— В чем дело, Квинн?

— Если вы уделите мне минуту вашего времени, я могу рассказать о том, как оказался на службе у его светлости.

Горькая улыбка тронула губы девушки. Вне всякого сомнения, теперь она вполне может уделить слуге довольно много минут своего времени. Тщательно маскируя неприязнь в своем голосе, Марселла ответила:

— Хорошо, я с интересом выслушаю вашу историю.

— Гм, видите, миледи, до того как поступить на службу к его светлости, я несколько лет работал у одного высокопоставленного джентльмена, воздержусь, правда, от упоминания его имени. Все шло хорошо, пока с некоторого времени — по причине болезни жены — этот джентльмен не стал искать в других местах, где бы удовлетворить, э-э, свои потребности.

Квинн беспокойно переминался с ноги на ногу и покраснел еще больше, однако взгляд его оставался твердым.

— Будьте спокойны, миледи, не в моих правилах вмешиваться в личные дела хозяев, но однажды поздно вечером я наткнулся на него на задней лестнице. Джентльмен был пьян и силой пытался привлечь внимание новой служанки, которая буквально помертвела от страха. Когда хозяин не внял моим призывам прекратить безобразие, я прибег к крайним мерам.

— О Боже, — озабоченно нахмурилась Марселла. — Вы, Квинн, конечно, не…

— Я врезал ему как следует, мадам, — с нотками гордости и сожаления в голосе признался Квинн.

Неожиданно для себя Марселла почувствовала невольную симпатию к этому простому честному человеку. Между тем Квинн распрямил узкие плечи и продолжал:

— К сожалению, его светлость оказался не настолько пьян, чтобы не вспомнить на следующее утро, кто именно расквасил ему нос. Он уволил меня в тот же день… без рекомендации.

— Как это ужасно для вас, — с искренним сочувствием заметила Марселла, прекрасно зная, что слуга без рекомендательного письма не имел ровно никакой возможности получить место в приличном доме. — Как же вам удалось попасть сюда?

— Прошел слух, будто новый граф Шербрук ищет камердинера. Я рассуждал так: если граф только недавно получил титул и все такое, он, очевидно, может и не знать, как нанимают прислугу.

— Весьма умно с вашей стороны, — усмехнулась Марселла. — Значит, граф взял вас на службу, не спросив рекомендаций?

— Напротив, мадам, он в первую очередь спросил именно мои рекомендательные письма. Я попробовал было увильнуть, но сразу же понял, что его светлость не из тех, кого можно обмануть.

— Действительно, он не такой, — прошептала Марселла, вспомнив свое собственное коварство, впрочем, граф Вольф вел себя не менее коварно. — Так что же сказал мой муж, когда вы во всем признались ему?

— Он спросил, не собираюсь ли я сделать привычным делом решение вопросов с хозяевами посредством кулаков. Когда я заверил его, что у меня нет подобного намерения, он сразу же нанял меня… и положил жалованье в полтора раза больше, чем мне платили на прежнем месте. Надо сказать, его светлость — человек весьма великодушный.

— Кажется, так оно и есть, — мягко согласилась Марселла. — Спасибо, что поведали мне эту историю.

Она даже не потрудилась отпустить слугу, а спокойно повернулась и, переступив порог, оказалась в своей комнате, осторожно закрыв после этого дверь. Затем Марселла с холодной решимостью подошла к туалетному столику, взяла изящный позолоченный стул, вернулась к двери и бесцеремонно продела ножку стула в ручку.

— Вот теперь попробуйте войти, милорд Вольф, — прошептала она, любуясь результатом своей работы.

Потушив лампу, Марселла забралась в постель, откинулась на подушки и устремила глаза в темноту. Она прекрасно понимала, почему Квинн рассказал ей свою скорбную повесть. Однако даже его явная преданность новому хозяину не улучшила ее собственного мнения об этом разбойнике. Что из того, что граф Вольф проявляет милосердие к несчастным? С таким же успехом он мог подкармливать бродячих собак и щекотать под подбородками пухлых детишек. На Марселлу же отнюдь не распространялось столь благосклонное внимание.

Окончательно расстроившись, Марселла улеглась поудобнее и позволила затухающим огонькам углей в камине убаюкать себя. Пусть супруг развлечется в последнюю холостяцкую ночь, снисходительно решила она, ибо с завтрашнего дня ему уже не удастся вести прежний разгульный образ жизни.

Марселла собиралась наутро потребовать аудиенции у его светлости, с тем чтобы уладить кое-какие вопросы, например, где он впредь намерен проводить свои ночи.

Сбросив сюртук и развязав галстук, Гарет вольготно раскинулся на одном из двух обтянутых золотой парчой диванчиков, украшавших этот уединенный салон, один из многих, которыми располагал «Золотой Волк». Дверь прикрывали тяжелые бархатные портьеры насыщенного бордового цвета, красиво сочетавшиеся с толстыми коврами на полу. Это создавало атмосферу интимности и приглушало непрерывный гул, царивший в центральном зале. Слабый желтоватый свет двух красивых настенных ламп был не в состоянии разогнать все тени, которых в этой комнате оказалось предостаточно.

Гарет мрачно усмехнулся. Именно здесь всего лишь пару недель назад он обнаружил тело своего компаньона и сегодня специально выбрал это место для вечерних развлечений… но вовсе не из-за сентиментальности. Просто Гарет знал, что как раз по причине той трагической истории в этой комнате его не будут беспокоить другие завсегдатаи заведения.

«Золотой Волк» продолжал процветать, несмотря, а возможно, и благодаря этой трагедии. Во время вынужденного отсутствия Гарета делами заправлял его управляющий Виггинс. Этот любезный солидный мужчина со сдержанными манерами герцога и острым деловым чутьем банкира начал работать в клубе, когда он слыл всего лишь игорным притоном. После выхода из тюрьмы Гарет с удовольствием позволил Виггинсу и дальше вести дела клуба и даже подумывал предложить ему долю Роберта в награду за годы преданной службы. В данный момент, отбросив все мысли о делах, Гарет тупо смотрел на бутылку джина в своей руке, пытаясь сообразить, давно ли она опустела. Так как ему ничего не пришло в голову по этому поводу, он перевел глаза на молоденькую блондинку, в соблазнительном забытьи лежавшую лицом вниз у него на коленях.

Это была одна из тех предприимчивых молодых женщин с распутными наклонностями, которые отлично знали заведение Гарета. К сожалению, в течение вечера он ухитрился забыть ее имя. Впрочем, общество подобной дамы требовалось ему вовсе не для беседы. Как ни притуплены были сейчас чувства Гарета, он не мог не заметить, что бирюзовое платье, ранее надетое на молодой женщине, теперь лежало шелковой лужицей у его ног, а сама она осталась в одной кружевной сорочке и панталонах. От внимания Гарета не ускользнуло также то обстоятельство, что дама не шевелилась в течение вот уже четверти часа.

Выпустив из рук бутылку, он запустил пальцы в копну золотых кудрей женщины и приподнял ее голову со своих колен. Быстрый взгляд на лицо подружки подтвердил опасения Гарета: она оказалась еще пьянее, чем он. Подведенные глаза дамы были закрыты, а с ярко накрашенных губ срывался легкий храп.

Черт побери!

Презрительно фыркнув, Гарет спихнул мерзавку на пол, потом застегнул панталоны. Эта шлюха отключилась быстрее, чем успела сделать то, ради чего ее сюда пригласили: уменьшить жар, сжигавший его чресла, огонь, который не смогло потушить даже обилие джина.

Раздражение Гарета тут же обратилось на сыщика с Бау-стрит, чье мудрое предложение и подтолкнуло его к этому шагу.

— Забудьте на время о своих супружеских обязанностях, — посоветовал Чапел.

Да, легко так говорить тому, чья спальня не примыкает к покоям притягательной молодой женщины, строгие манеры которой служили лишь прикрытием ее порочной натуры. Тот факт, что Гарет сам отказался в брачную ночь от молодой супруги, странным образом все больше заставлял его желать объятий Марселлы.

Гарет потянулся было к отброшенной бутылке, но вовремя вспомнил, что она пуста, и огляделся в поисках звонка. Обнаружив его на противоположной стене, он поднялся с дивана, перешагнув через распластавшуюся на полу блондинку — черт побери, как же все-таки ее зовут? — и, нетвердо держась на ногах, двинулся к двери.

Гарет уже ухватился за вышитую панель, как вдруг услышал шорох отодвигаемой портьеры. Он насторожился, инстинктивно стряхнув с себя опьянение и призвав на помощь чувство самосохранения, прекрасно понимая, что убийца Роберта еще гуляет на свободе. Впрочем, он знал также: убийцы такого сорта редко возвращаются на место преступления.

Затаившись как волк, Гарет укрылся в темном углу, в то время как на пороге комнаты появился темноволосый широкоплечий человек среднего роста.

— Седрик? — раздался незнакомый голос, в котором слышалось едва сдерживаемое нетерпение. — Черт побери, я был…

Мужчина не договорил, заметив на персидском ковре раскинувшуюся в грациозной позе женщину. Выругавшись, он шагнул к ней и, опустившись на одно колено, проверил, бьется ли жилка у нее на шее.

Наблюдая за незнакомцем, склонившимся над пьяной шлюхой, Гарет постепенно успокоился: убийца Роберта вряд ли стал бы заботиться о впавшем в пьяное беспамятство жалком существе. Не спуская тем не менее с гостя настороженного взгляда, он шагнул вперед и проговорил:

— Не беспокойтесь, она всего лишь перебрала, вот и все.

Услышав едкие слова Гарета, мужчина бросил на него острый взгляд и нахмурился.

— Учитывая то, что здесь происходило в последнее время, осторожность не помешает, — с явным неодобрением заметил он.

Не дожидаясь ответа Гарета, незнакомец подхватил бесчувственную блондинку, бесцеремонно положил ее на диван, затем с такой же небрежностью подобрал с пола платье, набросил его на полуобнаженную женщину и только после этого снова обратился к молодому человеку.

— Прошу прощения, что побеспокоил вас и вашу подругу, — резким тоном продолжил он. — Я искал своего кузена, но, видно, ошибся салоном. Если позволите…

Мужчина уже собрался уходить, но почему-то помедлил, пристально взглянув на Гарета.

— Я не сразу узнал вас, хотя мы раньше встречались. Вы Вольф, не так ли? Или граф Шербрук, судя по тому, что пишут об удивительном повороте фортуны, коснувшейся вас?

— И тот, и другой, — ответил Гарет, небрежно пожав плечами, пытаясь скрыть поднимавшееся раздражение. Сегодня вечером ему как никогда не хотелось общаться с гостями. Он и раньше охотно предоставлял эту обязанность Роберту, а теперь Виггинсу.

Гарет непринужденно расположился на диване, ожидая, пока уйдет незнакомец. Тот по-прежнему медлил, тогда Гарет вздохнул и добавил из вежливости:

— Мы выяснили вопрос о моей личности, но я не имею чести знать вас, мистер…

— Я Джеймс Вейбридж, граф Эйнсворт. Впрочем, когда наши пути пересеклись впервые, я был известен просто как Джеймс Райленд.

«Райленд».

Это имя показалось Гарету знакомым. Затуманненым взором он изучающе посмотрел на мужчину, попутно отметив его дорогую, хотя и строгую одежду и неуловимую, но явно ощущаемую манеру держаться, свидетельствующую о благородном происхождении этого джентльмена. Эйнсворт выглядел на несколько лет старше Гарета. Оба они были достаточно высокими. Граф, правда, казался несколько крепче и вообще производил впечатление человека, способного дать отпор кому угодно.

Заметив, что Гарет так и не вспомнил его, Эйнсворт грустно улыбнулся.

— Я приходил сюда несколько лет тому назад, чтобы заплатить долги моего кузена, — пояснил он. — Сумма составляла, кажется, триста фунтов, но Седрик уверял меня, что в случае неуплаты вы угрожали бросить его безжизненное тело в Темзу. Правда, позднее я выяснил, что это был всего лишь шантаж со стороны кузена… но к тому времени вы уже получили мои монеты.

— Вроде бы припоминаю такой случай, — согласился Гарет, мысли которого сейчас блуждали совсем в другом направлении.

Он вдруг почувствовал совершенно необъяснимую симпатию к этому человеку — или джин просто-напросто туманил его сознание и хмель оказался сильнее обычного? — в общем, совершенно неожиданно для себя Гарет спросил:

— Скажите, Эйнсворт, вы счастливы в браке?

— Я?! — удивленно приподнял бровь граф, услышав столь странный вопрос, однако в следующий миг лицо его просветлело от догадки. — Ах да, я знаком со слухами о вашей грядущей женитьбе. Да, ужасающая перспектива для любого мужчины, как бы ни утверждали обратное. Так когда же состоится счастливое событие?

— Оно уже произошло… если быть точным, примерно двенадцать часов тому назад.

Даже если столь смелое заявление и застигло Эйнсворта врасплох, он тактично спрятал свои чувства под маской невозмутимости и, обведя широким жестом пышную обстановку гнезда порока, мягко заметил:

— По-моему, все это — лишь жалкая замена домашнему очагу. Однако на ваш вопрос могу ответить: да, я счастлив в браке.