— Знаете, в нашем деле надо есть при любом удобном случае. Иначе будешь вечно ходить голодным.

Виктор решил не поддаваться очередному соблазну. Притворившись равнодушным, он попытался перевести разговор в другое русло:

— А правда, что Джи Пи так строг с подчиненными, что не разрешает им обедать?

Засмеявшись, девушка покачала головой.

— Ему абсолютно все равно, когда журналисты обедают и как долго. Главное — чтобы работа была сделана. Он просто лапочка. Я его обожаю.

Она обожает Джи Пи. Интересно, невольно подумал Виктор, каково быть обожаемым Сабриной Мартин? Видимо, это опьяняющее ощущение.

Вернувшись за руль, Сабрина открыла окна. Хотя с утра прошел дождь, в машине было душновато, не мешало бы включить кондиционер.

— О, какое блаженство! — воскликнула девушка, дожевывая орехи. — Не могу без завтрака, а сегодня утром не успела поесть.

— Наверно, нужно было встать пораньше, — сухо заметил Виктор.

— Вы правы, — согласилась Сабрина. — А я проспала.

Видимо, она бурно проводит ночи, что немудрено при такой внешности и недюжинной энергии.

— Я не ложилась, пока не досмотрела «Красную реку».

Опять осечка. Как только Виктор придумывал себе некий образ, Сабрина тут же его разрушала.

— Старый вестерн?

Кивнув, она поставила чашку на панель перед лобовым стеклом и достала из пакетика очередную порцию орешков.

— Да. С Джоном Уэйном и Монтгомери Клифтом. Люблю этот фильм.

Такая модная девушка — и вдруг старые вестерны.

— Я считал, что у вас более современный вкус.

— Вот и ошибаетесь. Мне подавай остроумный диалог и забористый сюжет, как у Джона Форда. Это уже классика.

Сабрина протянула Виктору орешки. Он взял их, потому что понял: она будет предлагать до тех пор, пока он не сдастся. Странно, они только вчера познакомились, а он уже чувствовал себя связанным с нею. Такого давно не было, и сама мысль о подобной привязанности его смущала. С одной стороны, приятно, что эта девушка ему нравится и он хотел бы узнать ее поближе, но, с другой стороны, осторожность подсказывала, что ему грозит большая нервотрепка.

— С вами такое уже случалось? — спросила Сабрина, немного помолчав.

Их взгляды встретились.

— Что именно? — произнес он небрежно. — Что я сижу в машине с женщиной, пью кофе и ем орешки? Сотни раз.

— Вы знаете, о чем я говорю, — нетерпеливо сказала она. — Вы и раньше писали о преступности?

Отправляя в рот последний орех, Виктор отвел взгляд и стал рассматривать стоявшие рядом машины.

— Если я скажу «да», вы обрадуетесь? — спросил он почти сердито.

Она задумчиво посмотрела на него.

— Я успокоюсь.

Виктор отрешенно уставился в ветровое стекло. Если бы она узнала о нем всю правду, то ей пришлось бы забыть о спокойствии. А уж если бы открылось, что по вине Виктора убили его напарника, то, возможно, она и вовсе бы испугалась.

— Виктор, что с вами? — спросила Сабрина, заметив странное выражение его лица.

Он посмотрел на нее и понял, что никогда себе не простит, если это прекрасное жизнелюбивое создание пострадает из-за него.

— Ничего, — пробормотал он, ощущая, как с каждой минутой пространство машины словно сжимается и в салоне становится все теснее для них обоих. Он не собирался влюбляться в эту женщину и был зол на свое бессилие устоять перед ее чарами.

Сабрина махнула рукой, разрезая тяжелый воздух.

— Я просто считала…

— Вы считали, что мне напрасно доверили отдел криминальной хроники, — рявкнул он. — Уважаемая королева репортажа, разрешите вам сообщить, что я знаю эту работу. И могу делать ее настолько хорошо, что читатели «Хьюстон стар» будут выстраиваться в очередь у киосков за номером с моими статьями о преступности! Так что оставьте расспросы и поезжайте в редакцию.

От гнева у Сабрины кровь прилила к вискам и, хотя она сидела неподвижно, дыхание сбилось так, будто она пробежала целую милю.

— Еду, мистер Айсберг. Но сначала напомню вам, что независимо от вашего мнения обо мне я вовсе не дура. И вижу, когда люди пытаются чтото скрыть. А вы скрываете. — Она пронзила его взглядом своих зеленых глаз. — Но можете не волноваться: я никому об этом не разболтаю.

Не дожидаясь ответа, Сабрина завела машину и поехала в редакцию.

Виктор промолчал. Он хмуро смотрел в окно на оживленные улицы Хьюстона и ругал себя за то, что сорвался и накричал на девушку. Но в этом не было ничего нового: он уже давно ненавидел себя.

Вернувшись в кабинет, Виктор уставился на экран компьютера. Ему хотелось кричать во все горло, и он сам не знал отчего.

Сабрина принялась звонить по телефону.

— Джи Пи сказал, что сегодня было не так уж много происшествий, — сообщила она, повесив трубку. — Ограбление винного магазина, три угона и драка во время вечеринки. Наши корреспонденты уже работают с этой информацией, так что я могу заняться статьей о банке.

Ее голос звучал холодно и по-деловому, и Виктор во всей полноте ощутил вопиющую разницу между ее нынешним поведением и утренним радушием, когда она приготовила ему кофе и настояла, чтобы он составил ей компанию. Ну что ж, мрачно подумал он, ты сам этого хотел.

— Отлично, — тихо произнес он, с притворным вниманием всматриваясь в текст на экране.

Сабрина снова подошла к телефону и позвонила кому-то из технических редакторов. Виктор пытался не вслушиваться в разговор и сосредоточиться на работе. Но вместо того, чтобы приняться за свой материал, он сделал девушке очередной выговор и долго наблюдал за выражением ее лица.

Она выглядела уязвленной. Но почему? Они едва знакомы, и еще вчера ей было абсолютно ясно, что нет в жизни худшего несчастья, чем работать с ним.

Проклятье, недовольно подумал он. Какая разница, кем она тебя считает? Ну, допустим, полным ослом. Дай Бог, чтобы она и дальше так считала!

Он повернулся на стуле с таким расчетом, чтобы видеть Сабрину. Она все еще держала в руке телефонную трубку, и на пальце у нее сверкнул большой бриллиант, из чего Виктор сделал вывод, что либо эта девушка из богатой семьи, либо у нее есть щедрый ухажер.

Догадка была ему неприятна. Сабрина резко положила трубку, и он, отвернувшись, откашлялся.

— Сабрина… то есть мисс Мартин…

Он вздрогнул оттого, что неожиданно назвал ее по имени.

— Называйте меня «Сабрина», — быстро отреагировала девушка.

И хотя ему удалось сохранить невозмутимость, но, черт побери, он едва не улыбнулся ей.

— Хорошо, Сабрина, я… — Он в раздумье постучал зажатым в руке карандашом. Он ведь вовсе не хотел обидеть ее, а просто старался держать дистанцию. Но с таким же успехом можно было ходить по колючей проволоке. — Там, в городе, когда мы сидели в машине… В общем, я не собирался сердиться на вас.

Виктор увидел, каким беззащитным стало на мгновение ее лицо. И что-то как будто перевернулось в нем. А эта леди не такая железная, какой пытается казаться.

— Забудьте об этом, — тихо сказала она, отводя глаза. — Я тоже наговорила лишнего.

Она снова взглянула на него, и, сам не понимая почему, Виктор продолжил:

— У меня немного испортилось настроение, потому что… потому что было непросто переключиться на эту работу.

Неужели он просит прощения? Его слова звучали именно так. Но Сабрина решила не принимать их особенно близко к сердцу. Ей все равно, как Виктор Дэмиен к ней относится. Надо заняться делом, вот что сейчас главное.

— Я понимаю вас и должна извиниться. Я знаю, что бываю резка.

Виктор не смог удержать улыбку.

— Думаете, меня это раздражает?

Без сомнения. Но сейчас он явно хотел помириться. И Сабрина улыбнулась в ответ.

— Не знаю. А разве нет?

Он рассеянно вертел карандаш. Конечно, она его раздражает, но совсем в другом смысле.

— Предлагаю забыть это утро и начать все сначала.

Сабрина облегченно вздохнула и протянула ему руку.

— Ну ладно. Давайте начнем сначала. Привет! Меня зовут Сабрина, — весело сказала она. — Я буду писать вам статьи о преступности.

Он взял ее руку в свои ладони.

— Приятно познакомиться. И продолжайте называть меня просто «Виктор».

Девушка засмеялась в ответ. И потом, когда он выпустил ее руку и оба они погрузились в работу, этот чувственный смех еще долго стоял в его ушах, вызывая непонятное, тревожное чувство.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Виктор жил в двадцати милях от Хьюстона в старом сельском доме. Он купил его вместе с прилегающим участком три года назад, когда пришел в «Хьюстон стар». Главными достоинствами этого места были его уединенность и тишина, позволявшие по-настоящему отдыхать после утомительных ежедневных поездок на работу и обратно.

Когда-то он любил большие города, напряженный ритм улиц, их запах и шум. Они будоражили его. Но теперь все это в прошлом. Он уехал из Далласа в поисках более спокойной жизни. И в какой-то мере обрел желаемое в редакции «Хьюстон стар» и в своем неказистом домишке. Но почему-то Виктор опасался, что однажды наступят большие перемены, и не знал, сможет ли он им воспрепятствовать.

Подъезжая к дому, Виктор увидел своего ротвейлера, растянувшегося на низеньком крыльце. Заметив на дороге машину, Боу вскочил и бросился встречать хозяина. Поскольку у Виктора не было ни гаража, ни навеса для автомобиля, он парковался под старым кривым тополем. К утру птицы, как всегда, оставят на капоте свои метки. Но Бог с ними, с птицами, если пока есть только один выбор — между тенью старого тополя и солнцепеком.

Все эти годы Виктор давал себе слово выстроить гараж. Но вечно находились более важные заботы, вроде починки покосившегося забора, косьбы заросших травой пастбищ или ухода за скотом. Так что с гаражом придется подождать. Во всяком случае, пока он не закончит ремонт сарая. Сначала надо обеспечить надежное укрытие животным, а потом уж автомобилю.

— Привет, Боу, привет, старина, — сказал Виктор, вылезая из машины. — Похоже, ты честно нес на жаре свою вахту. Будешь ужинать?

Пес радостно залаял в ответ и, обогнав хозяина, замер у дощатой двери, преданно виляя обрубком хвоста.

Виктор открыл дверь, впустил в дом собаку и вошел сам. Благодаря кондиционеру и толстым оштукатуренным стенам, защищающим от страшной техасской жары, в комнатах было прохладно.

Виктор бросил портфель на стол в гостиной и сразу отправился на кухню. Он подошел к вентиляционному отверстию, Боу бросился следом. Пес не мог противиться искушению и подставил голову потоку прохладного воздуха.

— Что, парень, хорошо тебе? — спросил Виктор, заглядывая в холодильник. Он вытащил себе бутылку пива, а собаке воды и поставил миску на пол. Оставив в покое кондиционер, пес принялся жадно лакать. Виктор прислонился к шкафу и открыл пиво.

После двух глотков он ослабил узел галстука и отнес бутылку на маленький столик, стоявший рядом с раздвижной дверью. Эта стеклянная дверь выходила во внутренний дворик, который существовал пока лишь в воображении хозяина дома.

Но раз уж Виктор снова занялся криминальной хроникой, то дворику с садом суждено остаться несбыточной мечтой. Он понимал, что времени на это дело уже никогда не найдется, но, черт возьми, даже создай он здесь неописуемую красоту, все равно, кроме него, любоваться на нее будет некому.

Виктор никогда не заводил приятелей только для того, чтобы было с кем проводить время, и в Хьюстоне ни с кем не дружил. Все друзья остались в Далласе, но и с ними он не поддерживал никаких связей. Ему было больно даже вспоминать о них, и потому он никому не звонил.

Сабрина оказалась права, предположив, что он скрывает нечто важное. Он все еще старался заглушить в себе чувство вины и душевные муки, вызванные смертью Пита. Но любые объяснения на эту тему были бы равносильны публичному раздеванию, а на такое он неспособен.

Ну уж нет, мрачно подумал Виктор. Как бы эта женщина ни старалась утолить свое любопытство, он не подпустит ее слишком близко.

Переодевшись в джинсы, майку и кроссовки, он поджарил бифштекс и съел его на пару с ротвейлером. После ужина Виктор отправился в сарай и оседлал здоровенного белого мерина. Хотя жеребец и был кастрирован, он сохранил бурный темперамент — под стать страстной натуре хозяина. Звали коня Хиза Смокин Док, и когда Виктор его покупал, ему рассказали, что мерина вырастили на Королевском Ранчо. Но взяли за коня не очень дорого. Впрочем, Виктора не особенно волновало, вправду ли ему досталась лошадь с самой крупной и старейшей фермы в Техасе. Они с Доком были родственные души.

Боу отыскал маленькое стадо раньше хозяина. Коровы паслись у ручья, протекавшего по территории фермы.

Пересчитав коров по головам и убедившись, что все целы и невредимы, Виктор спешился и повел Дока на водопой.

В листве высоких тополей стрекотали цикады, а над зарослями кустарника проносились стрекозы и порхали бабочки. Этим летом часто шли дожди, и трава на участке поднялась почти до колен.