Линн Остин - Тайники души

Я обошла Гейба и начала доставать лестницу. Он стоял, наблюдая за мной.

– Послушайте, Элиза…

По тону Гейба я сразу поняла, что он опять собирался меня отговаривать, упирая на то, что я слишком хрупкая для обрезки деревьев. Этим он напомнил мне папочку с его бесконечными указаниями, что мне делать, а что не делать. Уперев руки в бока, я обернулась:

– Да, Гейб?

Он пристально посмотрел на меня, затем покачал головой.

– Ничего. Просто хотел предупредить вас о том, что лезвия очень острые.

Это была тяжелая работа: переставлять лестницу от дерева к дереву, сотни раз взбираться на нее и спускаться, вытягивать руки над головой и пилить. Я жалела, что была не в брюках, а в старой юбке, которая постоянно путалась между ног. К полудню у меня так замерзли пальцы, что я их не чувствовала.

Череда деревьев казалась нескончаемой. Они тянулись одно за другим и при этом были высажены ровными четкими рядами. Я вспомнила, как Сэм рассказывал о том, что его отец посадил по сотне деревьев на акр, а акров в поместье было не счесть.

К концу дня у меня болели руки, ноги, плечи, мне хотелось плакать, но завтра меня ожидали новые деревья, нуждающиеся в обрезке.

Я могла бы побиться об заклад, что у Гейба тоже ломило все тело, но он, как и я, был слишком упрям, чтобы это признать.

На третий или четвертый день работы Гейб принес с собой армейскую фляжку. Несмотря на уверения тети Батти, я по-прежнему подозревала, что на самом деле он Мэтью Уайатт. Поэтому когда Гейб сел на край кузова, чтобы передохнуть и сделать глоток, я решила спросить его о войне.

– Смотрю, вы привезли из армии сувенир, – произнесла я. – Вы воевали?

Мужчина сделал большой глоток и вытер рот, прежде чем ответить.

– Эта фляга досталась мне от бродяги по имени Лу-Псих. Когда я его встретил, он был очень болен. Судя по его кашлю, думаю, у него было воспаление легких. Я провел с Лу несколько дней, кормил его, согревал и всячески помогал. Он чуть не умер, но потом поправился и настоял на том, чтобы я принял от него эту флягу в знак благодарности. Это была единственная ценная вещь, которой он владел.

Гейб встал и протянул флягу мне.

– Хотите?

– Нет, спасибо.

Я была весьма опытным лжецом, поэтому не сомневалась, что всегда распознаю ложь. Но в этой истории было зерно истины.

Гейб опять взобрался по лестнице, и лишь потом я осознала, что он очень ловко избежал необходимости отвечать на вопросы о войне.

Сколько бы мы ни трудились, необрезанных деревьев меньше не становилось. Все время вдалеке мелькали новые и новые, словно отражение в зеркале. Было не очень холодно и ветрено, поэтому мы работали полный световой день.

Каждую ночь я без сил валилась на постель и мне снились деревья, тянувшие ко мне свои ветки, словно костлявые руки, которые хотели меня задушить. Я просыпалась в холодном поту, благодарная за то, что это был всего лишь сон, и в ту же минуту понимала, что завтра мне нужно обрезать новые деревья.

– Вы не обязаны так много работать, Гейб, – сказала я своему гостю однажды днем.

Он уже в третий раз тяжело опустился на бортик кузова, чтобы передохнуть. Лицо Гейба было очень бледным.

– Я стараюсь не отставать от вас, – слабо улыбнулся он.

– У вас что, опять жар?

Я сняла рукавицу и коснулась его лба. Лоб был холодным. Осознав, что я только что сделала, я, смутившись, отвернулась. Я посмотрела на длинные ряды уже обрезанных деревьев. На земле лежали груды веток. Впереди виднелись ряды новых деревьев. Когда я наконец отважилась посмотреть на Гейба, то заметила, что он уставился на меня со странным выражением лица. Создавалось впечатление, будто он впервые меня видит.

– Что случилось? Почему вы так на меня смотрите? – спросила я.

Он покраснел.

– Да… собственно, ничего. Просто восхищаюсь вами, вот и все. Вы потрясающая женщина. – Гейб поднес флягу ко рту и сделал глоток. – Как давно вы пытаетесь управлять этими садами в одиночку?

– Лишь несколько месяцев. С тех пор как мой свекор умер. Это произошло в ноябре прошлого года.

– Из-за чего он умер?

– От сердечного приступа. Доктор сказал, что все случилось буквально за несколько минут. По крайней мере, мой свекор любезно подождал, пока соберут и продадут весь урожай.

– А ваш муж?

– Он ушел из жизни за год до смерти отца.

– Послушайте, это, конечно, не мое дело, но почему вы не наймете помощников? Сейчас полно людей, ищущих работу.

– Я не могу себе этого позволить. Мой свекор оставил долги.

Гейб сделал еще глоток.

– Вы думаете, что сможете управлять имением самостоятельно?

Его вопрос стал искрой, от которой вспыхивает пламя – мощное, быстрое и яростное.

– Как я устала от этого вопроса! Чем чаще мне его задают, тем крепче мое желание со всем справиться! Это мой дом! И дом моих детей! Никто и ничто не заставит меня покинуть это место. Я, возможно, не смогу делать все, как Фрэнк Уайатт, но это единственный дом, который у меня был! И да поможет мне Бог, но я больше никогда не стану бездомной!

После моей вспышки Гейб напоминал побитую собаку с поджатым хвостом. Я тут же извинилась:

– Простите, я не хотела на вас кричать.

– Все нормально, – тихо ответил он. – Я знаю, что такое быть бездомным.

Я немного смягчилась.

– Поэтому вы скитались по поездам?

– Не только. – Гейб возился с пробкой от фляги, пытаясь закрутить ее. – У меня нет места, которое я могу назвать домом. В Чикаго я жил в общежитии, перед тем как пуститься в странствия.

– У вас есть семья?

– Нет.

Сердце мое смягчилось еще больше. Я хотела спросить, что случилось с его родственниками, но знала, что Гейб тоже задаст мне вопрос, а я на него не отвечу. Кроме того, если он Мэтью Уайатт, то мне и так все ясно.

Гейб встал, размял руки, плечи, покрутил головой, разминая шею.

– Я знаю – все болит, – тихо сказала я.

Он ответил медленной, слабой улыбкой.

– Да, вам тоже несладко приходится.

Мы оба отвернулись, и я поняла, что мы начали слишком сильно открываться друг другу.

– Ну что ж, пора приступать к работе, – решила я, глянув на ряды деревьев впереди.

– А что делать со срезанными ветками? – спросил Гейб, оглянувшись.

– Уверена – их нужно убрать. Я помню, как муж говорил мне, что сухое дерево привлекает насекомых. Он всегда сгребал ветки граблями.

– А разве мы не можем это все сжечь?

То, как Гейб сказал «мы», вызвало во мне странное чувство. Я не могла определить, нравится оно мне или раздражает.

– Мы так и сделаем, когда все высохнет. В любом случае это еще не все ветки.

– Я тут подумал… Вы знаете, что многие бродяги разбивают лагеря вдоль железнодорожных путей? Думаю, многие бы с радостью собрали все эти ветки и унесли их, если мы разрешим жечь костры.

Он опять сказал это слово – «мы».

Подумав, я согласилась:

– Хорошо. Только обязательно проследите за тем, чтобы бродяги располагались со стороны моего имения. Другая сторона путей принадлежит Алвину Гриру, и он позовет шерифа, чтобы прогнать пришельцев.

Тем вечером я позволила Гейбу взять грузовик. Он заполнил кузов хворостом и поехал к лагерю бродяг, отвозя топливо.

В последующие недели я наблюдала за тем, как по садам в обеденное время ходят, склонившись, люди, собирающие огромные кучи веток. Это были мужчины (а иногда и женщины) жалкого вида, одетые в бесформенные лохмотья. Один из бродяг был никак не старше Джимми. Эти бездомные люди были голодными и замерзшими.

Каждый вечер, уплетая стряпню тети Батти, я молилась о том, чтобы мои дети и я не закончили свои дни как те бродяги.

– Нам осталось лишь несколько акров, – сказала я Гейбу однажды утром, когда мы перед началом работы, как обычно, складывали в машину инструменты. – Почему бы вам не заняться крышей тети Батти? А я закончу обрезку сама.

Гейб уже осмотрел крышу и дал тете список необходимых материалов. Я не знала, может ли она позволить себе их купить и чем будет платить, но скоро весна, и у меня хватало собственных забот, чтобы навешивать на себя еще и чужие.

– Дайте мне минутку подумать, – медленно ответил Гейб. В его голосе слышалось сомнение.

– Вам не нравится мое предложение? – нетерпеливо спросила я.

– Мне бы не хотелось, чтобы вы в одиночку работали так далеко от дома. Если что-то случится…

– Например?

– Ну… например, вы упадете с лестницы…

– Я же до сих пор не падала, правда? Кроме того, и вы можете упасть с крыши дома тети Батти. В чем разница?

Я загнала Гейба в угол: либо ему придется заявить, что я беспомощная женщина, либо у него хватит такта этого не делать. Он внимательно осмотрел лезвие пилы и положил ее к остальным инструментам.

– Может быть, я закончу с деревьями, а вы отвезете тетю Батти в город за материалами? – предложил он.

– Я не отличу одну деревяшку от другой. Будет лучше, если вы поедете с ней.

Гейб отвел глаза и ответил:

– Я предпочитаю этого не делать.

– Почему?

– Это ваш грузовик, а не мой.

Он слишком быстро отвернулся. Я не видела его лица, но у меня было чувство, что это не единственная причина его отказа. В конце концов, Гейб же ездил в лагерь бродяг. Кроме того, если у него нет желания ехать на автомобиле, можно запрячь лошадей в коляску.

Наблюдая за тем, как Гейб, хромая и по-прежнему опираясь на трость Уолтера Гибсона, направился закрыть дверь сарая для инструментов, я пыталась понять, в чем истинная причина его отказа.

Насколько я могла судить, у Гейба вообще не было причин избегать поездки в Дир Спрингс, разве что он боялся, что в нем узнают Мэтью Уайатта! И если он действительно Мэтью Уайатт, то шутка удалась – ведь грузовик принадлежит ему.

– Я не откажусь, если вы подвезете меня к последнему ряду деревьев, прежде чем поедете в город, – решил Гейб и залез в машину.

Не знаю, что меня раздражало сильнее: то, что он что-то скрывал, или тот факт, что в последнее время он принимает решения самостоятельно.

Две недели назад Гейб переехал в мастерскую, мотивируя это тем, что тете Батти нужна собственная комната внизу. Затем он начал подготавливать парники и точить лезвие плуга, не дожидаясь моей просьбы.

Прошлым вечером я видела, как Гейб возится с трактором. Можно было подумать, что этому человеку постоянно слышится голос отца, приказывающий ему, как раньше приказывал Сэму: «Сын, пора сделать это и это! Сын, нужно починить ту штуковину!»

В общем, все закончилось тем, что я повезла тетю Батти за материалами. У меня были молоко и яйца на продажу, и, кроме того, я хотела зайти в контору мистера Уэйкфилда и узнать, смог ли он выяснить местонахождение Мэтью.

Но судя по смущенному виду старого поверенного, он как заснул еще в момент нашей первой встречи, так и не просыпался до сих пор, сидя за столом своего кабинета.

– Извините, Элиза, я ничего не узнал о Мэтью. Простите… Я написал в Вашингтон, но на то, чтобы получить ответ на запрос, нужно время. Я сожалею…

– Все в порядке, мистер Уэйкфилд.

Поверенный выглядел таким жалким, что мне хотелось укачать его, как младенца, и дождаться, пока он снова заснет.

Когда я вернулась к грузовику, стоявшему возле магазина стройматериалов, тетя Батти и Бекки уже ждали меня в машине. Доски, рубероид, гвозди были погружены. Одному Богу известно, как тетушке удалось за все это заплатить.

В последующие несколько недель Гейб был одновременно везде, работая как заведенный.

Он вставал до рассвета, чтобы справиться с домашними обязанностями, затем некоторое время ремонтировал тетину крышу, после работал в амбаре или в садах, подготавливая все к весне.

Мне даже не приходилось убеждать сыновей выполнять свои обязанности, когда Гейб работал рядом.

Но то, чего я боялась, все же происходило: дети привязывались к гостю. Я не знала, что с этим поделать.

Как бы я ни старалась, мне не удавалось проследить за тем, чтобы каждый раз, когда я отворачивалась, мои дети не ходили в амбар и не вертелись все время возле Гейба.

Особенно Люк к нему привязался; меня радовало то, что мальчик болтает с Гейбом. Впрочем, они всегда разговаривали так тихо, что я не понимала содержания их бесед. Но что бы они ни обсуждали, Гейб очень терпеливо относился к Люку – к его заиканию и всему остальному.

Сердце Бекки Гейб завоевал, сделав ей качели, как и обещал. Малышка плясала вокруг нас с тетей Батти, пока мужчина вешал качели на старом дубе перед домом.

– У мальчиков Лидии тоже были качели, и они висели именно на этом дереве! – сообщила тетя Батти. – Кстати, возможно, как раз на этой ветке.

– Да, вы правы, – ответил Гейб.

Я с удивлением посмотрела на мужчину, который карабкался наверх, чтобы привязать веревки. Он что, только что себя выдал?