— Ведь это всего лишь забава. Послушайтесь их.

Музыканты вновь заиграли, ему, бедняге, ничего не оставалось, как подчиниться. Довольно неуклюже сделал он несколько пируэтов, потом подпрыгнул — раз, другой, стараясь при этом крутнуться в воздухе.

— Выше, выше! — подбадривали его.

Он прыгнул как можно выше, не удержал равновесия и свалился прямо мне на колени.

Я невольно протянула руки и прижала его к себе на несколько секунд, но многим показалось, как мне потом стало известно, что наше случайное объятие длилось дольше, чем было необходимо при такой ситуации.

Наступила внезапная тишина, музыканты перестали играть. Все вокруг словно прислушивались к чему-то, что должно неминуемо случиться.

Мне же стало… приятно и весело. Я услышала собственный смех.

— Миледи… — пробормотал Оуэн в крайнем смущении.

Он уже стоял передо мной.

— Не думаю, чтобы вы могли рассчитывать на первое место в этом состязании, — сказала я со смехом.

— Простите меня, миледи, — проговорил он, красный от танцев и от конфуза.

— Вашей вины тут нет, — отвечала я. — Вы честно отказывались от турнира. Винить следует лишь тех, кто заставлял вас, и меня в том числе… Давайте продолжим, друзья. Ведь мы еще не определили победителя.

Я махнула рукой, музыка возобновилась, игра продолжалась.

Но что-то все-таки произошло. Присутствующие, так мне показалось, стали держаться осторожней, я ловила любопытствующие взгляды, которыми они обменивались друг с другом.

В ту же ночь Гиймот в присущей ей прямодушной манере заговорила об этом вроде бы незначительном происшествии, расчесывая мне волосы перед сном.

— Они заметили, — сказала она.

— Что заметили?

— Насчет вас и Тюдора. Как он свалился вам прямо на колени!

— Трудно было этого не заметить. Но ведь он не нарочно, верно?

— Все дело в том, как вы отнеслись к этому.

— Отнеслась? А что я могла сделать? Как поступила бы ты, если бы человек упал тебе на колени?

Она пожала плечами, видимо, не предполагая такой возможности и не одобряя моего беспечного тона.

Я не могла не рассмеяться, вспоминая, как все это происходило.

— Бедный Оуэн, — сказала я. — Какое потрясение для него! Он совсем не собирался ни танцевать, ни тем более падать во время состязания. Напрасно мы его уговаривали. Танцы не его стезя.

— Конечно, у него полно других достоинств! — язвительно произнесла Гиймот.

Я с неодобрением посмотрела на нее, но она не унималась.

— Как вы не понимаете? Вы так обхватили его… Так смотрели ему в глаза… Кто же мог не видеть этого?

— Дорогая Гиймот, ты сошла с ума!

— Дорогая госпожа… моя милая Катрин… сколько, вы думаете, все это может оставаться тайной? Нужно, пока не поздно…

Однако я упрямо не хотела в эту ночь думать о плохом.

— О какой тайне ты говоришь? — тупо спросила я.

— О какой! Как будто не знаете!

Я не ответила. Наступило молчание. Гиймот со стуком положила гребень на столик.

— В вашем положении вы не должны быть беспечной!

— Но что я могла поделать?

— Поделать, не поделать, а ваша тайна вышла на свет… О, как вы обнимали его! Вы! Королева!

— Все это напрасные страхи, — сказала я, отчаянно желая верить в свои слова. — Объятия, о которых ты говоришь, продолжались всего несколько секунд.

— Но вполне достаточно для того, чтобы у одних гостей появились подозрения, а у других они окрепли… Дело не только в вас, они видели его лицо.

— За одну-две секунды?

— Для взгляда любви достаточно и доли ее! — с прежней горячностью заявила моя верная Гиймот. — О, миледи, умоляю вас подумать о том, что вы делаете! О том, что будет, если недоброжелатели прознают вашу тайну… Если убедятся, что…

— Перестань, Гиймот, ты уже напугала меня. Ты этого хотела?

Внезапно она заключила меня в объятия, и я опять почувствовала себя заброшенным полуголодным ребенком в мрачном «Отеле де Сен-Поль».

— Ну-ну, — сказала она с нежностью, — не надо, моя девочка. Возможно, никто ничего не заметил. Это все мои глупые бредни. Просто я чересчур беспокоюсь за вас… Я больше не буду…

— О нет, Гиймот, продолжай, пожалуйста, беспокоиться. Прошу тебя… Мне так необходимо…

Она гладила мне руки, волосы и тихо говорила:

— Нужно оставить все это, моя дорогая… моя любимая… Потому что слишком опасно. Просто не знаю, что будет, если прознают… Оставьте, пока не совсем поздно… Отправьте его…

— Не могу, Гиймот, — сказала я.

Слезы стояли у меня в горле.

— Но надо… надо! — бормотала она.

— Это свыше моих сил. Я здесь одна. У меня отняли ребенка… Навсегда…

— Он сейчас с вами под одной крышей.

— Это совсем не то, ты прекрасно понимаешь. Я для него не мать больше, просто гостья… Эти милые женщины, Элис и миссис Эстли, они ближе ему, чем я. И с годами он будет отдаляться от меня… Кроме того, Гиймот, ты же знаешь, я люблю Оуэна и не могу представить себе жизни без него.

— Да, знаю, — она вздохнула и поцеловала меня в щеку. — Но будьте осторожней. Опасность бродит рядом…

— Обещаю тебе…

— А вы не думали, — спросила она, помолчав, что они захотят подыскать для вас супруга? Который был бы вам ровней?

— Я не соглашусь. Однажды я уже вышла замуж во имя интересов государства. Если совершу еще один брак, то только по любви.

— Но вы же королева, не забывайте.

— Да, королева, а потому не позволю никому устраивать за меня мою жизнь. Поступлю так, как захочу…

Она в знак согласия склонила голову, в глазах у нее стоял страх.


Вскоре после этих событий я сделала внезапное открытие, которое вселило в меня изрядное беспокойство, но и доставило огромную радость.

Я забеременела.

Собственно, почему это для меня неожиданность? Прошло довольно длительное время с тех пор, как Оуэн стал моим возлюбленным, мы не расставались за исключением тех дней, когда мне следовало являться ко двору.

И все-таки я была потрясена; свершилось чудо — у нас с Оуэном будет свой ребенок! Мой и Оуэна… Разве это не изумительно? Но вот только…

При мысли о том, что его рождение потребует полной тайны, я задрожала от страха. Что следует предпринять? И как долго можно держать в секрете подобное?

Но я знала одно: что бы ни произошло, с этим ребенком я уже не расстанусь! Не отдам никому! Пойду на все во имя этого.

Я понимала, сейчас мне особенно тщательно нужно обдумывать каждый свой шаг. Положение усложнилось, выход из него сделался еще более затруднительным. Тем не менее я обязана его найти. А пока…

Я лихорадочно обдумывала: что же все-таки мне делать? Конечно, не следует никому ничего говорить, пока окончательно не буду уверена. Тем временем нужно разработать линию поведения… план действий. Нужно поразмыслить…

Как отнеслись бы те, кто правит страной, ко всему происшедшему со мной? Как?! Но на каком основании они полагают, что могут управлять моей жизнью? Королева я или нет?.. Во всяком случае, я уже не та девочка, что до смерти боялась своей матери и всего на свете. Я — мать их короля, наконец… И хочу жить своей жизнью, иметь детей, которых у меня никто не отберет… Детей, до которых совету и парламенту не должно быть никакого дела. Они будут только мои… И отца, от которого рождены… Я скажу им всем так: я хочу уехать от вас! Можете лишить меня королевского титула, он мне не нужен. Я мечтаю жить в любви и покое…

Дикие несбыточные планы роились в моей голове. Планы, которые никогда не осуществить. Это я прекрасно знала. Но одно я выполнить постараюсь, чего бы мне это ни стоило: буду сама растить ребенка и воспитывать…

Вскоре я окончательно убедилась, что у меня будет дитя.

Когда я открылась Оуэну, его отклик был точно такой же, как у меня: радость, изумление… страх.

— Оуэн, что нам делать?

Некоторое время он молчал, затем медленно произнес:

— Могут быть большие осложнения.

— Знаю. Чего еще ждать от этих людей? Но что именно они могут предпринять?

— Для начала разлучат нас.

— Я не позволю!

— Дорогая, тебя никто не будет спрашивать.

— Но ведь речь идет о всей моей дальнейшей жизни!

— Что с того? Не будь так наивна. Ты же не простой человек, а дочь короля. Вдова короля. Это ставит тебя совсем в иное положение. Более уязвимое и опасное.

— Но почему? Ведь Генрих давно уже умер. И у меня отобрали мое дитя. Наше с ним дитя. Что еще им нужно?

Он не ответил прямо на вопрос. Просто сказал своим мелодичным голосом:

— Нужно тщательно все обдумать.

— Да, конечно, — отвечала я. — Но сначала скажи мне… я хочу услышать это от тебя… Скажи, что мы не расстанемся… что мы должны вступить в брак, Оуэн… Обязаны это сделать во имя будущего ребенка.

Он медленно склонил голову.

— Тогда, — продолжала я, — ничто не сможет испугать меня. Мы будем с ними бороться, Оуэн. С людьми, которые посмеют покуситься на наше счастье, на нашу семью. Что ты скажешь мне?

— Нужно обсудить, как все сделать, — сказал он.

Я бросилась к нему в объятия.

В эти минуты, испытывая ощущение, что мы одно целое, я верила: он, так же, как и я, считает, что сам Господь одарил нас чудом зарождающейся жизни в знак признания нашей любви. Верила: так же, как и я, Оуэн радуется этому событию, несмотря ни на что… ведь это будет наш, его и мой, ребенок, принадлежащий только нам, а не алчному государству, чьей добычей и жертвой он никогда не станет… Однако нам следует быть осторожными, осмотрительными.

— Моя любимая, — Оуэн ослабил свои объятия, — нам следует все обсудить и продумать до мелочей. Мы должны быть благоразумны, предвидеть любое развитие событий… Самое неблагоприятное… И заранее выработать способы, как действовать в том или ином случае.

Я внимательно смотрела на него. Он хмурился, это ему шло, он все равно оставался неотразим. Во всяком случае, для меня… О, как я его любила!

— Если бы только ты не была королевой! — посетовал он.

— Но я королева. Хотя этот титул ничего не значит. Он не дал мне власти, лишь превратил в высокородную пленницу. Поверь, я часто сожалею, что не родилась в простой лачуге, где жила бы бедной, но свободной от всяких обязательств.

Он ласково улыбнулся мне.

— Что ж, ничего не поделаешь. Мы не вольны выбирать, где рождаться. Но мы должны знать, как нам поступить теперь… Итак, мы собираемся жениться, невзирая ни на что. Это первое. Хотим, чтобы у нас родился ребенок. Это второе. При этом мы обязаны действовать так, чтобы никому не позволить помешать нам, испортить нашу жизнь.

— Одного ребенка они уже забрали у меня! — воскликнула я. — Больше я им не позволю такого!

— Не будем говорить о прошлом, — остановил он меня. — Сейчас надобно думать о том, что будет. — Ты — мать короля. Любой твой ребенок может считаться новым претендентом на престол.

— Но почему? Ведь их отец уже не Генрих. Их отцом будешь ты, только ты!

— Я говорю лишь о том, как могут рассуждать люди, о том, что делает наше положение вдвойне опасным. Ведь если в высшем кругу решат, что тебе следует выйти замуж, они сами подберут достойного в их глазах супруга.

— Я ни за что не соглашусь с их выбором!

Он слегка печально улыбнулся в ответ на мой возглас и продолжал:

— Я пытаюсь представить себе, как станут они рассуждать. Если, конечно, захотят это делать… Наших детей может узаконить только брак. Значит, именно против брака обратят они все свои помыслы и силы.

— Но мы должны пожениться, Оуэн! Во имя ребенка, которого я уже ношу в чреве. Никто не посмеет нас разлучить! Никогда!

Он опять грустной улыбкой ответил на мою горячность.

— Мы сделаем это, любимая. Но соблюдая все предосторожности. И ребенок не должен родиться здесь. Ни в коем случае. Это сразу станет всем известно.

— Тогда… — сказала я, — тогда давай убежим отсюда. Поедем в твой Уэльс. Мне так хочется увидеть эту страну, Оуэн. Ее леса, горы…

— Мы нигде не скроемся от них. От Совета баронов, от парламента. А если попытаемся, то лишь укрепим в них уверенность, что мы действительно опасны… Нет, не следует никуда уезжать, Екатерина. Нужно найти способ, как продолжать жить среди них, но своей… тайной жизнью.

— Здесь? У всех на виду?

— Может быть, в более тихом месте. У тебя ведь есть право выбрать какой-нибудь более скромный и удаленный от Лондона замок. Сделать надо так, чтобы это выглядело совершенно естественно… Среди твоих приближенных есть наиболее преданные тебе люди, кому ты абсолютно доверяешь?

— Да! Гиймот.