— Это не то, чем кажется…

— Ха! Вот это сильно, Захира. Избавь меня от своих дальнейших искажений сути. Я слышал уже достаточно.

— Нет, — возразила она. — Ты должен знать всю правду. В ту ночь, в королевском лагере, была я. Я ранила тебя, и если бы ты меня не остановил, я убила бы твоего короля. Я не знала тебя, Себастьян. Я знала лишь миссию, которую должна завершить. Я поклялась своему клану… своему отцу, главе этого клана.

Тяжелый взгляд Себастьяна стал острее от понимания, и в голосе проступил лед.

— Рашид ад-Дин Синан твой отец? Это был он — Старец Горы — он говорил с тобой вчера на улице, верно?

Захира кивнула, с ненавистью подумав о том, что в ее жилах течет кровь Синана, стыдясь того, что эта ложь тоже была между ними.

— Все изменилось, когда я встретила тебя, Себастьян. Я изменилась. Я не хотела тебя обманывать. Я знала, что потеряю тебя, и не могла продолжать свое дело. Я не собиралась его выполнять, пока мой отец не прибыл в Ашкелон. Он знал, что я ослабела, он понял, что я полюбила тебя. Он угрожал мне, Себастьян. Он сказал, что, если я не выполню свою клятву, ты умрешь. Я не могу подобного допустить. — Несмотря на свой страх перед мужчиной, который напрягся от ярости перед ней, Захира протянула к нему руку. — Он убьет тебя, если я не убью Львиное Сердце.

Себастьян смотрел на нее, оценивая ее признание в задумчивой тишине. Она видела, что он не уверен, можно ли ей доверять, возможно, уже не желая довериться. Она так редко говорила ему правду, могла ли она надеяться, что он поверит сейчас? И даже если поверит, тронет ли это его сердце? Он опустил взгляд на ее пальцы, касавшиеся его руки, и отдернулся от прикосновения.

— Убирайся.

Захира задохнулась от яда в его приказе, его отстраненность ощущалась, как будто он захлопнул дверь перед ее лицом, отсекая ее от себя.

— Себастьян, прошу, не отталкивай меня. Я сказала тебе правду. Клянусь…

— Я сказал — убирайся. — Его глаза сверкали яростью в тусклом свете лампы. Рукой он указал в сторону открытого балкона. — Уходи, Захира. Прежде, чем я решил отдать тебя на милость короля, которую ты вполне заслужила.

Она не сразу поняла, что он дарит ей свободу, в то время как у него есть все причины ее ненавидеть, обвинить, задержать и заставить заплатить жизнью за преступление, которое она пыталась совершить в эту ночь, несмотря на причины. Она смутно осознала, что чувством, которое сверкало в его глазах, была боль, а не осуждение. И отчаянно вцепилась в эту надежду.

— Тогда пойдем со мной, — сказала она голосом, дрожащим от неуверенности в том, что ждало впереди. — Пойдем со мной, Себастьян. Давай уйдем вместе, пока у нас есть шанс. Мы можем уехать отсюда. Мы можем отправиться куда-то в новое место, вместе, как и планировали.

Он смотрел на нее, пристально, задумчиво, и она молилась. Она отшвырнула кинжал — ненавистный символ того, чем она являлась, — и потянулась к нему, раскрыв ладони, умоляя, полностью открывшись. Он смотрел на ее руки, но не взял их. И затем отошел к кровати, все в той же тяжелой тишине. Он отбросил покрывало мощным рывком руки, сорвал простыню. Скрутив из нее веревку, он привязал один конец к перилам балкона и пинком сбросил остаток вниз.

— Уходи, — деревянным голосом повторил он. — Через заднюю калитку. Стражи пока не знают, кто ты и что ты. Они пропустят тебя.

Захира медленно покачала головой, прижав ладони к груди над сердцем, которое разрывалось.

— Себастьян… Не надо. Не заставляй меня уходить без тебя.

Он закрыл глаза и отвернулся от нее. Он не хотел на нее смотреть. Не хотел слушать.

— Уходи немедленно, Захира. Я никогда больше не хочу тебя видеть.

Она медлила, не в силах пошевелиться.

— Быстро, черт бы тебя побрал! — закричал он, спугнув ее с места.

Слезы жгли ей глаза, боль душила, но Захира дошла до балкона. Перебралась через перила, схватилась за простыню с узлами, скользнула вниз, в сад, и побежала, не оглядываясь и ничего больше не чувствуя, в прохладную темноту ночи.

Глава двадцать восьмая


Король тревожно вскинулся, когда Себастьян вошел в тщательно охраняемые покои в самом сердце захваченного дворца. Ричард сидел на мягком диване, десяток слуг и телохранителей нависали над ним, как бесполезные горгульи. Теперь король поднялся в центре своих сторожевых псов, с усилием сохраняя равновесие на непривычно дрожащих ногах. Его давно уже подорванное походами здоровье ослабило его, но Себастьян полагал, что дрожь тела под пурпурными одеяниями и мучнистость королевского лица были вызваны недавним соприкосновением со смертью.

Жестом унизанной перстнями руки он вызвал Себастьяна вперед.

— Говори, — приказал он. — Твои подозрения подтвердились? Это ассасин?

Себастьян мрачно кивнул.

— Женщина? — спросил король.

— Это была она, милорд.

Львиное Сердце прочистил горло и отвел глаза от прямого взгляда Себастьяна, явно досадуя, как легко поддался на то, что оказалось смертоносной западней. И, возможно, посрамленный тем, что об опасности его предупредил тот самый человек, которого он был готов предать.

— Оставьте нас, — сказал он своим телохранителям и миньонам.

В шорохе послушно переставляемых ног и звоне оружия свита хлынула прочь из комнаты в прилегающие покои, чтобы слегка ослабить охрану и ждать дальнейших приказов короля. Когда дверь закрылась за последним из них, Ричард тяжело вздохнул.

— Похоже, я задолжал тебе извинения за недавние дела с этой женщиной, Монтборн, — я ведь знал, что ты питаешь к ней некоторую слабость.

Когда Себастьян ничего не ответил, лишь наклонил голову, показав, что слышит, король продолжил:

— Что было, то прошло, но я не могу не думать, что это маленькое открытие определенным образом, как бы ни неприятна была эта мысль, на самом деле обернулось выгодой для нас обоих. Я стал мудрее, избежав сегодня опасности, а ты избавился от еще большей ошибки и не позволил себе еще сильнее привязаться к этой предательской девке.

— Ваша логика неоспорима, милорд, — ответил Себастьян, склонив голову, чтобы не показать ни единой эмоции, которые вскипали в нем при упоминании о Захире. В конце концов король был прав. Хорошо, что он узнал о ее двуличности сейчас, прежде чем оказался бы еще большим дураком, взяв ее с собой в Англию. Раньше, чем сделал идиотскую и слишком дорого обошедшуюся ему ошибку, испросив королевского разрешения жениться на ней.

Он едва не рассмеялся вслух от этой мысли. Каким далеким и смешным сном казалась она сейчас! Нэй, хуже, чем сном, это был чертов фарс, отчего сохранившееся в нем желание быть с ней казалось еще более жалким. После всего, что она с ним сделала, после всей ее лжи. Даже после событий сегодняшней ночи он продолжал желать ее.

— Знаешь, — сказал король, — Ашкелон был городом Самсона. Именно здесь он встретил Далилу, уничтожил тысячу человек и самого себя — все из любви к вероломной женщине, которая украла его силу и использовала его в своих планах. Тебе повезло. У тебя Далила отняла лишь честь.

Когда Себастьян поднял взгляд, Львиное Сердце улыбнулся.

— Но ты вернешь ее себе довольно скоро. Ты отомстишь, когда она повиснет в петле за свои преступления. Или ты уже успел насладиться местью, пронзив ее нечестивое сердце?

— Нет, сир, — Себастьян выдержал вопросительный взгляд короля. — Я ее не убил. Я ее не арестовал.

— Что ты сказал? — В голосе короля прорвалась ярость, предыдущая дрожь слабости сменилась внезапной прямой осанкой. Он вскинул подбородок, каштановые брови взлетели на лоб. — Где женщина сейчас?

— Она сбежала, сир. Как только я ее обнаружил, она бросила оружие и сбежала.

Львиное Сердце выглядел так, словно готов взорваться. Но вместо этого зашелся хриплым булькающим кашлем.

— Она сбежала, — медленно повторил он, приходя в себя. И глаза его потемнели от недовольства. — Что ж, хорошо. Как ты, наверное, разочарован. Будем молиться о том, чтобы она не избежала поимки повторно.

— Да, милорд, — ответил Себастьян, зная, что должен бояться недовольства короля, но вместо этого подсчитывая время, которое Захира получила для побега с территории дворца.

Король долго смотрел на него, затем грохнул кулаком по спинке дивана.

— Стража! — закричал он, и гремящий призыв вызвал поспешную суету в прилегающей комнате. Многочисленные вооруженные помощники бежали на зов.

— Где-то в этом городе скрывается беглая женщина. Ассасин. Найдите ее. Я хочу, чтобы ее схватили немедленно. Поймайте ее. Вперед!

Рыцари заторопились прочь, мимо Себастьяна, к двери комнаты. Загрохотали по коридору, как табун лошадей, торопясь выполнить приказ короля. У них было мало шансов поймать Захиру, Себастьян выждал время, прежде чем пришел к королю с отчетом о ее побеге, чтобы выиграть ей время и позволить покинуть пределы дворца. Если ее скорость не уступает уму, она уже давно покинула Ашкелон — и, возможно, уже направляется к горным хребтам в поисках укрытия.

Здесь, в освещенной лампами части дворца, где эхо солдатских сапог стихало вдали, Ричард сцепил руки за спиной и начал мерить комнату шагами, как разъяренный тигр.

— Сегодня ты второй раз спасаешь мне жизнь, Монтборн. Более того, я помню о бесчисленных боях, где мы сражались с тобой бок о бок. Я в долгу перед тобой, но я все еще твой король и командир. Отпустив эту девчонку, вне зависимости от причин, ты бросил мне вызов. Ты ослушался моих приказов.

Король остановился слева от Себастьяна, и он ответил:

— Да, милорд.

— Я не люблю быть обязан кому-либо на земле, поэтому я награжу тебя, и этот долг будет оплачен. В свете твоих прошлых заслуг, до возвращения в Англию, я воздержусь от дальнейших карательных мер в отношении тебя и твоей собственности, однако с этого момента ты освобожден от своего поста. Твой ранг отныне понижен до простого солдата, под началом офицера, которого я назначу.

Если король ожидал, что Себастьян будет молить о прощении, то его ждало большое разочарование. Себастьян не желал ни просить, ни торговаться, только не тогда, когда на кону стоял сам Монтборн. Он отдался на милость короля — какова бы она ни была — с почтительным поклоном.

— Как прикажете, милорд. Я благодарю вас за ваше благоволение.

Львиное Сердце хрюкнул.

— Что ж, хорошо. Освободите покои от своего присутствия. Я отпускаю вас, сэр.

Себастьян поклонился, развернулся и покинул временное прибежище короля, прошагав мимо двух новых рыцарей, стоящих на посту за дверью. Он сказал себе, что ему все равно. Он слишком многого лишился в эту ночь: своего поста, своей гордости, возможно, даже земли и титулов, когда все это закончится.

Захира оказалась ровно настолько вероломной и опасной, как и библейские разбойники, и он был не меньшим глупцом, чем слепой искалеченный Самсон, лишенный силы за то, что доверился ей, и в ярости от того, что чувствует не только ненависть к ней, когда его мир рассыпается на кусочки.

Захира петляла и спотыкалась на извилистых улочках нижней части Ашкелона, как в тумане, голова кружилась, ноги почти не слушались ее на бегу. Она была в бедняцких районах, там, где мощеные улицы уступали истоптанным узким дорожкам, рассыпающиеся каменные дома и обветшалые хижины клонились друг к другу, плоские крыши поросли травой, пустившей корни в нанесенный на них песок. Здесь шлюхи и пьяницы прятались в каждом углу, как крысы, переговаривались и грязно обсуждали любого, кто проходил мимо. Захира была почти незнакома с этой частью города, но знала о ней достаточно, чтобы надеяться найти здесь своих друзей фидаи.

После побега из дворца, от праведной ярости Себастьяна, у нее осталась лишь одна цель: найти своего отца. Она должна была найти его, умолять его не винить Себастьяна в том, что она не смогла уничтожить короля англичан. Она не знала, как его убедить, но готова была обменять что угодно на жизнь Себастьяна, даже собственную жизнь, если ярость Синана того потребует.

В конце узкой аллеи ютилась маленькая таверна, единственный источник света в этом темном и затхлом подбрюшье города. Захира направилась к свету фонарей у входа, переступив пару вытянутых ног, преградивших ей путь. Бродяга, сидевший на земле, пробормотал что-то неразборчивое, когда ее сандалии исчезли вдали, разбрасывая мусор, и снова заснул.

Два араба стояли почти вплотную и вели приглушенную беседу у входа в таверну, но замолчали, заметив приближающуюся Захиру. Зрелище она представляла собой то еще: волосы растрепались, лицо было без вуали, залитое слезами, широкие полы шальвар пропитались пылью и грязью улиц. Даже в предельном отчаянии она понимала, что выглядит неприлично и неуместно. Двое мужчин обменялись явно оценивающими взглядами, а затем один из них улыбнулся, и Захира резко пожалела о потере кинжала.

— Эй, красотка, иди к нам, — сказал младший, обнажая зубы в улыбке, от которой она покрылась мурашками.