Сара Пэйнтер - Тайны призраков

– Ну ладно. Может быть, и целовалась. Однажды.

– Если поцелуй хорош, то и одного достаточно.

– Что правда, то правда, милочка. – Вайолет добавила американского акцента и картинно подбоченилась.

Кэти рассмеялась.

– Рада за тебя. Каждый должен хоть раз в жизни получить настоящий поцелуй. – Она подумала о Максе. Вот уж кто умеет…

Вайолет помрачнела и снова повернулась к саду.

– Я любила. Однажды.

– Знаю, – виновато призналась Кэти. – Ты сказала поискать, я так и сделала.

– Не понимаю, – насторожилась Вайолет. – Об этом не писали.

– Я воспользовалась заклинанием. Заглянула в прошлое и увидела твоего отца. Он сердился из-за какого-то парня. Извини. Не очень хорошо с моей стороны.

Вайолет ответила не сразу, как будто решала, злиться ей или нет. Потом плечи ее едва заметно поникли.

– Хотела бы я складывать заклинания. Это так увлекательно.

Кэти спрятала улыбку. Призрак, завидующий из-за магии. Конечно.

– По правде говоря, в заклинаниях я не особенно сильна. Не то что моя тетя. Мой настоящий талант – вот это. И я не представляю, что мне с ним делать.

– Что-нибудь придумаешь. Ты ужасно умная.

– Спасибо, – удивленно сказала Кэти.

– Не такая, как я, – бодро заявила Вайолет. – Я – полная тупица. Папа всегда говорил, мол, хорошо, что ты хорошенькая.

– Он так говорил? – Кэти уже пожалела, что упустила шанс и не отвесила папе добрую оплеуху. Может, стоит вернуться в прошлое Вайолет и врезать ему по больному месту?

– Кого ты любила?

– Был один археолог. Вел раскопки на Силбери-Хилл. Знаешь это место? Возле Эйвбери? Мама с папой познакомились с ним на каком-то мероприятии, я уж не знаю где. Познакомились и подружились. Никаких титулов и званий он не имел, но от недостатка денег не страдал. Его отец сделал состояние где-то на севере, занимался каким-то производством. Меня эти дела не интересовали. В общем, он был сомнительный тип, понимаешь?

– Сомнительный?

– Да, с новыми деньгами. Вообще-то такие вещи ничего особенного не значили и ни на что как бы не влияли, учитывая послевоенную депрессию и все такое. Для многих так оно и было, но не для всех. Включая моих дорогих родителей.

– И ты в него влюбилась?

– Хуже. – Вайолет скорчила гримасу. – В его помощника. Я могла тогда и швейцаром увлечься.

– Ах да. Постоянно забываю, как воспринимали тогда классовые различия.

– Тогда? – Вайолет рассмеялась. – А сейчас разве все иначе? В этом отеле разве всем одинаково рады?

– Нет, но сейчас проблема не в социальном положении, а в деньгах.

– Моя дорогая девочка, – голос Вайолет прозвучал так, словно принадлежал женщине намного старше двадцати, – деньги всегда все решали.

– Но зато теперь у всех одинаковые возможности, – сказала Кэти, понимая, что несет полную чушь. Ей вдруг стало неловко из-за того, что она живет в двадцать первом столетии. Могла бы найти аргументы получше. Что-нибудь убедительное, что-нибудь такое, что показало бы преимущество нынешнего времени над темными временами тысяча девятьсот тридцатых.

– Я была дочерью лорда, и на меня возлагали определенные надежды. Мне полагалось играть на пианино и петь, проявлять сострадание к стоящим ниже и жалеть животных, но при этом придерживаться безупречного поведения и подобрать себе достойную пару. Я знала, что лорд Тэлбот уже разговаривал с моим отцом и намеревался сделать предложение на мой день рождения. Я собиралась согласиться, после чего меня ждал переезд в имение мужа в Корнуолле.

– Корнуолл – красивое место, – без какого-либо энтузиазма прокомментировала Кэти, представив себя в таком безнадежном положении.

Вайолет бросила на нее испепеляющий взгляд.

– Я была дурочкой. Думала, что папа передумает. Думала, что вот он встретится с Генри, увидит, как мы любим друг друга, и сжалится. Думала, что все будет, как в фильме «Цилиндр».

– Ты любила Генри? – спросила Кэти и замерла от пришедшей в голову мысли.

– Да, – глядя вдаль, сказала Вайолет. – Я любила Генри, когда умерла, поэтому люблю его до сих пор. И буду любить всегда.

Кэти едва сдержалась, чтобы не улыбнуться. Вот оно. Ее цель. Соединить несчастных возлюбленных. Это так романтично, так прекрасно. Идеально. Она подарит Вайолет счастливую вечную жизнь. Ну, по крайней мере, с учетом обстоятельств.

После разговора с Вайолет Кэти отправилась на поиски Макса. Она хотела рассказать ему о своем успехе и повнимательнее присмотреться к забытому хламу. Прежде всего ее интересовало, почему Генри так часто бывает в отеле, если он умер не здесь. А еще Гвен упоминала, что духи привязаны к вещам. Возможно, если удастся отыскать вещь, которая удерживает Генри здесь, то эта вещь поможет соединить его с Вайолет.

– Я искал тебя, – сказал Макс, прежде чем она успела открыть рот.

– Хочешь помочь мне сыграть в детектива?

– Я уж думал, что ты так и не попросишь.

Кэти легонько толкнула его в плечо.

– Веди себя прилично, – упрекнула она Макса, одновременно сопротивляясь желанию толкнуть его еще раз просто так, чтобы дотронуться.

Генри появился сразу, как только они прошли мимо хранилища. Выглядел он опять прозрачным, так что разглядеть через него лежащие на полках забытые вещи не составляло труда.

– Мне кажется или здесь действительно холодком повеяло? – удивился Макс.

Кэти потерла руки и сердито взглянула на Генри.

– Повеяло. И даже очень.

– Это же свалка настоящая. Интересно, Патрик-то сам сюда когда-нибудь заглядывал?

На полу лежала пара новеньких, в пластиковой упаковке, матрасов. На матрасах – несколько абажуров. Рядом со штабелем картонных коробок стоял пылесос со сломанной ручкой. Под белыми простынями притаились загадочные штуковины неопределенной формы. У стены валялись сломанные стулья, сервировочные столики и комод с зияющими проемами вместо ящиков.

Генри состроил гримасу, подошел поближе к Максу и сделал вид, что осматривает его. Макс поежился.

– Это Вайолет?

Кэти отставила в сторону абажуры и села на матрасы.

– Хочу поговорить с тобой о моих месячных.

Макс поднял брови.

– Ну ладно.

– Иди сюда, садись. – Кэти похлопала по матрасу и улыбнулась, надеясь, что получилось соблазнительно, но отчаянно нервничая.

Макс закрыл дверь и опустился на матрас, который слегка просел под ним.

– В чем дело?

На случай, если Генри заткнул пальцами уши, Кэти повысила голос.

– Хочу поговорить о менструациях. Месячных.

Макс поморщился.

– Я же сказал, что хорошо, и кричать необязательно.

– У меня проблемы с маткой. Боли в яичниках.

– Что? – Макс вконец смутился, и Кэти его не винила.

– Фаллопиевы трубы скручены, а вагина…

Генри исчез.

– …с ней что-то не то… – продолжила Кэти и оглянулась, проверяя, не спрятался ли призрак за углом или за спиной.

– Грустно об этом слышать. – Макс отодвинулся от нее, возможно, сам того не заметив, но Кэти не удержалась и рассмеялась.

– Все в порядке, – шепнула она. – И трубы в порядке.

– Так это что, какой-то тест?

– Я всего лишь хотела избавиться от Генри и знала, что он мои откровения не выдержит. У Генри свои, старомодные, представления о многом. Его тошнит от моей одежды, не говоря уже о разговорах о моих интимных частях.

Макс сглотнул.

– Так. Значит, он был здесь.

– Да, – охотно согласилась Кэти и, встав с матраса, потянула за угол простыню, с которой поднялось облако пыли. Потом, откашлявшись, сказала: – Вот откуда холодок. Ты ведь чувствуешь разницу теперь, когда он ушел?

– Да, – задумчиво сказал Макс. – Он действительно существует. Призраки существуют.

– Добро пожаловать в мой мир.

– Но с вагиной у тебя все в порядке. Это так, для полной ясности.

Кэти наградила его уничтожающим взглядом и не ответила, но принялась исследовать содержимое коробок.

– Что ты ищешь?

– Ту коллекцию всяких странностей, о которой упомянула Мишель. Подумала и решила, что она, может быть, так и осталась в отеле. Ни в библиотеке, ни в других общедоступных местах ее нет. Остается подвал. Следующий пункт – чердак.

– Почему ты хотела избавиться от Генри?

– Я не знаю, как он отнесется к тому, что я роюсь в его вещах, и… – Кэти заколебалась… – отчасти потому, что ты прав. Я уверена, что ему нельзя доверять.

Макс согласно кивнул.

– Пока ты меня слушаешь, у меня есть новости. – Он достал из кармана телефон и начал пролистывать фотографии. Потом повернул экран с не очень четким снимком из газеты. – Любовные письма. Адресованы Вайолет Бофорт.

– Ты серьезно? – Кэти наклонилась к экрану. Почерк с наклоном, буквы жмутся друг к другу, выдавая руку сильную, энергичную, но сдержанную. Она подумала, что вряд ли прочитала бы текст, даже если бы смотрела на подлинник, а не зернистое фото на экране. – Но как…

– Сходил в городской музей.

– Я и не знала, что в городе есть музей.

– Он небольшой. Несколько черно-белых фотографий главной улицы, имена мэров – в таком вот роде. Весь музей – практически одна комната.

Кэти стыдливо молчала. Как же так? Как могло случиться, что она не знала о существовании музея?

– Женщина в музее – ей, наверно, лет триста – была только счастлива поговорить о «Грандже». У нее возникли кое-какие проблемы с некоторыми проведенными Патриком реновациями, но когда я отвлек ее от оранжереи, вспомнила, что здесь случился большой скандал. Когда пропала Вайолет Бофорт.

Кэти застыла на месте.

– Она знала что-то еще?

– Похоже, Вайолет пользовалась здесь популярностью. За ней ухаживали двое мужчин.

– Знаю. Это я и собиралась тебе сказать. Лорд Сомерсет и Генри.

Макс покачал головой.

– Нет. Александр Джеймс и Генри Кил. Они вели раскопки на Уиндмил-Хилл и познакомились с Бофортами. Вот эти письма от Александра. Он был влюблен в нее.

– Может быть, обычная вежливость. Другое время, другие способы выражения…

– Он говорит о ее красоте, о том, какой хорошей матерью она станет для его детей, и пишет в конце «навеки».

– Спасибо, – сказала Кэти. Надо же, он не пожалел времени, сходил куда-то, провел исследование на тему призраков. Тех самых призраков, в которых не верил. И это все ради нее. Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

Макс обнял ее за талию, и его руки оказались на полоске обнаженной кожи между жилеткой и юбкой.

– Всегда пожалуйста. – И, наклонившись, поцеловал в губы.

Отдавшись поцелую, Кэти потянулась вверх. Второго шанса заслуживает каждый. Даже мошенник.

Через секунду она оторвалась.

– Не то чтобы мне это не нравится, но коллекцию поискать все же надо. Пока есть такая возможность.

Макс отпустил.

– Знаешь, тебе бы надо быть более безответственной. Дать себе пожить.

Тем не менее он повернулся и начал убирать сломанные стулья, чтобы добраться до коробок за ними.

– Я пробовала однажды. Закончилось все не очень хорошо. Так что теперь я всецело за образование.

– Ты бросила университет?

– Начать с того, что я в него и не поступала. В университете меня вряд ли научили тому, что требовалось знать. Знание – сила, но оно должно быть правильного рода.

– Ты говоришь, как мой старик. Я хотел изучать математику, но он решил, что я рехнулся. Сказал, что ее практическое применение я уже усвоил, а остальное бессмысленно.

Кэти попыталась представить юного Макса, думающего не о мошенничестве, а об учебе. Получалось с трудом.

– Что ты имеешь в виду?

– Считать карты, главным образом. – Макс достал из кармана перочинный нож, вскрыл первую коробку и, заглянув, поставил на пол. – Старые афиши. Самообразование – вещь хорошая, но как быть с досугом? Это не обязательно что-то опасное. Просто досуг может быть веселым. Я к тому, что мы оба молоды и здоровы, так почему бы не повеселиться вместе?

– В твоем изложении получается что-то вроде тенниса. – Умный парень, он говорил, как профессор-педант. Это сбивало с толку. И заводило.

– Одно и впрямь недалеко от другого. Поднимает частоту сердцебиений и… – Макс не договорил, заглянув в следующую коробку. – Ого. Похоже, у нас есть победитель. – Он поднял какую-то погнутую бурую железку с привязанной к ней выцветшей картонной биркой и повернул к свету. – «Бронзовая брошь, ок. 1000 до н. э. Эйвбери, 1935».

– Эта штука определенно должна быть в музее.

– Интересно, сколько она стоит, – сказал Макс и, поймав взгляд Кэти, развел руками. – Что? Мне просто любопытно.

Кэти выхватила брошь у Макса и положила на сиденье самого верхнего стула.

– Что еще?

Макс принялся разворачивать газету, в которую было завернуто что-то размером с теннисный мяч. Кэти вынула из свертка коробочку с потускневшим рисунком зубастой улыбки на крышке. Было там и несколько обрывков лейкопластыря с голубыми отметинами, которые могли быть письменами. Подняв крышку, она обнаружила крошечный череп неведомой птицы и почему-то вспомнила сороку. Закрыв ящичек, Кэти положила его вместе с бронзовой брошью.