– Мне скучно ловить рыбу, а охоту я и вовсе терпеть не могу. Не люблю убивать животных.

– Значит, будешь восхищаться моими подвигами! – Адальбер внезапно переменил тон. – Шутки шутками, дорогой, но в тех краях происходит так много странного, что оставлять маркизу и План-Крепен без присмотра, по-моему, не стоит. А они собираются ехать в горы.

– Я тоже об этом подумал. Но, кроме опасений за них и удовольствия порыться в библиотеке дорогого профессора, есть и еще что-то, что зовет меня в этот край, подвешенный между небом и землей, неподалеку от Швейцарии. Может быть, ненависть, что разгорелась между отцом и сыном?

– Не забудь, что на счету отца уже две погибшие женщины и, вполне возможно, Соважоль. А знаешь, что я думаю? Как бы Ланглуа ни доверял инспектору Лекоку, он непременно приедет в те места сам. Попомни мое слово.


* * *

Конференция в Коллеж де Франс завершилась на следующий день, и Лотарь Водре-Шомар взял билет на поезд в Понтарлье. Перед отъездом Евлалия своим ужином вызвала у него такой восторг, что глаза его увлажнились слезами – у других, впрочем, тоже, – приготовив лангустов с пряными травами, гусиную печенку с тушеной репой, фазана с цикорием и два десерта: мороженое с корицей и шоколадными слойками и яблочный пирог.

– Не будь я так привязан к своему дому, я купил бы квартиру в Париже и попросился бы к вам на пансион, маркиза, – сказал расчувствовавшийся историк.

– И очень бы об этом пожалели. Вдохновение охватывает Евлалию лишь в торжественных случаях. Обычно у нас все попроще.

– Охотно вам верю, но все-таки у нас...

– Не стоит скромничать. Репутация кухни Франш-Конте известна, и я до сих пор сохранила о ней воспоминания.

После обмена любезностями гость и хозяева распрощались, и Альдо отправился проводить Адальбера и выкурить последнюю сигарету в парке Монсо. Какое-то время они шли молча, потом Адальбер произнес:

– Напрасно ты признался, что не любишь охотиться.

– Почему?

– Потому что охотники берут с собой ружья.

– Но ты, как я знаю, тоже не охотишься.

– Нет, но ружья у меня есть. Два "Джеймс-Пердей", подаренные милым старичком Анри Лассалем несколько лет тому назад. Я возьму их с собой, и там мы их поделим. И, само собой разумеется, возьмем все, что берем обычно.

Альдо взглянул на друга с насмешливым любопытством.

– Ты собираешься привезти в дом почтенного профессора из Коллеж де Франс целый арсенал?

– Именно, и не отказался бы от пары автоматов. Прикинь сам, старина! Мы пытаемся распутать очень темную историю, которая началась зверским убийством старой дамы и похищением План-Крепен. Ее безудержное любопытство могло стоить ей жизни. Потом свою жизнь отдает молодой Соважоль. В то же самое время знатный незнакомец приглашает тебя в Швейцарию, желая вручить перед смертью великолепный рубин, будучи уверенным, что он один из "Трех братьев", замечательных камней, которые вместе с уникальным бриллиантом составляли талисман Карла Смелого. Однако "Три брата" уже спрятаны в сейфе твоего тестя, но при виде твоего рубина в старичке вновь взыграла страсть коллекционера, и он пустился на поиски двух остальных. Рубины, как выяснилось, принадлежали один – госпоже Тиммерманс, королеве бельгийского шоколада, второй – невестке убитой госпожи де Гранльё-старшей. Невестка вскоре последовала за свекровью весьма необычным путем: умерла от потрясения, вызванного страхом. А госпожа Тиммерманс лишилась своего камня на наших глазах и глазах Кледермана в собственном доме – он был украден ее родной дочерью Агатой...

– У тебя в запасе еще много сведений, которые я прекрасно знаю?

– Не очень, и я продолжаю! Все стало еще трагичнее, когда мы узнали, что Изолайн де Гранльё была невестой некоего Карла-Августа фон Хагенталя, который в то же самое время был любовником и женихом Агаты Тиммерманс... Вполне возможно, тоже обреченной на смерть из-за того, чтобы ее обожаемый жених имел возможность жениться на той, кто всерьез его интересует: молоденькой девушке, невесте своего сына. Что еще можно добавить к этой дьявольской кухне? Взаимную ненависть отца и сына? Последние тайны Карла Смелого? Нет! Я думаю, что лучше всего лечь спать. Для этого вечера довольно! Пойдем, я тебя немного провожу.


* * *

Если Адальбер надеялся, что, вернувшись домой, он облачится в уютный халат и тапочки, выпьет на сон грядущий стаканчик вина, расположившись в кресле, то это были напрасные надежды. Едва он переступил порог, как Теобальд, его преданный слуга, повар и мастер на все руки, объявил, что у него в кабинете дама, она ждет его и не собирается уходить, пока с ним не увидится.

– Что за дама? В такой поздний час?

– Да, молодая и очень хорошенькая. Похоже, она в большом волнении.

– А как ее зовут?

– Она не захотела назвать свое имя.

– Так. Ну ладно.

Гостья, вне всякого сомнения, очень взволнованная, сидела на ручке любимого кресла Адальбера, и ему не составило труда узнать ее.

– Госпожа Агата Тиммерманс у меня в доме в такой поздний час? – не мог не выразить он своего удивления после короткого приветствия. – Вот уж нежданная честь!

– Думаю, вы понимаете, что только крайне серьезные причины могли привести меня сюда! Господин Видаль-Пеликорн, скажите мне, пожалуйста, где моя мать?

– Откуда же я могу знать? В тот вечер, когда мы посетили ее дом по ее приглашению, мы пробыли совсем недолго. И объясните, почему вы обратились по этому поводу ко мне?

– Потому что не хотела обращаться к князю Морозини. И еще потому, что вы с ней дружили, потому что она всегда безгранично вами восхищалась, и в Биаррице вас постоянно видели вместе.

– В Биаррице мы провели всего несколько дней, и не скрою, что общество госпожи Тиммерманс было всем нам очень приятно. Жаль, что мне пришлось так поспешно покинуть Биарриц. Дела, знаете ли, вызвал Луврский музей. Надеюсь, она на меня не сердилась?

– Не на вас, а на ужасного Морозини, который постоянно водит вас за нос!

– Полегче, полегче, очень прошу вас. Поверьте, меня трудно водить за нос, и тем более моему самому близкому другу. А уж постоянно! Случается, что мы с ним вместе занимаемся каким-то делом, но очень редко. Как-никак он эксперт по историческим драгоценностям, а я египтолог. Совершенно разные профессии. А теперь вернемся к тому, что привело вас ко мне. Вы ищете госпожу Тиммерманс? Она что, исчезла?

– Да. Я не могу ее найти! А она мне очень нужна! Поймите, я собираюсь выходить замуж и представить себе не могу, что ее не будет на торжественной церемонии. Думаю, вам это понятно!

– Разумеется. И если бы я знал, где находится ваша мать, сообщил бы вам об этом незамедлительно. А могу я спросить вас, за кого вы выходите замуж?

– Конечно, за барона фон Хагенталя! Вас же с ним познакомили во время нашей встречи!

– Действительно, познакомили. Но не скрою от вас своего удивления. Совсем недавно он считался женихом одной из наших очаровательных соседок, графини де Гранльё, которая только что скоропостижно скончалась и...

– Можете не сомневаться, что это не он, а его сын Хуго, весьма неприятный молодой человек! Так вы не хотите сказать мне, где находится моя мать?

– Очень огорчен, но могу только повторить сказанное: не знаю. А почему бы ей не быть у себя на вилле в Биаррице? Приближается пасхальная неделя, ваша мать любит пасхальные службы, так что скорее всего она отправилась именно туда. Искренне сожалею, что ничем не могу быть вам полезен. Как вы добрались до меня?

– На такси.

– И не попросили подождать? Я вызову вам другое. Где вы остановились?

– В "Рояль Монсо". Это совсем рядом. Я подумала, что вы не откажетесь меня проводить.

Предложение и сопровождающая его простодушная улыбка тут же зажгли красный предупреждающий огонек в голове Адальбера. Что за фокус – не оставить такси? Да еще посреди ночи? Не могла же она предполагать, что останется у него? Да, она была хороша собой, вся словно создана из золотистого меда, но не внушала ни малейшего доверия.

– Стыдно признаться, но у меня сильнейшие боли в лодыжке. Я вызову вам такси...

– Хорошо. Если вы настаиваете.

Явно недовольная молодая дама подошла к окну и подняла муслиновую занавеску.

– О! А вот как раз такси остановилось у вашего дома!

Она тут же открыла окно, свесилась вниз и окликнула шофера.

– Если освободились, подождите меня! Я сейчас спущусь.

Потом повернулась к Адальберу и с задорной улыбкой бросила:

– Ваша больная нога позволит вам проводить меня хотя бы до такси?

Адальбер был слишком хорошо воспитан, чтобы отказать даме и не спуститься с гостьей вниз. Однако упорство, с каким его хотели выманить из дома, показалось ему подозрительным. И прежде чем шагнуть за порог, Адальбер вооружился солидной бамбуковой тростью под удивленным взглядом Теобальда. Лифт доставил гостью и хозяина в вестибюль. Они его миновали и спустились на три ступеньки, что вели на улицу. Неподалеку стояло такси. Фары автомобиля были погашены. Шофер сидел за рулем. Вдруг из автомобиля выскочили двое и набросились на Адальбера. Он ожидал чего-то подобного и тут же оглушил одного ударом трости. Агата с воплем спряталась в машине. Теобальд – он сбежал вниз по лестнице быстрее лифта – оглушил второго.

– Поехали! – крикнула Агата, усевшаяся рядом с шофером. – Они взрослые, сами разберутся!

Автомобиль растворился в ночи, а консьерж дома Адальбера в это время поспешно вызывал полицию. Полицейские отреагировали с похвальной скоростью. Да и как иначе? Главный комиссар Ланглуа отдал особое распоряжение относительно парка Монсо и его ближайших окрестностей. По вызову приехал лично инспектор Лекок и залюбовался чудесной картиной: Адальбер и Теобальд, сидя посреди тротуара каждый на своей жертве, жадно курили, а на них с изумлением взирали консьерж и слуги, столпившиеся на крыльце.

– Знаете, инспектор, – сказал Лекоку Адальбер, передавая ему свою добычу, – меня стала забавлять эта сумасшедшая история.

– А меня нет, – отозвался молодой человек. – Я, как все люди на свете, люблю спать у себя в кровати, но уже двое суток в ней не сплю!

Глава 10

Встреча

На следующий вечер после происшествия с Адальбером и его слугой профессор Водре-Шомар вернулся домой в Понтарлье. Он собирался заняться приготовлениями к приему гостей лично, так как с лекциями в Коллеж де Франс было покончено, и беспокоить лишними хлопотами сестру, мадемуазель Клотильду, ему не хотелось. Ей хватало беготни и беспокойства с празднеством по поводу трехсотлетия их дома. Водре-Шомар приехал не один, а с Юбером, пригласив его составить ему в дороге компанию. Знак дружеской приязни? Безусловно! Но он ничуть не порадовал главного друида Индр-э-Луар, который рассчитывал на долгую беседу наедине в удобном вагоне со "старой верблюдицей", вновь ставшей дамой его сердца. Он также не имел ничего против разговора и с Мари-Анжелин, в последнее время такой задумчивой и мечтательной: ее обширные познания помогали заблистать яркими огнями его собственному интеллектуальному багажу.

И вот вместо столь приятных ученых разговоров ему пришлось толковать на протяжении всех пятисот километров о всевозможных припасах и покупках со своим хозяйственным коллегой. А приятная обязанность везти дам выпала на долю комфортабельного автомобиля Адальбера. На поезде будет отправлен только их багаж. Нет, нет, спорить нечего, поездка началась печально. Особенно если учесть, что в поезде Париж – Дижон – Лозанна, проходившем через Понтарлье, в котором они ехали, вагон-ресторан не отличался хорошей кухней.

Прощаясь с маркизой, профессор Юбер попытался вызвать ее сочувствие, хотя столько лет считал ее своим врагом! Но она ему не посочувствовала, заметив, что со стороны Водре-Шомара большая любезность пригласить их всех на трехсотлетие. Юбер смирился и отправился к портному.


* * *

Что же касается пленников, захваченных на улице Жуфруа, которыми так гордился – и вполне справедливо – Адальбер, то ничего интересного они не сообщили. Их расспрашивали о третьем сообщнике, который был в маске, сидел за рулем и умчался на машине вместе с бывшей баронессой Вальдхаус в неизвестном направлении. Уж точно не в Бельгию. Но относительно его оба негодяя были особенно сдержанны. Понятия не имели, кто он такой, откуда взялся и уж тем более как он выглядит.

– В Бельгию они у меня не поедут, – объявил главный комиссар Ланглуа. – Поэтому, я надеюсь, скоро разговорятся... Из благодарности.

Что касается такси, то это оказалось вовсе не такси. За поворотом флажок и надпись были сняты, и автомобиль стал обычным черным "Ситроеном", каких множество. Номер на нем оказался позаимствован с машины продавца сыров, которая стояла в гараже мастерской, куда ее привезли из-за небольшой поломки.