет пробудить в Клеодель женщину.

— Я хочу ее! Господи, как же я хочу ее! — бормотал он себе под нос, пока карета везла его к особняку Мальборо.

Выйдя из кареты, он сказал кучеру:

— Я оставил в карете цветы и письмо, не трогай их. И вернись за мной в три часа, понятно?

— Будет сделано, ваша светлость.

В особняке герцог встретил принца Уэльского, нескольких своих друзей и цветник из хорошеньких женщин, за многими из которых в прошлом ухаживал — впрочем, быстро теряя к ним интерес.

Как всегда, прием в особняке Мальборо был великолепен, гости блистали не только своими бриллиантами, но и остроумием.

За столом герцог оказался рядом с одной из своих бывших любовниц, и она тут же задала ему вопрос:

— Это правда, Ворон, что ты решил перемениться и из черного стал беленьким, как ангел?

— Ты очень удивишься, если я отвечу «да»? — ответил герцог.

— Я слышала, что леопарды никогда не меняют свою окраску.

— Я Ворон, а не леопард, — улыбнулся герцог. — Ты что-то напутала.

— Фи, Ворон! Представляешь, каким ты станешь скучным для всех нас, если вместо прежних безумств начнешь распевать псалмы, подбирать бездомных собак и заботиться о беспризорных детях?

Герцог улыбнулся, а затем ответил:

— Между прочим, раньше меня упрекали именно за то, что я о них не забочусь.

— Ничего удивительного, — заметила Кити. — И это было вполне в твоем духе.

— Ну, зачем же ты так? — возразил герцог. — Насколько мне известно, на моей совести нет брошенных детей.

— Печально все это, — вздохнула Кити. — Послушай, Ворон, поделись секретом. Скажи, что такого ты нашел в своей невесте, чего не увидел ни в одной из женщин, которых любил раньше?

— Клеодель — лучшая девушка из всех, кого я встречал. Ты удовлетворена?

— Трудно быть удовлетворенной, зная о том, что другая женщина сумела добиться того, что не удалось тебе, — недовольно буркнула Кити.

В том же духе они переговаривались до окончания обеда. За ним должны были последовать карточные игры, но на приеме присутствовала принцесса, а она их терпеть не могла. Поэтому вскоре после полуночи гости начали понемногу разъезжаться.

— Ты рассчитываешь выиграть в этом году Золотой кубок Аскота, Ворон? — спросил принц, когда они прощались.

— Очень надеюсь на это, сэр.

— Проклятье! В таком случае, похоже, у моих лошадей действительно нет шансов, — огорчился принц.

— Вы сами знаете, как это непредсказуемо. Возможно, вам повезет, сэр.

— Ну, твоя-то удача тебя еще никогда не подводила, так что не пытайся меня утешить.

Затем принц Уэльский, который всегда хорошо относился к герцогу, подхватил его под руку и вместе с ним пошел к двери, болтая без умолку.

— Когда ты женишься, Ворон, я не хочу потерять тебя, поэтому давай-ка приезжай вместе со своей женой ко мне в Сэндингхем — устроим охоту на зайцев.

— Сочту за честь, сэр.

— И прихвати самый большой мешок для дичи, с твоей-то удачей! — добавил принц.

— Не волнуйтесь, сэр, я постараюсь не разорить вас, — застенчиво опустил глаза герцог.

И они оба рассмеялись.

Выйдя из особняка Мальборо, герцог приказал кучеру отвезти его на Грин-стрит.

Когда карета остановилась, Ворон выбрался наружу, держа в руках письмо к Клеодель и букет ландышей.

— Езжай домой, — сказал он кучеру. — Отсюда я пройдусь пешком.

Услышав такую странную просьбу, кучер удивился, но тут же сообразил, в чем дело. Он с трудом сумел сохранить лицо непроницаемым и позволил себе усмехнуться только после того, как отъехал, оставив герцога за спиной.

Герцог подождал, пока карета не скрылась из вида, а затем направился мимо конюшен к задворкам дома Седжвиков.

Он знал, что позади домов на Грин-стрит тянется большой сад. Герцог не раз прогуливался там со своими партнершами во время балов — здесь они целовались либо сидя в беседке, либо укрывшись под каким-нибудь тенистым деревом.

В сад выходила дверь конюшен, но сейчас она была заперта, а ключ от нее хранился у хозяина каждого из домов.

Впрочем, это не было проблемой для герцога, который был в отличной спортивной форме — занимался верховой ездой, фехтованием и боксом.

Парадный фрак несколько стеснял его движения, но герцог довольно ловко забрался на тянувшуюся вдоль конюшен стену и спрыгнул по ее другую сторону.

С удовлетворением отметив, что не только не испачкал, но даже не помял свои брюки, он двинулся вдоль кустов, отделявших сад от зеленой лужайки, перед которой стоял дом Седжвиков.

Этот дом был крайним на улице и несколько отличался от остальных тем, что был более старым и ветхим.

На первом этаже дома находилась столовая — уродливая длинная, узкая комната. Рядом с ней располагался довольно уютный салон с тремя выходившими на лужайку французскими окнами, а за ним — маленькая гостиная, в которой герцогу иногда разрешали посидеть наедине с Клеодель.

Над гостиной, на втором этаже, располагалась комната его возлюбленной — дверь спальни выходила на балкон. Еще один такой же балкон находился на расстоянии нескольких метров — оттуда дверь вела в комнату матери Клеодель.

По поводу балкона герцог как-то пошутил, пообещав как-нибудь спеть под ним для Клеодель серенаду — чем они хуже Ромео и Джульетты?

Но Клеодель испуганно посмотрела на герцога и сказала:

— Если ты это сделаешь, мама обязательно ее услышит и решит, что это… крайне неприлично!

— Может быть, — согласился герцог. — Зато, согласись, очень романтично, моя дорогая.

Клеодель похлопала своими чудесными длинными ресницами и робко промолвила:

— Мне нравится, что ты такой романтичный. Прямо как рыцарь из сказки, готов ради меня сразиться с драконом.

— Можешь не сомневаться, — кивнул герцог. — Ради тебя я убью сколько угодно драконов, даже самых злобных.

— Ты такой смелый, — тихо сказала Клеодель.

Поэтому герцог решил, что будет очень романтично, если завтра утром Клеодель, выйдя на балкон, обнаружит на нем букет ландышей и письмо от жениха.

Старый дом был построен так, что забраться на балкон для герцога оказалось совсем несложно.

Какое женское сердце не дрогнет, увидев, на какие подвиги готов влюбленный мужчина? Если бы что-то подобное герцог совершил в прошлом, женщина, ради которой он проделал такой трюк, была бы не просто в восторге, она бы, несомненно, тут же пригласила его зайти внутрь.

«А что, если мне, забравшись на балкон, окликнуть и разбудить Клеодель? — подумал герцог. — Может быть, и она пригласит меня в спальню?»

Того, что их услышит мать невесты, можно было совершенно не опасаться. Графиня Седжвик была глуховата, к тому же ее спальня находилась в отдалении — даже если они с Клеодель будут разговаривать в полный голос, ее мать вряд ли их услышит.

Осторожно, чтобы не помять букет, герцог пробрался через садовые кусты к дому. Здание освещал серебристый свет звезд и молодой луны.

И тут герцог замер как вкопанный.

В первое мгновение он решил, что это всего лишь иллюзия, игра света и теней.

Но в следующую секунду понял, что это не обман зрения, а мужчина, карабкающийся по приставленной к балкону Клеодель лестнице.

Отчетливо рассмотреть мужчину герцог не мог — лестница стояла так, что фигура незнакомца оставалась в тени.

Герцог подумал, что какой-то бродяга собрался ограбить дом, и в его мозгу молнией пронеслись мысли о том, что это невиданная удача — оказаться здесь в нужный момент и предотвратить преступление.

Более того, судьба давала ему отличный шанс проявить себя настоящим рыцарем и спасти возлюбленную от ужасного дракона.

Герцог бесшумно двинулся вперед и вскоре смог разглядеть, что грабитель одет в приличный вечерний костюм, что было весьма странно. Незнакомец добрался до верхнего края лестницы, и теперь в лунном свете герцог хорошо видел его лицо.

Сначала Ворон не поверил своим глазам.

Человек, которого он принял за грабителя, оказался его приятелем. Они были членами одного клуба, и не далее как вчера вечером Джимми Гудзон — так звали этого человека, — подняв бокал, поздравлял его с женитьбой:

— Удачи тебе! Будь всегда таким же счастливым, как сегодня.

Тогда Ворон поблагодарил его за тост, они вместе выпили и около часа проговорили о предстоящей свадьбе герцога. И вот Джимми лезет на балкон Клеодель. Глазам не верится! Это, должно быть, сон.

А затем в окне появилась изящная фигура в белом.

Это была Клеодель, и герцог подумал, что она сейчас закричит, испуганная вторжением Джимми Гудзона.

Ворон ожидал услышать возглас Клеодель, после которого он сможет выйти из тени, схватить Джимми, высказать ему все, что о нем думает, и прогнать негодяя прочь.

Герцог прикидывал, как ему удобнее забраться по лестнице, чтобы не дать Джимми сбежать раньше времени, но тут, к своему ужасу, увидел, как его невеста обнялась с Гудзоном.

Клеодель запрокинула голову, и Джимми принялся ее страстно целовать — сам герцог никогда не позволял себе такого, боясь испугать девушку.

Их поцелуй все не кончался, а герцог стоял на месте, неподвижный, словно каменная статуя. Казалось, он даже перестал дышать.

Потом — очень неохотно, как показалось Ворону, — Клеодель оторвалась от Джимми, но тут же взяла его за руку и потянула вслед за собой в темноту спальни.

В лунном свете было видно, что она улыбается, лицо Клеодель буквально светилось от счастья — такой красивой герцог еще не видел ее никогда.

Затем балкон опустел, осталась лишь приставленная к нему лестница — она была доказательством того, что герцогу не померещилось все, что он только что увидел.

Прошло лишь несколько минут, но они показались герцогу вечностью. Постепенно все происшедшее фрагмент за фрагментом складывалось, словно головоломка, в единую картинку, и Ворон все отчетливее начинал понимать, как жестоко его обманули.

Нужно заметить, что герцог был не только очень умен, но и обладал на редкость цепкой памятью.

Это не раз помогало ему в годы обучения в Итоне, а позднее в Оксфорде, позволяя при минимальных усилиях завоевывать всевозможные призы и награды.

События последнего месяца стремительно проносились перед глазами герцога, картинки былого сменяли друг друга, словно изображения в волшебном фонаре. Джимми Гудзон. Вот они разговаривают во время приема в замке Уорвик, и Джимми говорит, что у графа Седжвика хорошие лошади и он хочет арендовать одну из них для себя, чтобы участвовать на ней в местных скачках.

— Будь другом, Ворон, — умоляет Джимми. — Не участвуй в этом стипль-чезе. Я очень хочу победить.

— Каков приз? — улыбается герцог.

— Тысяча фунтов, серебряный кубок и трепетное девичье сердце, — радостно отвечает Джимми.

Герцог со смехом соглашается не принимать участия в скачках, он знает, что получить «трепетное девичье сердце» хорошо, но тысяча фунтов для Джимми куда важнее.

Джимми Гудзон был сыном сельского сквайра, у его семьи было очень маленькое поместье и дом в Шайре.

С Вороном он познакомился в Итоне. После окончания школы герцог решил продолжить учебу в Оксфорде, а Джимми четыре года прослужил в Гвардейской бригаде, но однажды обнаружил, что у него больше не хватает денег, чтобы оставаться в полку, да и вообще дальнейшая жизнь представлялась ему загадкой. И тогда Джимми решил жениться — по расчету, разумеется.