— Я слышал, вы управляете игорным домом, — неожиданно бросил им вслед Бейнбридж.

В это время снова заиграл оркестр. Однако даже приглушенные музыкой его слова были услышаны окружающими и вызвали их нескрываемое любопытство. Собравшиеся вокруг гости с интересом ожидали дальнейшего развития событий. Однако Гарет, стиснув зубы, не оглядываясь, продолжал уводить жену из зала.

— Советую вам продать заведение, Шербрук, пока слишком многие не пронюхали об этом, — продолжал лорд Бейнбридж. — Такие злачные места хорошо посещать, но владеть ими… совсем другое дело. Это не подобает джентльмену.

«Джентльмену».

Эти слова ликующей злобой отозвались в голове Гарета, и их не смогли заглушить ни громкие звуки оркестра, ни шепот любопытства за его спиной. В направленных на молодую пару взглядах чувствовалось какое-то злорадное ожидание, будто все светское общество наблюдало, как же Гарет докажет свою непричастность к подобным обвинениям.

Если бы где-то здесь в толпе не находилась Джессика, которая так радовалась первому, за многие годы, выходу в свет, Гарет непременно показал бы всем им, кто чего стоит.

— Отвратительный человек, — пробормотала Марселла, когда они, отведя в сторону кружевную занавеску, вышли на террасу и вдохнули прохладный ночной воздух. Поймав удивленный взгляд мужа, она со сдержанным достоинством пояснила: — Разумеется, я имею в виду лорда Бейнбриджа. Вам бы, наверняка, не понравились те гнусные предложения, которые он мне делал.

— Разумеется, — коротко ответил Гарет. Все еще сжимая руку Марселлы, он провел ее по широким каменным ступеням террасы на погруженную во тьму лужайку, окаймленную живой изгородью. Несколько пар уже прогуливались здесь при свете луны, в то время как другие искали уединения в зарослях самшита.

Гарет торопливо прогнал возникшее в его воображении непрошеное видение: Марселла, без своего бального наряда, под этими кустами… и, отбросив непристойные мысли, спросил:

— Вы желаете, чтобы я вызвал на дуэль хозяина дома за нанесенное вам оскорбление?

— Конечно, нет, — быстро возразила Марселла, надевая на запястье сумочку и веер. — Просто я хотела бы, чтобы вас не коснулась его невоспитанность. Полагаю, его светлость вполне демократичен, возводя клевету на кого бы то ни было. В любом случае я против всяческих дуэлей.

— Рад слышать это, — кивнул Гарет, при этом им руководили отнюдь не соображения личной безопасности.

Гарет вырос на лондонских улицах и часто попадал в самые разные переделки. Разумеется, приходилось ему принимать участие и в потасовках. Правда, большей частью это были самые обыкновенные драки, но случались и более серьезные стычки: например, столкновение с вооруженным ножом бандитом, напавшим на Гарета в прошлом месяце в одном из переулков Флит-стрит, когда речь шла о жизни и смерти. Учитывая наглую сущность вызывающего поступка Бейнбриджа, Гарет охотно дрался бы с ним на дуэли, но ему не хотелось рисковать своей шкурой всего лишь из-за вопросов этикета.

Между тем молодые люди остановились на последней ступеньке террасы. От дома, в глубь парка, вела посыпанная белым гравием узкая дорожка, которая словно светилась в лунном свете. Вдоль нее на одинаковом расстоянии друг от друга возвышались каменные урны с тяжелыми спутанными клубками темно-зеленых вьющихся растений, шевелившихся на ветру как расплетенные косы лесных богинь.

Всмотревшись в темноту, Гарет сделал глубокий вдох. Приятное головокружение, казалось, поднимало его над землей, словно при легком опьянении, хотя он выпил-то всего один бокал шампанского. Но не вино вскружило ему голову, а сама ночь. Под усеянным звездами небом, которое так часто служило Гарету крышей над головой, он лучше осознавал себя, становился самим собой. Впрочем, Гарет уже в меньшей степени был тем Вольфом, которым привык себя чувствовать, каким-то образом превратившись за последние несколько дней во что-то непонятное: ни рыба, ни мясо, ни Вольф, ни граф, подумал он с мрачным юмором. Это ощущение было тем более неприятным, что Гарет теперь не знал, кем же он является на самом деле.

— Совершенно не обязательно держать меня под руку, — вывел его из задумчивости вежливый голос Марселлы. — Уверяю вас, я не убегу.

Гарет с опозданием заметил, что до сих пор прижимает к себе ее руку более крепко, чем того требовали правила вежливости. Отпустив жену, он отступил на шаг назад и окинул внимательным взглядом молодую женщину.

Марселла снова надела языческое ожерелье Нортрапов, хотя Гарет не понимал, зачем она это сделала, ибо уже выполнила свой супружеский долг. Впрочем, Марселла могла считать это украшение знаком своего нового положения, или оно просто-напросто нравилось ей.

Однако внимание Гарета привлекало не только ожерелье, но и фисташковое шелковое платье с длинными рукавами и вырезом, который мог бы бросить вызов даже откровенным одеяниям дам полусвета в «Золотом Волке». Гарет снова подумал о Бейнбридже, чьи руки блуждали по талии Марселлы, а похотливый взгляд не раз останавливался на ее упругой молодой груди, и в глубине его души шевельнулось доселе незнакомое ему чувство. После некоторого раздумья Гарет решил, что это ревность, а последующая вспышка озарения открыла вторую неприятную истину: он так и не воспользовался принадлежавшим ему по праву. Гарет понимал также, что Марселла не простила и не забыла его обращения с нею всего несколько часов тому назад. Марселла, в свою очередь, тоже наблюдала за мужем, отметив отражавшуюся на его лице бурю противоречивых чувств. Ощутив настоятельную потребность установить между собой и Гаретом какую-то дистанцию, она торопливо отошла к ближайшей каменной урне.

Среди нежных зеленых листочков, как первые предвестники весны, виднелись соцветия из бледно-розовых лепестков. Рукой в перчатке Марселла рассеянно дотронулась до хрупких цветков, однако мысли ее блуждали совсем в других сферах.

Размышляя о своем несчастливом браке, расстроенная Марселла готова была разразиться рыданиями. Ей с трудом удалось побороть эту слабость, отбросив ее как проявление трусости. Вместо того, чтобы проливать слезы, решила Марселла, нужно возобновить знакомство с друзьями брата и постараться побольше узнать о его судьбе.

Эти молодые щеголи, несомненно, находились среди гостей, но теперь скорее видели в ней не старшую сестру Кларри, а молодую графиню с опороченной репутацией, с которой можно завести необременительную интрижку. Они оставляли безо всякого внимания торопливые расспросы Марселлы о брате, предпочитая награждать молодую даму оскорбительными по своей сути комплиментами. К тому времени, как Гарет спас Марселлу из цепких когтей Бейнбриджа, она уже успела с негодованием отвергнуть с десяток столь откровенных предложений, которые не следовало выслушивать ни одной порядочной женщине независимо от того, замужем она или нет. Марселле так и не удалось узнать ничего стоящего о местонахождении Кларри, зато она получила более чем полное представление о развлечениях светских хлыщей, не ограничивавших себя лишь рамками брачных уз.

Впрочем, эти неприятности были небольшой платой за то, чтобы в этот вечер избежать общества Гарета. Даже в заполненном танцующими бальном зале Марселла постоянно ощущала присутствие мужа, словно сама стала лесным зверьком, чуявшим приближение знакомого хищника.

Подобную настороженность Марселла заметила и у других гостей. При приближении Гарета некоторые женщины буквально шарахались в сторону, в то время как другие — вроде леди Бейнбридж — проявляли к нему жгучий интерес, и это странным образом раздражало Марселлу. Что касается мужчин, то они выказывали Гарету или враждебность, или раболепие, но старались держаться от него подальше.

Впрочем, собственное положение Марселлы было еще более сложным. Разве могла она совершенно не обращать внимания на того, с кем уже не раз — как, например, сегодня утром, — оказывалась в интимной обстановке?

Марселла понимала, что тоже виновата в случившемся, потому что, почувствовав свое кратковременное преимущество, преднамеренно использовала это обстоятельство. Было нечто возбуждающее в осознании того, что она может вызвать столь мощный отклик в физическом состоянии мужа, зная, тем более, насколько проигрывает в прочих взаимоотношениях с ним. Лишь позднее, уединившись в своей комнате, Марселла, наконец, поняла, что гнев Гарета в значительной степени объяснялся его замешательством, вызванным потерей контроля над самим собой.

— Итак, милорд, — решила она нарушить затянувшееся молчание. — Понравилось ли вам первое знакомство со светским гостеприимством?

— Вовсе нет.

Услышав столь прямолинейное признание, Марселла удивленно взглянула на мужа. В каких бы странных отношениях они ни находились с Гаретом, однако она не могла не восхищаться его отказом следовать светским условностям и лгать. Это особенно впечатляло, учитывая ее собственное нежелание признаваться в своих сомнениях.

— Жаль, что вы не получили удовольствия от этого приема и бала, — сказала Марселла, отбросив неприятные мысли. — Очевидно, вы привыкли к другому обществу. Если бы я могла чем-то помочь…

— Да, вы могли бы помочь, — ответил Гарет, и в его голосе Марселла уловила так хорошо знакомые ей холодные стальные нотки. — Видите ли, боюсь, некоторые обстоятельства заставили меня передумать относительно того, о чем мы беседовали за завтраком.

— Вот как? — отозвалась Марселла и, чтобы скрыть замешательство, сорвала один из бледных цветков.

— Если припоминаете, я разрешил вам иметь любовников, разумеется, при условии соблюдения приличий. Однако теперь понял, что не смогу спокойно относиться к тому, что вы будете одаривать своими прелестями других мужчин.

— Это действительно так, милорд? — как можно спокойнее спросила Марселла, в то время как в ее душе смешались боль и обида.

Господи, она никогда и не стремилась раздаривать свои милости направо и налево, а получалось, будто Гарет просто-непросто уступил столь непристойному требованию. Как смел он так легко распоряжаться ее чувствами, словно она — всего лишь женщина легкого поведения, взятая им на одну ночь?!

Марселла продолжала бездумно мять стебелек цветка, пока острый шип не пронзил тонкую лайковую кожу. Вскрикнув, она стянула перчатку, посмотрела на пятнышко крови на ладони, потом обратила на мужа негодующий взор.

— Будьте уверены, кратковременный опыт в качестве вашей жены отнюдь не способствовал улучшению моего мнения о мужчинах в целом… и о вас, милорд, в частности. Я пришла к выводу, что лучше вообще не иметь дела с представителями сильного пола.

— В таком случае, мадам, я должен попытаться доказать ошибочность вашей теории, — ответил Гарет, сжимая в своих пальцах ее обнаженную руку.

По телу Марселлы волной пробежал трепет пробуждающейся страсти. Она уронила перчатку на землю и, даже не заметив этого, невольно шагнула ближе к Гарету.

Теперь их разделяли всего несколько дюймов, и Марселла чувствовала тепло его дыхания. Зеленые глаза Гарета в тени казались черными, а волосы в лунном свете приобрели странный серебристый оттенок. Да, в темноте парка граф Вольф, как настоящий волк, находился в своей стихии, став воплощением неукротимой мужской силы, обладать которой, наверняка, втайне мечтал даже самый робкий и мягкий из мужчин.

Вспыхнув, Марселла отвела глаза, не в силах отогнать воспоминания о терзавших воображение подробностях их утренней встречи и сцены в спальне Гарета. Неожиданно Гарет поднял руку Марселлы, которую все еще держал в своей, и прижал к губам, слегка коснувшись ее ладони.

«Проклятье», — слабо запротестовал внутренний голос Марселлы, в то время как она изо всех сил старалась сохранить внешне невозмутимый вид.

Но как можно было оставаться спокойной, ощущая влажную теплоту его языка, ласково коснувшегося крохотной ранки на ее нежной коже?! Это чувственное прикосновение вызвало вдруг у Марселлы горячую волну наслаждения, затопившую ее целиком и полностью, словно жадные губы Гарета в этот момент блуждали по всему телу.

Марселла закрыла глаза и едва не застонала, понимая, что нужно немедленно выдернуть руку и бежать в спасительное многолюдье ярко освещенного бального зала. Однако мысль отказывалась переходить в действие. К тому же ноги Марселлы дрожали и подкашивались, поэтому бегство было практически невозможным.

Только теперь Марселла осознала, что Гарет представляет для нее гораздо большую опасность, чем десятки мужчин, подобных лорду Бейнбриджу. Этот пожилой джентльмен хотел лишь заполучить ее добродетель, Гарет же непременно потребует и часть души.

Внезапно Марселлу охватило страстное желание отдаться мужу, заставив на миг забыть о последствиях этого безумного шага и о месте, которое она отвела себе в будущем.

«А как же Кларри? Ведь этот человек виноват в его исчезновении, и, возможно, в смерти?»