Элизабет Хойт - Тайна ее сердца

Мачеха Годрика, шедшая позади, подошла к невестке.

— Может, это разновидность крокуса?

— Да, но они на стебельках. — Мэггс выпрямилась и сдвинула брови, рассматривая цветок, казавшийся Годрику вполне обыденным. — Никогда не видела крокуса на стебле.

— И с зелеными точками, — добавила Сара.

— Что? — Бабушка Элвина приложила ладонь к уху.

— Зелеными. Точками, — громко и отчетливо повторила Сара.

— Не вижу никаких зеленых точек, — провозгласила бабушка Элвина.

— Да вот же они, — вступила в разговор Джейн, в то время как Шарлотта пробормотала, что тоже не видит ничего зеленого.

Леди принялись спорить о том, есть ли на цветках зеленые точки и бывают ли крокусы на стеблях, а Годрик стоял и наслаждался происходящим.

— Никогда не видела ее такой счастливой, — шепнула ему на ухо миссис Сент-Джон. Годрик повернулся и обнаружил, что, пока он наблюдал за сестрами и женой, мачеха наблюдала за ним. — И тебя.

Годрик отвел взгляд.

— Годрик, — произнесла миссис Сент-Джон, беря пасынка за локоть и отходя вместе с ним в сторону. — Ты ведь счастлив, не так ли?

— А разве есть хоть один человек, который может сказать о себе, что он действительно счастлив? — с усмешкой спросил Годрик.

— Думаю, да, — ответила миссис Сент-Джон, и на ее круглом лице отразилась печаль. — Я была очень счастлива с твоим отцом.

— И сделали счастливым его, — пробормотал Годрик.

Миссис Сент-Джон кивнула, как если бы это не было для нее новостью.

— Я жалею лишь о том, что наш брак с твоим отцом сделал несчастным тебя.

Годрик почувствовал, как его лицо залила краска стыда за все то, что он сделал мачехе. Он втянул носом воздух и оторвал взгляд от странного поникшего дерева.

— Я был несчастен еще до того, как вы вышли замуж за отца. А ваш переезд в наш дом лишь дал волю моему гневу. Простите. Я обращался с вами очень дурно.

— Ты был совсем ребенком, Годрик, — мягко возразила миссис Сент-Джон. — Я давным-давно простила тебя за это. И теперь хочу, чтобы ты сам себя простил. Нам с твоими сестрами очень тебя не хватает.

Годрик судорожно сглотнул и наконец посмотрел на приемную мать. В ее глазах читалось беспокойство за него. И любовь. Но Годрик этого не понимал. Она должна была его ненавидеть, ведь он столько лет обращался с ней жестоко и непочтительно. Но раз уж она смогла оставить прошлое позади, так и он может попытаться сделать это. Ради нее. Годрик накрыл мягкую теплую руку миссис Сент-Джон своей и легонько пожал, надеясь, что она поймет, что он хотел ей сказать.

— О, Годрик. — На глазах миссис Сент-Джон заблестели слезы. Но Годрик полагал, что это были слезы радости. — Как хорошо, что ты вернулся.

Годрик поцеловал мачеху в щеку и тихо произнес:

— Спасибо, что дождались.

А вскоре к нему подошла вся семья, по-прежнему спорящая о происхождении загадочных белых цветков. Джейн и Шарлотта держались за руки, несмотря на жаркий спор. Позади них бабушка Элвина что-то громогласно рассказывала Саре, слушавшей внимательно, но с улыбкой на устах. А замыкала шествие его дорогая жена. Мэггс подняла глаза, и Годрик увидел, что ее щеки пылают румянцем от ветра и возбуждения. Она улыбнулась, и в душе Годрика словно вдруг прорвалась плотина, согрев его и наполнив радостью.

Он мысленно отметил, что стоит привозить Мэггс сюда хотя бы раз в неделю, пока она живет в Лондоне, ибо здесь она чувствовала себя точно рыба в воде. Кроме того, и ему самому это место пришлось по душе.

Годрик дождался, пока все пройдут вперед, и предложил жене левую руку. Мэггс посмотрела на нее с опаской, словно боялась повредить ее снова.

— Возьми Годрика под руку с этой стороны, — произнесла миссис Сент-Джон, и они с Мэггс обменялись этими особыми женскими взглядами, которые, казалось, хранили в себе все новости и сплетни мира. — Мне хочется прогуляться с Сарой.

Мэггс взяла мужа под правую руку, с которой уже сняли повязку, и посмотрела на него, когда миссис Сент-Джон прошла мимо, чтобы догнать остальных.

— Я так рада, что ты поговорил с матерью.

Мэггс лучезарно улыбнулась, и Годрик вот уже в который раз задумался над тем, как женщины узнают подобные вещи, не обменявшись друг с другом ни единым словечком.

Но он не стал продолжать размышлять над этим. А просто улыбнулся жене, ибо день действительно выдался чудесным.

Они медленно шли по дорожке, в то время как остальные удалялись все дальше и дальше.

Но в каждом саду есть своя змея.

Они как раз приблизились к пересечению двух дорожек, заслоненному стволами деревьев, начавших покрываться мелкими зелеными листочками. Годрик видел, что к ним приближается другая пара, но лишь оказавшись совсем близко, он понял, что это граф и графиня Кершо.

Мэггс застыла на месте. Лорд Кершо смеялся над чем-то. Он запрокинул голову, подставив лицо солнцу, и прищурил от смеха глаза. Зрелище это было подобно соли, посыпанной на свежую рану. Роджер тоже когда-то смеялся так же легко и раскованно. Так же наслаждался солнцем.

— Как вы смеете? — тихо произнесла Мэггс. Она просто не могла молчать, ибо ей казалось, что молчание в такой момент ее убьет. — Как вы смеете?

— Мэггс, — предостерегающе произнес Годрик. Все его тело напряглось, натянулось, точно струна. Он был готов принять бой, однако голос его звучал тихо и печально.

Мэггс не могла смотреть на него. Только не сейчас. Она видела лишь разом умерший смех лорда Кершо, его прищуренные глаза и прожигающий насквозь взгляд.

— Вы убили его, — произнесла Мэггс, ничуть не жалея о своем порыве. — Вы убили Роджера Фрейзер-Бернсби. Он был вашим другом, а вы его убили.

Если бы он начал все отрицать, вспыхнул и разразился ругательствами, попятился, обозвал ее сумасшедшей — словом, повел бы себя так, как и любой другой человек в сложившейся ситуации, Мэггс еще засомневалась бы в его виновности. Извинилась бы, сославшись на слишком большое количество выпитого шампанского.

Но лорд Кершо этого не сделал.

Он подался вперед, и его пухлые губы изогнулись в слащавой улыбке:

— Докажите.

И тут Мэггс окончательно лишилась рассудка. Она и так знала, что этот человек повинен в смерти Роджера, но после его слов ее захлестнуло такое чувство горя, словно в кровь вдруг попал смертоносный яд. Мэггс бросилась на графа, отчаянно желая расцарапать его самодовольное лицо, и лишь сильные руки Годрика спасли ее от бесчестья. Он подхватил ее и понес прочь, не обращая внимания на рыдания и отчаянные попытки вырваться. Мэггс обступили члены семьи. Она видела широко раскрытые глаза Сары и написанный на лице миссис Сент-Джон ужас. Она должна была чувствовать себя пристыженной, но ощущала лишь бесконечное горе.

Весь путь до дома она просидела, уткнувшись лицом в плечо мужа, вдыхая его такой родной аромат и думая о том, что приобрела гораздо больше, нежели потеряла.

Когда экипаж остановился возле Сент-Хауса, Годрик спрыгнул на землю, а потом заботливо помог спуститься Мэггс. Она попыталась что-то возразить, но Годрик лишь крепче обнял ее за плечи, ведя к дому.

Мэггс слышала, как миссис Крамб спросила что-то, когда они проходили мимо нее, и обрадовалась, когда Сара остановилась, чтобы все объяснить. Годрик же не попытался остановиться. Он поднялся по лестнице, продолжая обнимать жену за плечи правой рукой, и только когда они поднялись на второй этаж, она вспомнила о его запястье.

Мэггс с беспокойством посмотрела на мужа.

— Господи, Годрик, я, должно быть, причинила тебе боль там, в саду…

— Нет, — пробормотал в ответ Годрик, проводя жену в свою спальню. — Ничего страшного.

— Прости, — прошептала Мэггс. — Я не хотела.

Горячая краска залила ее грудь, расползлась по шее и добралась до лица. Слезы обожгли глаза Мэггс, и она разрыдалась. Только вот эти слезы не принесли ей облегчения. Ей не обрести покоя до тех пор, пока Кершо ходит по земле.

Должно быть, она сказала что-то, пока рыдала, или же Годрик понял ее чувства.

Он обнял жену, осторожно вынул из ее волос шпильки, и только когда она задышала ровнее и спокойнее, до нее дошли его слова.

— Он никуда от нас не денется, Мэгги. Я ему не позволю. Клянусь, что накажу его. Клянусь тебе, Мэгги. Клянусь!

Эти слова немного смягчили боль в сердце Мэггс. Она положила щеку на плечо мужа и позволила ему делать все, что он считал нужным. А Годрик снял с нее платье и расшнуровал корсет. А когда она осталась в одной сорочке, положил ее на кровать, а сам подошел к туалетному столику. Мэггс услышала плеск воды, а потом Годрик вернулся со смоченным в холодной воде полотенцем и приложил его к ее опухшим щекам.

Это было словно благословение, словно безоговорочное прощение, и Мэггс, не подумав, прошептала:

— Я любила его.

— Знаю, — пробормотал в ответ Годрик. — Знаю.

Мэггс закрыла глаза и приложила руки к своему плоскому животу. Еще не было ни одного признака существования в нем ребенка, но она верила, что он есть.

— Я не могу начать жизнь с чистого листа, пока он не отомщен, — прошептала Мэггс. — Не могу родить этого ребенка, не могу покинуть Лондон.

Мэггс открыла глаза и увидела, как расширились зрачки Годрика и как его взгляд сосредоточился на ее прикрывающих живот руках. Медленно его взгляд перекочевал на лицо жены, но она не смогла его понять.

Не так Мэггс хотела сообщить Годрику о ребенке, но она просто не могла собраться с мыслями.

— Я не могу сейчас покинуть Лондон, — произнесла она снова.

— Не можешь, — согласился Годрик. — Только не сейчас.

Годрик встал, направился к туалетному столику, а Мэггс прикрыла глаза и погрузилась в полудрему.

Она почувствовала, как просела кровать, когда муж вернулся. Теперь прохладное полотенце легло на ее лоб, и она заурчала от удовольствия.

— А теперь поспи, — произнес Годрик, и Мэггс поняла, что он собирается уйти.

Она тут же открыла глаза.

— Останься со мной.

Годрик отвел взгляд и поджал губы.

— У меня есть дело.

«Какое дело?» — подумала Мэггс, а вслух произнесла:

— Пожалуйста.

Годрик ничего не ответил. Он просто скинул с ног туфли, снял сюртук и парик, а потом лег рядом с Мэггс и крепко прижал к себе.

Сквозь дрему Мэггс прислушивалась к его мерному дыханию. Он не стал бранить ее за выходку в саду. Любой другой мужчина на его месте испытал бы стыд и уж точно не одобрил бы такое поведение. Но Годрик обращался с ней нежно. Даже когда она пыталась вырваться из его рук. Нет, она не заслуживала такого терпеливого и доброго мужа. Мэггс перевернулась на бок и теперь смотрела на профиль лежащего рядом Годрика. Его глаза были закрыты, но она знала, что он не спит. О чем он думал? Что собирался делать? Возможно, сейчас это не имело значения. Годрик согласился, что ей не нужно покидать Лондон прямо сейчас, и Мэггс была благодарна ему за это. Она хотела остаться в городе ради Роджера, но еще больше она хотела остаться ради Годрика.

Годрик.

Его прямой нос был невероятно изящен. Глупо так думать о мужском носе, но он действительно был именно таким — с тонкими, четко очерченными ноздрями и узкой переносицей. Губы мужа тоже казались Мэггс очень красивыми. Они были чуть светлее, чем окружавшая их кожа, и казались невероятно мягкими. Мэггс подняла руку и прикоснулась к ним пальцами. Легонько провела по их контуру.

Губы Годрика приоткрылись.

— Мэггс.

Голос мужа тоже всегда ее завораживал. Такой хриплый и низкий, словно он целый день зло кричал на кого-то.

Только вот Годрик не был злым. Уж с ней точно.

Годрик тоже перекатился на бок и теперь лежал с женой лицом к лицу.

— Ты должна поспать, моя Мэгги.

— Но я не хочу.

Годрик обеспокоенно смотрел на жену. Он не говорил ни слова и ждал, расскажет ли она о своих желаниях. Она очень печалилась из-за готовности этого сильного замечательного человека сделать для нее все, что угодно. А еще она испытывала неловкость.