— Я и молчала всегда, а сейчас вот вырвалось… О-хо-хо…

Я тоже вспоследствии не раз размышляла об этом. Если я не дочь своего отца, то чья? Дяди? Тогда мне не грозит наследственное безумие и я вырасту очень-очень красивой… Но, Боже, все так печально и ужасно!..

Как бы там ни было, присутствие Одетты скрашивало жизнь нам, детям, и благотворно влияло на отца. Он стал намного спокойней, его не нужно уже привязывать к кровати, как раньше. Одетта следила за его одеждой, сама готовила ему пищу. Всегда спокойная и ласковая, она стала нашим солнышком, и все ее полюбили.

С ее помощью наша жизнь постепенно менялась: мы стали лучше питаться и одеваться.

Одетта становилась хозяйкой, к которой прислушивались, кому повиновались.

Гиймот и Одетта де Шандивер изменили многое, и пребывание в «Отеле» сделалось для меня более спокойным и приятным.


Я все еще оставалась слишком маленькой, чтобы связать воедино все сведения о происходящем вокруг. Но кое-что я все же начинала понимать, и это помогало мне легче переносить удары судьбы, которым мы подвергались.

Врезалось в память и появление в «Отеле» нашей сестры Изабеллы.

Старше меня на целых двенадцать лет, она, как я уже упоминала, в восемь лет была отправлена в Англию. Это произошло еще до моего рождения.

Меня пугала встреча с сестрой: она все еще королева Англии, хотя ее муж — король Ричард II — умер несколько лет назад. А сейчас, уже вдова, она вернулась во Францию.

Изабелла внешне походила на мать и также отличалась удивительной красотой. Я почувствовала себя безмерно польщенной, когда кто-то сказал, что мы очень похожи. Постоянная печаль омрачала ее лицо. Причину ее тоски я скоро хорошо узнала.

За короткое время мы крепко привязались друг к другу. Историю ее жизни я слушала с сердечным вниманием.

Она рассказала о своих чувствах, когда восьмилетней девочкой ей пришлось отправиться из дома в незнакомую Англию. Пугало ее и будущее. Ей предстояло стать супругой человека старше ее больше чем на двадцать лет.

— …Но как только я увидела Ричарда, — увлеченно говорила Изабелла, — все мои страхи улетучились, я радостно вступила в новую жизнь.

Она ненадолго замолчала, на ее грустном лице заиграла легкая радостная улыбка.

— Ты не можешь, конечно, помнить то время, Катрин, но Франция находилась в тяжелейшем положении. Шла война с Англией. И вот я ехала туда, к врагам. Отец провожал меня до порта Кале. Болезнь тогда еще только зрела в нем. Как он был хорош собой в те дни!.. Там, в Кале, они встретились с королем Англии, моим будущим супругом, и обнялись. Два врага, владыки воюющих стран! В том же году они заключили перемирие, которое длится до сей поры. Отцу нравился Ричард. Я видела это по его глазам. Ричарда многие любили, пожалуй, все, кроме тех, злобных и жестоких людей, вознамерившихся уже тогда лишить его короны и жизни.

Изабелла задыхалась от волнения, я жалела ее, а кроме того, хотелось услышать о жизни в Англии, о ее муже, которого она знала так недолго, но полюбила еще будучи ребенком, и навсегда.

Она плакала, я молча сидела рядом, держала ее руку в своей и не знала, как утешить.

Наконец она заговорила сама.

— …Что-то подсказало мне… моему сердцу, что от этого человека я узнаю только хорошее. Понимаешь меня, Катрин? Я уже радовалась поездке в Англию, хотя страх еще гнездился во мне. Разве не странно все это?

Я согласилась с ней и спросила о главном, что меня тогда интересовало:

— Он был очень красивый?

— Не знаю, — голос ее звучал задумчиво. — Для меня он останется самым прекрасным человеком на земле.

Она опять не смогла сдержать слез.

— О, почему, почему такое случилось с ним? — воскликнула она так страстно, что я вздрогнула. — Разве он заслужил это?.. Если бы только ты могла увидеть его, Катрин, узнать как следует!.. Его удивила моя доверчивость, я потянулась к нему сразу. Он думал, ему придется утешать меня, думал, я не смогу отрешиться мыслями от родного дома. А я ему заявила, что желаю со временем стать его женой и королевой Англии. Что мне этого хочется больше, чем оставаться французской принцессой… Как он смеялся. Как его растрогала моя прямота. Он тоже сразу полюбил меня… Так он признавался мне позднее… Тогда я была совсем девочкой, ненамного старше, чем сейчас ты, Катрин, и мне следовало продолжить учебу. Помню, он часто приходил в комнату для занятий, садился и слушал. И всегда шутил и смеялся. Он покупал мне много нарядов, мы катались верхом, и жители Лондона приветствовали нас. Я чувствовала себя счастливой тогда, Катрин!

— Да-а-а, — выдыхала я, полностью разделяя ее чувства, — да…

— А потом они убили его… Понимаешь? Свергли с престола, а после этого убили!

— Кто? — прошептала я едва слышно.

— Тот, кто называется сейчас английским королем Генрихом IV. Он уже и коронован.

Генрих IV ненавидел Ричарда за то, что тот изгнал его из Англии. Он и отомстил, низложив с трона моего супруга, а потом уничтожил его. Теперь они хотят, чтобы я вышла замуж за сына убийцы!.. Из-за моего приданого, конечно… О, как они все мерзки!

У меня никак не укладывалось в голове услышанное.

— За сына убийцы?! — переспросила я.

Изабелла кивнула.

— Да, за Генриха Монмута.

Ее губы презрительно скривились.

При таких обстоятельствах я впервые услышала имя того человека, кому суждено будет войти в мою жизнь. Позже, возвращаясь мысленно к нашему разговору с Изабеллой, я буду удивляться, что не почувствовала тогда знака своей судьбы. «Генрих Монмут» прозвучало для меня просто как еще одно имя. И принадлежало оно, как я только что узнала, сыну гнусного честолюбца, тому, кто отнял трон у Ричарда и убил его самого.

— Генрих Монмут? — повторила я.

— Его так называют, — объяснила сестра, — потому что он родился в местности Монмут. Он мне отвратителен. Брр… Ненавижу его! Как могли они вообразить, что я соглашусь выйти за него замуж?

— Не переживай так, — попыталась я утешить ее. — Теперь ты у себя дома. Они тебе ничего не сделают.

Она вздохнула.

— Здесь они тоже не оставляют меня в покое… Ты, конечно, не знаешь об этом… Решают за меня… Хотят, чтобы я стала женой Орлеанского.

Я невольно вскрикнула.

— Но как? Он же… наша мать…

— Нет, нет, Катрин. Речь идет не о самом герцоге. О его сыне… Ох, сестра, я ни за кого не выйду замуж! Хочу опять в Англию. Хочу быть королевой…

— Если ты выйдешь за этого… Монмута, — предположила я, — он ведь когда-то станет королем.

Она вздрогнула от отвращения.

— Возможно…. Скорее всего… Но пусть меня оставят в покое. Я желаю провести остаток дней с мыслями о Ричарде

— Бедная, бедная Изабелла… — сквозь слезы проговорила я.

— О, почему им удалось свергнуть моего короля?! — воскликнула сестра. — Это так бесчестно… так жестоко с их стороны. Ведь Ричард был добрым, справедливым. Он не уничтожал своих противников. Сына Джона Гентского Генриха отправил в изгнание и радовался, что обошлось без казни… А тот захватил престол, свергнул моего Ричарда и в 1399 году стал королем. Нужно было отсечь голову этой змее! Он же этого не сделал. Потому что, помимо всего, Генрих — его двоюродный брат. Он пожалел родственника. Но тот его убил… Они все из династии Ланкастеров.

— Но ведь Ричард по праву первый, не так ли? — спросила я совсем как взрослая.

— Да, конечно. Ричард — сын Эдуарда, «Черного Принца», прозвище он получил по цвету своих лат. Отец его прославился в битвах при Креси и Пуатье. «Черный Принц» умер, когда Ричарду исполнилось всего девять лет, и его сразу сделали королем… О, Катрин, какое жестокое испытание стать в таком юном возрасте монархом, когда вокруг честолюбцы, жаждущие власти и плетущие коварные сети.

— Как сейчас вокруг нашего отца, — заметила я, чтобы показать, что тоже кое-что понимаю в делах государственных.

— Наш отец — несчастный больной человек, — так же горячо сказала сестра и снова вернулась к своему Ричарду. — Ты не представляешь, Катрин, какой у него острый мудрый ум! Он сумел подавить крестьянский бунт, когда ему только исполнилось четырнадцать. В нем было все, чтобы стать великим королем. Мне трудно описать тебе его, но он так красив… Чудесные золотистые волосы. Благородная внешность. Спокойный характер… Его никогда не раздражали моя детская наивность и простодушие. Он всегда оставался внимательным и нежным и обращался ко мне не иначе, как «моя маленькая королева». В народе звали меня так же. Я верила, что, когда подрасту, у нас с ним все будет еще в тысячу раз лучше и прекрасней. Но эти злые люди!

Она замолчала, но мне хотелось узнать больше.

— А что же Генрих?.. — подтолкнула я ее к продолжению истории ее несчастной любви.

Она не замедлила откликнуться:

— Ричард думал, что все будет спокойно после его изгнания. Ведь главного зачинщика и смутьяна не стало. И я считала так же. Ричард уже пытался понемножку приобщать меня к государственным делам. Бывало, начнет мне говорить о чем-нибудь серьезном, но вдруг на полуслове прервет себя и скажет с улыбкой: «Не бери это в юную головку, моя маленькая королева. Лучше отведай засахаренных фруктов, которые я велел для тебя приготовить. А потом примерь вот это новое платье из парчи. Тебе нравится оно?..» Ох, сестренка, разве возможно передать его любовь и нежность словами!..

Она снова горько заплакала. Воспоминания о счастливом прошлом мучили ее, но без них она задыхалась. И Изабелла опять заговорила:

— Это случилось, когда мой Ричард находился в Ирландии. Тогда Генрих самовольно вернулся в Англию. Знаешь, а я предчувствовала беду и, прощаясь с Ричардом, плакала. Он сказал, что скоро вернется, и добавил: «Ты быстро взрослеешь. Еще немного, и ты оставишь свою комнату для занятий, чтобы стать настоящей королевой, моей помощницей в делах. И у нас будут дети… наследники престола. Все будет чудесно, моя маленькая королева, нужно только набраться немного терпения…» Так он говорил…

— Но этого не произошло, — сказала я сокрушенно, захваченная переживаниями сестры.

Изабелла вздрогнула.

— Предатели, — в который уже раз произнесла она. — А Ричард так хорошо отнесся к его детям.

— К этому самому Генриху Монмуту? — спросила я. — Он ведь один из них?

— Да. К нему и ко всем его трем братьям. Когда их отца Генриха отправили в изгнание, Ричард стал заботиться о них. Он и не помышлял мстить им за грехи отца… А когда мой король вернулся из Ирландии… — Голос сестры дрогнул. — Страна находилась уже в руках Генриха и его сторонников, он провозгласил себя королем Англии Генрихом IV, и Ричард стал его пленником…

— Разве можем мы заранее знать, что случится в следующую минуту с любым из нас?.. — с затаенным страхом сказала я, когда сестра погрузилась в горестное молчание.

— Все это так печально, Катрин, — ответила она мне, а может, своим мыслям. — Так тревожно и безрадостно… Но слушай дальше, моя дорогая… Они явились ко мне в Виндзор, где я тогда жила, и предложили немедленно выехать. Отправили меня в Уоллингфорд, больше похожий на крепость. Я пробыла там все время, пока Ричард находился у них в плену… Больше всего волновался он обо мне. Так мне потом говорили… после его смерти. Он часто писал мне, называя своей любимой, своим утешением. Он знал, что его поджидает смерть, но думал не о себе… Эти письма так и не дошли до меня. Но мне рассказали…

— Они бы расстроили тебя еще больше, — предположила я.

Изабелла ничего не ответила. Наступило долгое молчание.

— Почему, почему они не позволили мне быть с ним рядом? — настойчиво вопрошала она, глядя на меня, словно я могла ей ответить. — Почему? Я бы с радостью умерла вместе с ним.

— Не говори о своей смерти, милая сестра, — возразила я. — Ты еще так молода, тебе жить и жить.

— Замужем за герцогом Орлеанским? — сказала она с горечью.

— Значит, ты выйдешь за него?

— Ты полагаешь, мне позволят воспротивиться? — ответила она упавшим голосом. — Наша мать и дядя желают этого брака, значит, так тому и быть.

— Но ты же сумела отказать Генриху Монмуту!

— Это совсем другое. Я понимала, что мать и герцог Орлеанский, которые правят Францией во время болезни нашего отца, сами против этого замужества. Если бы хотели… — Она передернула плечами. — …тогда я была бы уже женой этого чудовища.

Я тоже содрогнулась от подобной мысли.

Она продолжила:

— Он ведет омерзительный образ жизни, все знают об этом. Посещает самые грязные и подозрительные кабаки Лондона, где полно бродяг, преступников и продажных женщин. Я могла бы целый день рассказывать тебе о его похождениях — о них гудит весь город. Но ты еще ребенок и многого не поймешь.