– Я приглашу его, но уверена – гость откажется. Он приехал сюда в поисках уединения. Кроме того, ему тяжело ходить.

– А что с ним?

– Я не спрашивала. Но вот его визитная карточка. – Я достала из кармана юбки карточку и протянула ее отцу.

– Гибсон, – пробормотал отец, – Чикаго… Говоришь, он богат? Интересно, не родственник ли он Говарда Гибсона, промышленника?

– Не знаю, но он очень милый.

Я ушла, чтобы отнести Уолтеру ужин. На этот раз я побеспокоилась о том, чтобы прилично одеться, застегнуть все пуговицы, причесаться и обуться.


– Войдите! – крикнул Уолтер, когда я постучала в дверь.

Я обнаружила его сидящим у окна в прекрасном кожаном кресле цвета красного вина и читающим книгу.

Везде были расставлены дорожные сундуки и коробки.

– Как для искателя простой жизни вы привезли с собой слишком много вещей, – поддразнила я постояльца.

– Напротив. – Мистер Гибсон улыбнулся кривоватой улыбкой, ставшей уже привычной. – Я привез лишь самое необходимое. – Он снял очки в золотой оправе и кивнул на коробки. – Давайте, откройте и взгляните, что там.

Сгорая от любопытства, я поставила поднос на стол возле кресла и начала открывать коробки одну за другой. Они были заполнены книгами! Я не могла дышать, чувствуя себя так же, как в тот день, когда надела корсет.

– О! – только и могла сказать я. – Ах!

Преисполненная восторга, я доставала одну книгу за другой, не переставая восхищаться тисненными золотом названиями и дорогими кожаными переплетами.

Не раздумывая, я открыла «Повесть о двух городах» и вдохнула запах страниц.

– Ой, простите, пожалуйста! – вскричала я, опомнившись.

Уолтер восхищенно рассмеялся.

– Не извиняйтесь! Я чувствую то же самое, когда беру книгу в руки! Как я уже говорил, для жизни это самое необходимое.

– Как и еда! – ответила я и указала на поднос. – Поешьте, пожалуйста, пока не остыло.

– А вы останетесь, пока я буду есть, и составите мне компанию?

– Хорошо, если вы не возражаете против того, что я буду здесь хлопотать.

– Вовсе нет! – ответил мистер Гибсон, расправляя салфетку на коленях. – Говоря, что мое окружение хлопотало надо мной, я имел в виду, что слуги и медсестры справлялись о моем здоровье каждые две минуты. Если и вы приметесь за это, мне придется вас выпроводить. Ну, а пока буду счастлив услышать, какие еще книги вы прочли недавно, кроме Торо, и есть ли среди них ваши любимые.

– Любимые! Я до утра не закончу их перечислять!

– Понимаю, – ответил мистер Гибсон, указав вилкой на коробки. – Все это – мои любимые книги. Тогда сформулирую вопрос по-другому. Что именно вы больше всего цените в хорошей книге?

Я задумалась.

– Мне нравятся романы, действие которых происходит в неизвестных мне местах, и те, где герои в конце концов становятся добрыми друзьями. Но больше всего я люблю книги, которые заставляют задуматься.

– В таком случае наши вкусы совпадают, – заключил мистер Гибсон и приветственно поднял чашку с кофе. – Кстати, ужин очень вкусный. Мои комплименты шеф-повару!

– Спасибо.

Мне было очень приятно. Я не помню, чтобы Фрэнк Уайатт когда-либо делал комплименты по поводу моей стряпни.

– Вы действительно сами это готовили? Ваш муж – счастливчик!

– Я не замужем. Мы живем с отцом и моей младшей сестрой Лидией. Вы, наверное, встречались с ней в галантерейном магазине, на котором висело объявление об аренде коттеджа.

– Правда? Что-то не припоминаю.

Почему-то это было самое приятное из всего, что сказал постоялец. На протяжении следующего часа Уолтер и я говорили обо всем, начиная от американских поэтов и заканчивая греческой классикой.

Я совсем потеряла счет времени и вдруг заметила, что в комнате потемнело и можно уже зажигать лампы.

– Мне нужно идти! – воскликнула я, вскочив на ноги. – Если я не запру курятник до того как стемнеет, у лисиц сегодня будет День благодарения!

– Извините, что заставил вас ждать!

– Пожалуйста, не извиняйтесь, это не так. Мне зажечь лампы перед уходом?

– Да, пожалуйста. И еще загляните в эти коробки и выберите, что хотите прочесть.

– Правда? Вы действительно разрешите мне взять на время одну из ваших книг?

– Вы можете брать любые книги, Бэтси, при одном условии: вы должны будете прийти и высказать свое мнение о каждой из них.

По дороге домой я почти парила, унося с собой «Николаса Никльби»[15].

Следующие две недели самым радостным событием дня для меня было посещение Уолтера, с обедом на подносе.

Я бы с радостью ходила в коттедж и дюжину раз в день, если бы не боялась прослыть надоедливой. Для человека, стремящегося к затворничеству, Уолтер любил поговорить. Мне же наши беседы доставляли огромную радость. Мы не всегда сходились во мнениях о лучших авторах и о более мелодраматичных или изобретательных сюжетах, но наши оживленные дискуссии были весьма занимательными.

В первое воскресенье августа Фрэнк Уайатт привез меня домой из церкви и, как обычно, остался на обед. Я мало обращала внимание на разговор за столом, считая минуты до отъезда Фрэнка и предвкушая поход к Уолтеру с обедом и завершение нашего разговора о поэзии Уолта Уитмена.

Внезапно Лидия сильно пнула меня под столом. Я опомнилась как раз вовремя, чтобы услышать слова Фрэнка:

– Тогда, с вашего разрешения, мистер Фаулер, Бетти и я поженимся, как только закончится сбор урожая.

Я чуть было не закричала: «Нет!», но тут увидела широкую улыбку отца.

– Только не забудь, молодой человек, – отец пытался придать голосу строгость, – что ты обещал назвать наше предприятие «Фруктовые сады Фаулера и Уайатта»!

– Да, сэр, я помню.

Мужчины пожали друг другу руки.

У меня застучало в ушах, я думала, что упаду в обморок. Внезапно сестра оказалась рядом, обнимая меня.

– Улыбнись, дурочка! – зашептала Лидия мне на ухо. – Улыбнись, ты обручена!

Я обручена… Без единого жеста, без единого признака привязанности между Фрэнком и мной. Улыбка, которую я торопливо выдавила из себя, была скорее гримасой боли.

Мне казалось, что я наблюдаю за собой со стороны: я согласилась после обеда пройтись с Фрэнком и осмотреть его земли и дом, который вскоре станет моим. Я слышала, как отец отказался нас сопровождать, а Лидия настаивала, чтобы я не мыла посуду. Но худший момент настал, когда Лидия вытащила из духовки еду для Уолтера и ушла, чтобы отнести ее.

Я бы с радостью пожертвовала всем, если бы могла остановить ее и воспрепятствовать встрече Уолтера с моей прекрасной сестрой. Но Фрэнк Уайатт повел меня к своей коляске, и я ничего не могла сделать.

Катая меня по своим землям, Фрэнк не замолкал ни на минуту. Я молча слушала его грандиозные планы о том, чтобы высадить новую плантацию персиковых деревьев, о пробной посадке вишен следующей весной, но все, о чем я могла думать, были улыбка Уолтера и ямочка, которая появится на его щеке при виде Лидии.

Впервые в жизни я вошла в дом Уайаттов – красивый белоснежный дом с темно-зелеными ставнями и изящной верандой. Вскоре он станет моим. Однако я нашла его захламленным, там было просто нечем дышать! Я не могла дождаться, когда смогу убрать безделушки, выставленные на комодах, полках и буфетах, и поставить вместо них книги. Великолепные книги в кожаных переплетах, с золотым тиснением и сладким запахом страниц!

Воображение рисовало мне картины: Лидия смеется над шуткой Уолтера и касается его руки так, как она меня учила, отчего мне хотелось упасть посреди гостиной Фрэнка и разрыдаться.

В тот день мне ясно представилась моя будущая жизнь с Фрэнком. Все должно вращаться вокруг него: он большое Солнце во Вселенной, а все остальные обязаны как-то вписаться в эту Солнечную систему, найти в ней место, как эти безделушки на переполненных комодах.

Даже если и так, я бы снесла такое существование, если бы Уолтер Гибсон не вошел в мою жизнь, не разговаривал со мной, не слушал меня, не смеялся вместе со мной и не показал, чего я лишусь.

Вне себя от страданий, я проследовала за Фрэнком через кухонную дверь в сад, прошла мимо амбара и яблонь.

Мы остановились на вершине холма, с которого открывался вид на земли отца. Пруд и маленький каменный коттедж лежали внизу, и я думала: там ли еще Лидия, говорят ли они с Уолтером, смеются ли, пока он ест?

Я повернулась к мужчине, за которого собиралась выйти замуж, и сказала:

– Вам не кажется, Фрэнк, что пруд следует как-то назвать? Предлагаю: пруд Уолдена.

– Что? Откуда взялось это дурацкое название?

У Фрэнка была манера в упор смотреть на собеседника, если он был им недоволен, и обычно люди съеживались под его взглядом. Я почувствовала себя букашкой перед энтомологом, который мысленно пригвоздил меня к куску картона.

– Вы знаете, это из книги Генри Дэвида Торо «Уолден, или Жизнь в лесу». Он был последователем Эмерсона[16]. Это очень известная книга.

– Мне неинтересно.

– Что именно неинтересно: книга Торо или название пруда?

– И то и другое. Как только пруд будет принадлежать Садам Уайатта, его будут называть «пруд Уайатта». А что касается книг, то все они просто трата драгоценного времени.

Я обмерла.

– Да, понимаю, летом и во время сбора урожая. Но долгими зимними месяцами…

– Все книги, кроме Библии, пусты! И большинство из них – от дьявола!

– Вы, должно быть, шутите? Книги – от дьявола?

Фрэнк не шутил.

– Библия называет сатану отцом лжи, а романы не более чем ложь, порождение злого человеческого воображения. Я не позволю им находиться в моем доме!

Я боролась с паникой.

– А как же «Путешествие пилигрима в Небесную страну»[17] и…

– Редкое исключение! Послушайте, Бетти, нам нужно назначить дату.

Я недоуменно уставилась на него.

– Дату свадьбы, – пояснил Фрэнк. – Первое воскресенье октября подходит? Вам достаточно времени на подготовку?

Вечности не хватит, чтобы подготовиться к жизни без книг, не говоря уже о жизни с Фрэнком Уайаттом. Но через два коротких месяца я буду обречена связать судьбу с этим мужчиной, чтить его и ему повиноваться. Я заставила себя вспомнить радость отца за обеденным столом и согласилась:

– Да, эта дата мне подходит.

– Хорошо. Я отвезу вас домой.

– Я лучше прогуляюсь, Фрэнк, – быстро отказалась я. – И спасибо за экскурсию. До свиданья.

Я начала быстро спускаться с холма, молясь, чтобы Фрэнк не последовал за мной. Из моих глаз покатились слезы, так же, как катились камни под ногами, и я знала, что не в силах их удержать.

* * *

Тем же вечером я принесла Уолтеру ужин. Постоялец полулежал на шезлонге – еще одной необходимой вещи, которую он привез с собой. Когда Уолтер услышал мои шаги, он оторвался от книги и улыбнулся.

– А вот и вы, Бэтси! Сегодня за обедом мне вас не хватало!

Я упала у его ног и заплакала. Горе и облегчение сплелись воедино, как шерсть в пряже. Уолтер как раз вовремя подхватил поднос и поставил его на траву.

– Бэтси… что случилось? – нежно спросил он.

Я всхлипнула.

– Мужчина, который за мной ухаживал, предложил мне… выйти за него замуж.

– Ясно. Ваши слезы не похожи на слезы радости. Он расстроился, когда вы ему отказали?

– Я не отказала. Я не могла, мой отец… – закончить я не смогла.

Уолтер дал мне свой платок. Я поднесла его к лицу, чтобы вытереть слезы, но тут почувствовала исходящий от него лимонный аромат и еще сильнее разрыдалась.

– Мне очень жаль, Бэтси. Мне хотелось бы утешить вас.

– Спасибо, все будет в порядке… – Я силилась взять себя в руки. – Мне просто нужно время, чтобы свыкнуться с этой мыслью.

– Вы думаете, что со временем сможете его полюбить?

– Да, уверена, так и будет, – солгала я. Сама же недоумевала: как можно полюбить мужчину, который ненавидит книги? Я еще раз всхлипнула. – А вы любили свою жену, когда вступали с ней в брак?

Уолтер долго смотрел на меня.

– Я не женат, Бэтси. Я обручен, но свадьба отложена на неопределенный срок, пока я не поправлю здоровье.

– Меня удивляет, что ваша невеста не находится рядом с вами и не помогает вам восстанавливать силы.

Уолтер вздохнул.

– Возможно, так все и происходит в романах, но крайне редко в настоящей жизни. Мой брак – еще одна финансовая сделка моего отца: одобряемая обществом, обеспеченная пара для единственного сына и наследника. Ни я, ни эта девушка не осмелились спорить с Говардом Ноулзом Гибсоном. Я, конечно, с ней встречался, но мы знаем друг друга не очень хорошо. Из-за болезни мне было сложно как следует ухаживать за ней.

Впервые я осмелилась взглянуть на него.

– Значит, я не единственная, кого выдают за нелюбимого человека?

– Это, конечно, слабое утешение, но нет, вы не единственная. В тех кругах, где я вырос, большинство браков – это вопрос выгоды. Любовь и романтика крайне редко определяют выбор.