Вольф как ни в чем не бывало подошел к ближайшему нагромождению драгоценностей и извлек оттуда грубый с виду тяжелый золотой браслет, украшенный драгоценными камнями квадратной формы. Лениво повертев в сильных пальцах сверкающую безделушку, он протянул ее Марселле.

— Примерьте, если хотите.

— Нет, не хочу! Если я прощу вам воровской промысел, украсив себя какой-либо вещью, добытой нечестным путем, то буду виновата в той же степени, что и вы.

— Вы наденете его, — небрежно перебил Вольф. — В самом деле, мне хотелось бы посмотреть, как вы будете выглядеть в этих, как вы очаровательно выразились «добытых нечестным путем» украшениях.

— Может вам еще захочется увидеть, как я танцую на столе, увешанная этими захваченными силой и обманом драгоценностями?

Заметив, как угрожающе сузились зеленые глаза Вольфа, Марселла сразу же пожалела об этих безрассудно вырвавшихся у нее едких словах. Судя по всему, она, в конце концов, довела этого человека до бешенства и, лишь услышав его грубый смех, Марселла поняла, что хищные зеленые глаза искрились вовсе не от ярости, а от веселья.

— Весьма интересное предложение, милочка, — признался Вольф, и Марселла почувствовала, как ее щеки вспыхнули огнем. — Нужно непременно попробовать, если останется время. А сейчас дайте мне вашу руку.

Марселла неохотно переложила узел с вещами из одной руки в другую и свободную протянула молодому человеку. Тот снял перчатку с нежной девичьей ручки и, надев на запястье тяжелый браслет, закрыл хитроумную застежку. Марселла вздрогнула при звуке слабого щелчка, словно узник тюрьмы Ньюгейт, за которым захлопнулась дверь темницы.

— Прелестно, — тихо произнес Вольф, неизвестно что имея в виду: девушку или украшение. — Но мне хотелось бы, чтобы на вас остался только браслет…

Помедлив, он направился в противоположный конец комнаты, к кровати. Марселла с удивлением обнаружила, что не в силах отвести взгляд от того, что являлось конечной целью злодея. Кровать, — как с трепетом и в то же время с мрачной иронией отметила про себя Марселла, — оказалась громоздким сооружением, занимавшим весь угол комнаты. Водруженное на позолоченный пьедестал, с пологом из золотой парчи это ложе вполне соответствовало восточной роскоши и пышности покоев. На необъятных размеров постели валялись многочисленные подушки из шелка всех цветов радуги, покрывало золотистого атласа было безжалостно сбито. Создавалось впечатление, будто какой-то рассерженный паша только что поднялся после беспокойного сна со своего роскошного ложа.

Марселла торопливо отвела взгляд от этого живописного зрелища, напоминавшего образцы упаднического искусства. Однако это не помогло ей избавиться от внезапно возникшего в воображении досадного видения: она сама, совершенно обнаженная, со сверкающим на руке краденым браслетом, распростерлась на этом золотистом покрывале, а над ней склонился человек, о котором ей ничего не известно, кроме того, что он знаменитый Вольф…

Теплая волна медленно затопила лоно Марселлы. Затаив дыхание, она прислушивалась к совершенно новым для нее ощущениям, осознавая, что они каким-то образом связаны с постыдными мыслями. Марселла до боли закусила губу, потрясенная открывшейся ей горькой правдой: внутри нее пышно расцветала порочная натура — вторая сторона ее души, желавшая того же, что и мужчина, которого Марселла видела впервые в жизни.

— Чего вы ждете, мисс Ханникат?

Заданный ленивым тоном вопрос заставил Марселлу невольно взглянуть на Вольфа, который уже успел развязать мягкий галстук и теперь неловко расстегивал пуговицы рубашки. «Самое время приступать к выполнению задуманного, пока дело не зашло слишком далеко», — решила Марселла.

— Я подумала, что сначала вам захочется еще выпить, — осмелилась проговорить она, делая шаг вперед и вытаскивая из-под шали бутылку. — Надеюсь, у вас найдется стакан.

— В этом нет необходимости, милочка.

С этими словами Вольф схватил бутылку и, подняв ее в шутливом тосте, сделал порядочный глоток. Вытерев губы тыльной стороной ладони, он вкрадчиво предложил:

— Ей-Богу, и вам стоит это сделать, чтобы расслабиться.

«Сам он, судя по всему, более чем расслабился», — удовлетворенно отметила Марселла. Действительно, Вольф все больше растягивал слова, а его движения становилась все более замедленными. Если бы удалось продолжить эту игру и заставить разбойника выпить побольше спиртного…

— Если только попробовать, — холодно согласилась Марселла и взяла предложенную бутылку, стараясь при этом держаться подальше от Вольфа и избегать его прикосновений.

Даже от маленького глотка джина на глазах Марселлы выступили слезы и перехватило дыхание. Она не могла понять, как можно добровольно пить то, что по вкусу скорее напоминает масло для заправки фонарей и ламп?!

— В-весьма освежающе, — только и смогла произнести несчастная девушка, возвращая бутылку.

Вольф отхлебнул еще, поставил бутылку на ступеньку, ведущую к монументальной кровати, и кое-как закончил расстегивать рубашку.

Марселла тем временем расправила скомканную шаль, расположив полоску узорчатого шелка на спинке ближайшего кресла, затем повесила рядом с ней сумочку и принялась осматривать шляпку, оценивая, насколько пострадала эта деталь ее наряда. С тем же преувеличенным вниманием Марселла исследовала состояние лент, тщательно разглаживая их, а также по нескольку раз поправляя один и тот же пучок перьев. Решив, наконец, что этот повод для промедления полностью исчерпан, она водрузила шляпу на сиденье кресла и снова взглянула на Вольфа.

Его хищные глаза без всякого выражения смотрели на девушку из-под отяжелевших век. Изрядно захмелевший разбойник, мягко подбадривая свою жертву, невнятным голосом произнес:

— Время не ждет, милая, а я хочу сполна получить за свои деньги. Так что советую побыстрее избавиться от одежды. Скажи-ка мне еще раз, как тебя зовут?

— М-марселла… но брат называет меня Жаворонком. Марселла поделилась с Вольфом этой подробностью их домашнего мирка в смутной надежде вызвать у злодея хоть немного сочувствия к себе. Однако все ожидания на этот счет быстро перечеркнуло сопровождаемое кривой ухмылкой обескураживающее замечание.

— Жаворонок, — повторил Вольф с оттенком пьяной иронии. — Надо признаться, ты лакомый кусочек для того, кто величает себя Волком.

Марселла судорожно вздохнула и внезапно почувствовала охвативший ее тело жар, словно она слишком близко подошла к одной из колонн с зажженными свечами. Нужно было срочно брать ситуацию в свои руки.

— А как насчет вашего имени, — отчаянно проговорила Марселла, притворяясь, что пытается справиться с кнопками и крючками на юбке. — Ведь не окрестили же вас столь странно еще при рождении? Так почему же вы называете себя «Вольфом», то есть «волком»?

При этом Марселла подняла глаза и уперлась взглядом в обнаженную грудь Вольфа. «Он и сложен, как хищник, — подумала она, — сплошные мускулы и плоть, никакого жира под золотистыми волосками, начинавшимися у шеи и узкой полоской исчезавшими под поясом панталон. Плечи широкие, как у человека, добывающего свой хлеб тяжелым физическим трудом, и мускулы на руках бугрятся как у тех, кто ежедневно борется за жизнь».

Марселла облизнула внезапно пересохшие губы и с трудом заставила себя взглянуть туда, куда указывал Вольф: на бицепс правой руки. На коже яркими красками был изображен стоящий на задних лапах стилизованный серый волк. Из пасти хищника свешивался красный язык, а злобные зеленые глаза смотрели прямо на зрителя.

«Волк, стоящий на задних лапах» — невольно пришло Марселле на ум традиционное описание геральдических животных, так как это существо, казалось, сошло с герба какого-нибудь забытого древнего рода. Поначалу девушку удивила четкость рисунка, но потом она догадалась, что видит татуировку вроде тех, какие делают себе моряки.

— Да, это вполне объясняет ваше имя, — согласилась Марселла, стараясь придать разговору светский тон. — Но почему вас называют «милорд»?

— А это уже мое собственное тщеславное пожелание. Мать как-то проговорилась, что моим отцом был один поместный дворянин.

Нотка горечи придала трагичность его пьяному голосу. Несомненно, отец парня какой-нибудь титулованный джентльмен, который подобно бессчетному множеству знатных людей соблазнил, а затем бросил несчастную служанку, обрекая ее тем самым на тяжкие лишения.

Марселла невольно пожалела того мальчика, каковым когда-то был Вольф. Она прочла довольно много брошюр о горькой участи лондонской бедноты — и все благодаря любезности сэра Финеаса Тайболта, друга ее отца, чьи попытки склонить свою слушательницу к евангелическому служению оказались не менее упорными, чем решимость добиться благосклонности Марселлы. Оставив без внимания пылкие речи сэра Финеаса, девушка вместе с тем была взволнована и опечалена несправедливостями, о которых узнала.

Не удивительно, что выросший без отца, в нищете, этот так называемый Вольф стал на преступный путь!

Впрочем, сочувствие Марселлы к тяжелым жизненным обстоятельствам несчастного молодого человека вмиг улетучилось, стоило тому зловеще протянуть:

— Ну а теперь, когда вы удовлетворили свое любопытство…

Не успела Марселла и слова сказать, как Вольф привлек ее к себе и движением, выдававшим немалый опыт в подобного рода делах, ловко расстегнул платье на спине. Марселла ахнула и ухватилась за падающую с плеч одежду, метнув при этом на негодяя уничтожающий взгляд: как теперь она оденется без посторонней помощи?!

Девушка уже собиралась обрушить на провинившегося свой праведный гнев, но Вольф в этот момент отвернулся, расстегивая панталоны. Пока Марселла, не веря глазам, смотрела на эту сцену, он освободился от нижнего белья и теперь стоял перед ней совершенно обнаженный. Золотистая поросль, сбегавшая с груди красавца Вольфа, захватывала и его плоский живот, заканчиваясь темно-золотыми завитками между мускулистыми великолепными ляжками.

Одна часть тела Вольфа привлекла особое внимание Марселлы. Ей сразу вспомнилась широко известная коллекция мраморных греческих скульптур. Подобно многим молодым женщинам Марселла приобрела некоторые познания в области мужской анатомии, именно разглядывая фризы с изображением героев античности, одетых в большей или меньшей степени. Однако в сравнении с древними атлетами представший перед ней мужчина оказался в некотором отношении весьма щедро одаренным природой.

Не обращая никакого внимания на пристальный взгляд девушки, Вольф преспокойно повернулся к ней спиной, явив целомудренному взору Марселлы свои крепкие выпуклые ягодицы. Но прежде чем он откинул полог и рухнул на золотистое покрывало, Марселла успела заметить перечеркнувший его спину воспаленный багровый шрам.

Словно не замечая своей наготы, Вольф небрежно откинулся на подушки и закрыл глаза. Марселла подумала о том, что никогда не смогла бы вести себя столь непринужденно.

— Ну же, Жаворонок, душечка моя, — послышалось с постели прерываемое икотой пьяное бормотание. Заметив, что гостья по-прежнему не двигается с места, Вольф позвал: — Иди сюда. Я… готов.

В доказательство последнего невнятно прозвучавшего заявления он провел рукой вдоль тела к низу живота и погладил свой детородный орган. К удивлению Марселлы, этот «привесок» тут же отозвался на прикосновение и, будто живой, весьма угрожающе приподнялся над золотистыми завитками.

Марселле уже довелось однажды наблюдать, как жеребец покрывает кобылу. Если ее догадка верна, и человеческие существа совокупляются подобным же образом, значит, Вольф собирался…

Совершенно упав духом, Марселла закрыла глаза и еще крепче прижала к груди соскальзывавшее платье. Решив, что Вольф уже достаточно пьян для осуществления ее плана, она глубоко вздохнула и отважилась, наконец, обратиться к нему:

— Может быть, сначала мы более подробно обсудим создавшееся положение? Я знаю, в глубине души вы — джентльмен, поэтому не станете вести себя бесчестно по отношению ко мне. Ведь это так, мистер Вольф?

В ответ со стороны кровати донесся какой-то невнятный звук. Нахмурившись, Марселла посмотрела на лежавшего перед ней мужчину: тело его расслабилось, а глаза умиротворенно закрылись. На этот раз звук повторился громче и явственнее. Сомнений не оставалось: Вольф храпел…

Стоило Марселле осознать это, как безумный страх пронзил все ее существо. Осторожно тронув спящего за руку, она прошептала:

— Проснись же, ты, разбойник!

Так как Вольф по-прежнему оставался неподвижным и совершенно бесчувственным, девушка уже смелее схватила его за плечо и встряхнула:

— Проснитесь, — повторила она более громким голосом. — Ведь вы обещали мне простить долги моего брата, если я проведу с вами ночь. Ну вот, я здесь и готова выполнить свою часть уговора.