Жюльетта Бенцони - Талисман Карла Смелого

– Не желает ли госпожа маркиза моей помощи? – осведомилась Луиза, горничная госпожи же Соммьер. – Мадемуазель Мари-Анжелин слишком тяжелая, госпожа не сможет уложить ее одна. – Луиза огляделась вокруг и недоуменно добавила: – Вообще-то я не понимаю, почему...

– Тише, Луиза, тише. Все объяснения отложим на потом. Сейчас главное – спокойствие и сдержанность. Мадемуазель нужен покой, и только покой. Так что пока оставьте нас.

– Нужно ли мне сказать Сиприену, чтобы он позвонил профессору Дье...

– Мне кажется, не стоит торопиться, Луиза. Всему свое время. Сначала дадим мадемуазель освоиться дома. А доктору я позвоню непременно, не сомневайтесь. Но не смейте подслушивать у двери.

– Что вы такое говорите, госпожа маркиза!..

Дверь за Луизой закрылась. Госпожа де Соммьер подвинула низкое мягкое кресло к кровати и уселась напротив несчастной больной, что по-прежнему неподвижно сидела на постели. Маркиза устремила на нее взгляд своих зеленых глаз и сказала ex abrupto[20]:

– Только не со мной, План-Крепен! Вы недурно справляетесь со своей ролью, но больше играть не стоит. Давайте лучше поговорим.

– Но я ничего...

– Напротив. Вы все прекрасно помните и знаете, например, что это не ваша комната. Не случайно вы чуть-чуть, совсем чуточку подались назад на пороге и только потом вошли. И потом, хоть мы почти не говорили, вы дважды употребили первое лицо множественного числа, которое мы обе так любим. Так что же вы мне расскажете?

Пострадавшая открыла рот и закрыла его, не издав ни звука. Маркиза поудобнее устроилась в кресле, скрестила на груди руки и ободряюще улыбнулась:

– Вперед, дорогая! Немного мужества, черт возьми! Вспомним Крестовые походы!

Мари-Анжелин разрыдалась.

Госпожа де Соммьер, понимая, что Мари-Анжелин нужно выплакаться, не мешала ей и только вложила в руку носовой платок.

Наступил вечер, и "братья" отправились в особняк на улице Альфреда де Виньи, куда их пригласили на ужин, чувствуя себя, прямо скажем, неважно. Они, хоть и пытались поспать днем, но спали мало, урывками, и бессонная ночь за рулем давала о себе знать. Заснуть им мешало ожидание телефонного звонка, который поставил бы их в курс событий. Они хотели знать, приходил ли Дьелафуа и какой поставил диагноз. Не сговариваясь, они решили, что после осмотра врач непременно отправит План-Крепен в клинику, где поначалу за ней как следует понаблюдают, а потом назначат лечение. Они были уверены, что тетя Амели не станет устраивать никакого ужина, и ждали, что она отпустит их на покой.

Уж кто-кто, а они знали свою тетушку, которая всегда была исполнена логики.

Однако они в один голос задали один и тот же вопрос Сиприену, который с присущей ему сердечной важностью встретил их в вестибюле.

– Настроение поднялось хоть на градус, Сиприен? – шепотом осведомился Альдо.

– А почему ты говоришь шепотом? – тут же вмешался Адальбер. – Разыграйся тут трагедия, Сиприен встретил бы нас в слезах. Я правильно говорю, Сиприен?

– На много градусов вверх, господин Адальбер. Вверх на много градусов. Госпожа маркиза ждет своих гостей в зимнем саду.

– Возвращение к старым привычкам всегда утешительно. А шампанским нас угостят?

– Идем. Сами все увидим, – сказал Альдо, беря друга под руку.

И они увидели. Зрелище было настолько привычным, что друзья лишились дара речи. Госпожа де Соммьер, уютно расположившись в любимом кресле со спинкой в виде веера, пила шампанское, а Мари-Анжелин, одетая с иголочки и в белоснежной повязке на голове, сидела за круглым столиком и раскладывала пасьянс. Она первой их и поприветствовала:

– Входите же, господа! Мы вас ждем!

Господа застыли на пороге под веткой гигантской фуксии и смотрели на нее круглыми глазами.

Наконец Адальбер проговорил:

– Так вы нас узнали? Неужели лечение профессора оказало...

– Я узнала вас сразу, еще в монастыре. Другое дело, что... В общем, мне нужно было подумать...

– Да неужели? – подал голос Альдо, мгновенно вспыхнув, как спичка. – Целые сутки вы морочили нам голову, считая нас пустым местом?! Посмеивались, пока мы портили себе кровь! А вас, тетушка Амели, сколько времени водили за нос?

– Ни единой минуты. Я знаю ее, как свои пять пальцев. Разумеется, сначала я подыграла Мари-Анжелин, но как только вы ушли, расставила пару ловушек, и она в них, милочка, сразу же угодила. Альдо, смени, пожалуйста, гнев на милость. А вы, Адальбер, помогите мне и не смотрите на Мари-Анжелин так, словно она спустилась с небес.

– Уж точно не с небес, – вздохнул Адальбер. – Я ведь целиком и полностью согласен с Альдо! Мне кажется, мы как минимум заслуживаем доверия. Значит, всю ночь в машине, пока мы мучились, строили предположения, вы нас слушали и... Вас это совершенно не трогало? Мы не слишком много глупостей наговорили?

– Нет... Я сто раз хотела открыться, но умоляю, поверьте, мне в самом деле нужно было подумать... Я поклялась... То есть себе поклялась, хочу я сказать...

– Что?! – прорычал Альдо, и глаза у него позеленели от злости, в то время как глаза Мари-Анжелин наполнились слезами.

Госпожа де Соммьер поспешила взять обоих мужчин за руки.

– Давайте-ка успокоимся, – сказала она ласково, но твердо. – Если я говорю, что меня Мари-Анжелин провести не удалось, вы мне верите?

– Вам верим, – ответили они в унисон.

– А я передаю слово Мари-Анжелин и поступаю совершенно правильно, потому что это ее история, и она нам ее расскажет. Рассказывайте, План-Крепен. Выпейте глоточек для храбрости и вперед! В конце концов, не такая уж большая неприятность, – заключила маркиза и пригубила из своего бокала.

– Если ей не в чем себя упрекнуть, не вижу, какие могут быть неприятности, – пробурчал Альдо, закуривая сигарету Но маркиза тут же отобрала ее.

– Если ты собрался быть судьей, то должен знать, что в суде не курят, – сурово заявила она. – И мне не нравится твоя, так сказать, "изысканная небрежность", она здесь неуместна, потому что речь пойдет о жизни и смерти.

Неуместен был и смех, но Адальбер все-таки рассмеялся.

– Смотрите на меня, Мари-Анжелин! На меня гораздо приятнее смотреть, чем на его светлость, когда он гневается.

Адальбера удостоили тенью улыбки, после чего мадемуазель рассказала сначала о том, что происходило в исповедальне. Несмотря на чуткий слух, она не разобрала ни единого слова, потом до нее донесся слабый, но отвратительный запах хлороформа, от которого она инстинктивно закрыла нос платком, затем послышался жалобный всхлип жертвы, треск ломающегося дерева, и она увидела спину убийцы, торопливо шагающего к выходу, а за порогом – пустившегося бежать со всех ног.

– Я не могла не побежать за ним. Дядюшка Бужю, церковный нищий, показал мне, в какую сторону он направился. И хотя бежал он очень быстро, я, благодаря фонарям, все же различала его, несмотря на черную сутану. Он свернул на улицу Бьенфезанс, и к нему сразу же подъехал автомобиль и подхватил его чуть ли не на бегу, едва притормозив. Я сунула руку в сумку за записной книжкой, хотела записать номер, но автомобиль внезапно остановился, подался назад, и меня схватили. Я, конечно, сопротивлялась, как вы можете себе представить, но не знаю уж, что они мне подсунули, но я отправилась в страну снов.

– И долго вы в ней пребывали?

– Откуда мне знать? Когда я очнулась, я лежала на заднем сиденье автомобиля со связанными за спиной руками и не видела ничего, хотя было уже светло, потому что глаза у меня были завязаны. Зато я услышала, что водитель ругает соседа, потому что тот хотел меня придушить и выкинуть в каком-нибудь лесочке. Второй расхохотался и согласился, что это была бы непростительная ошибка. Он, мол, изучил мою сумочку и понял, кто я такая, а главное, узнал, где я живу, и это открыло перед ними широкие горизонты. "Она родня... госпоже маркизе де Соммьер, и ты можешь быть уверен, что маркиза не откажется заплатить кругленькую сумму, чтобы ее выкупить..."

– Секундочку, План-Крепен! – вмешалась тетушка Амели. – Мне кажется, ваша удивительная память на этот раз вас подводит. Что-то мне подсказывает, что этот проходимец, говоря обо мне, не выражался так почтительно. Полагаю, он назвал меня старой ведьмой. Торжественный титул госпожи маркизы плохо вписывается в его речь.

Бедная План-Крепен покраснела до ушей, и Альдо сразу стало ее жалко.

– Оставьте ее в покое, тетушка. На ее долю выпало тяжелое испытание, и она вполне могла...

– Ты забыл, что у нашей План-Крепен феноменальная память, а я очень люблю красочные подробности. Они придают рассказу колорит, разве нет?

– Еще какой! – фыркнула Мари-Анжелин. – Разумеется, он сказал "старая ведьма", она даст им хорошие башли, а меня они кокнут, потому что в жизни не видали болтливых жмуриков.

– Да они профессионалы, эти ваши похитители! – воскликнул Адальбер. – И Ланглуа вам подтвердит, что от ушедшего в небытие никаких сведений не получишь.

После этих слов пролетел тихий ангел в строгом темном костюме. Пролетел быстро, но успел напомнить, что вскоре им предстоит откровенный разговор с начальником полиции. Все об этом вспомнили, и госпожа де Соммьер извинилась перед рассказчицей за то, что ее прервали.

– Выкладывай, что помнишь, Мари-Анжелин, – добавила она. – Отбор произведем позже.

Мари-Анжелин кивнула и продолжила рассказ. Собственно, коротко говоря, он сводился к следующему. Ехали они долго, останавливались только один раз, чтобы заправиться бензином. Похитители собрались перед автозаправкой запихнуть ее в багажник, но она пообещала устроить оглушительный скандал, если ее немедленно не напоят и не накормят.

– Я пропустила мессу, но ведь я готовилась к причастию и ничего не ела, так что просто умирала от голода и жажды. Они тут же дали мне бутерброд и кофе. Ничего не скажешь, люди предусмотрительные, у них все было с собой, даже кофе в термосе. И я пообещала, что буду вести себя тихо... Мы поехали дальше. Возможности как-то сорентироваться не было никакой, разве что становилось все холоднее, значит, мы ехали на север или на восток. Господи Боже! До чего же мне было холодно! Наконец, добрались. И заехали, судя по запаху бензина, в гараж. Тот, что был посильнее, взвалил меня себе на спину, как мешок картошки. От подобного способа передвижения меня затошнило, но, к счастью, путь был недолог. Меня свалили на пол в помещении, где было гораздо теплее и приятно пахло фруктами. Повязку с глаз сняли, и я увидела, что я нахожусь в кладовой или в погребе, вокруг громоздились решетчатые ящики с яблоками, грушами, виноградом, на полках стояли банки с соленьями. Смерть от истощения мне, стало быть, не грозила. Вошла очень толстая женщина, она явно была недовольна моим появлением, но говорила на незнакомом мне диалекте, так что я не поняла ни слова.

– Это вы-то не поняли ни слова, План-Крепен?! Вы, которая говорит уж не знаю на скольких языках? – удивилась маркиза.

– На семи. Но она говорила на местном диалекте, а я их не знаю. Продолжая выражать недовольство, толстуха принесла матрас, подушку и одеяло. Потом отвела меня в туалет, самый что ни на есть деревенский, а потом в какую-то клетушку в глубине большого темного помещения. Там стояли жестяная раковина и кран с холодной водой, но я нашла эти удобства божественными. Когда я вернулась, веревку, которой я была связана, заменили на цепь с наручниками. Другой конец цепи прикрепили к кольцу в стене над постелью. Теперь у меня хотя бы освободились руки. В качестве пожелания "доброй ночи" я получила миску горячего супа и краюшку хлеба. Потом свечу унесли, и я осталась в полной тьме, но я так устала, что мигом заснула и спала, как сурок.

Проснувшись, я чувствовала себя разбитой, словно меня хорошенько отколотили, но в помещении стало гораздо светлее. Свет проникал через фрамугу в крыше, и я поняла, что нахожусь скорее всего в старой риге, где есть еще и чердак, куда ведет источенная жучком лестница. Мне очень захотелось туда забраться, и я подумала, что так и сделаю, как только мне представится случай. Сколько прошло времени с тех пор, как меня похитили, я не знала. То ли одни сутки, то ли больше. Но главным для меня было освободиться. И в конце концов мне это удалось...

– Удалось избавиться от наручников? – переспросил Альдо, налив ей в бокал еще шампанского.

Мари-Анжелин отпила глоток и поблагодарила:

– Спасибо. Наши теперешние модницы с короткими стрижками понятия не имеют, как полезны длинные волосы...

– Надеюсь, вам не пришлось сплести из них веревку? Слава Богу, нет! Они у вас прежней длины, – успокоенно заметил Адальбер.