Джасинда Уайлдер - Там, где сердце

Это точно не Калифорния.

Я паркуюсь перед кофейней, пристегиваю поводок к ошейнику Юты и решаю пройтись по тротуару.

Все здесь дружелюбны и приветливы. Не раз меня останавливают совершенно незнакомые люди: почесать Юту за ушами и выразить свой восторг по поводу ее размера и воспитанности.

Частенько меня спрашивают, что я делаю в этих местах. Это понятно — городок маленький, незнакомцы все наперечет. Я говорю им правду: просто проездом. Видимо, у меня вид калифорнийца. Раньше я никогда не задумывался над тем, как выгляжу со стороны: богатый испорченный засранец из Беверли Хиллз, ни дня в своей жизни не работавший. Ходил, куда хотел, делал, что хотел. Искал себе на задницу приключений и опасностей. Такого раздолбая трудно не заметить.

Я объездил весь мир и считаю себя образованным, много повидавшим, интересным. Большинство людей, с которыми мне доводилось встречаться, тоже так думали.

А здесь? Просто богатый бездельник из большого города, который никого тут не знает.

Ларри не дал мне адреса и не рассказал, где найти Найл Джеймс, поэтому я иду в открытое уличное кафе, чтобы Юта могла пока побегать, а сам звоню ему.

— Лахлан, как дела? Где ты?

— Хорошо, Ларри, я в порядке. Я в Ардморе, но понятия не имею, как найти эту девушку.

Ларри вздыхает.

— Я разузнал немного больше, заранее понимая, что ты, скорее всего, позвонишь опять. Проблема в том, что она не хочет, чтобы ее нашли. Я не понимаю, что не так, но... у нее нет проблем, она не скрывается от закона, ничего такого. Но она явно не хочет, чтобы ее нашли. Ни номера телефона, ни домашнего адреса. Ее последний адрес — в Лос-Анджелесе, но это было больше семи лет назад. Она была с ВБГ шесть лет, и когда ее муж умер, просто... исчезла. Нет адреса пересылки, просто ящик до востребования для почты. Собственно, так я ее и нашел. Но если ты настроен решительно, то можно нанять детектива. Почтовый адрес — это все, что у меня пока есть. Так что... скажи мне, как ты хочешь поступить. Частный детектив найдет ее достаточно легко, но... честно говоря, Лахлан, это кажется немного чрезмерным, если не сказать бесцеремонным. Я не собираюсь учить тебя, как поступать, но чувствую, что должен попытаться. Она потеряла мужа. Ее явно не обрадует незваный гость, если ты понимаешь, что я имею в виду. Так что, если ты действительно хочешь просто... поговорить с ней, я бы посоветовал тебе действовать по старинке: сочетанием обаяния и терпения

— Я хорошо помню первое, но не уверен со вторым, Ларри.

— Тут я тебе вряд ли смогу помочь.

— Видимо, придется научиться, — говорю я со вздохом.

— Вот что я тебе скажу — она медсестра. Так что, скорее всего, она вернулась к тому, что хорошо знает. Какая-нибудь больница, скорая помощь, медпункт — что-то в этом роде. Поспрашивай. Ее имя... Найл... Наверняка кто-то знает ее или слышал. Не может быть на Земле слишком много женщин с именем Найл Джеймс, понимаешь?

— Я понял. Спасибо, Ларри.

— На здоровье, Лахлан.

Он вешает трубку, и я убираю телефон в карман, непроизвольно почесывая Юту за ушами.

Как мне поступить?

Нет, детектив — не самая лучшая идея. Она наверняка испугается, если заметит его. И, если я найду ее, то как объясню, каким способом сделал это? Да, кстати, Найл, я нанял частного детектива, чтобы выследить вас.

Идея разыскать ее и так не самая блестящая, да еще и детектив? Не прокатит.

Придется, как сказал Ларри, искать ее самому, по старинке.

Ардмор, Оклахома

Наши дни

Сегодня один из самых тяжелых рабочих дней за долгое, долгое время. На самом деле, просто ужасный день. Две медсестры больны, а доктор Бердсли уехал на охоту, и это значит, что я замещаю троих, плюс стараюсь выполнять и свои обязанности. Я бегаю, словно белка в колесе.

Сегодня утром меня разбудил телефонный звонок с просьбой выйти на работу. Звонили на телефон, который я оплачиваю и держу на случай чрезвычайных ситуаций. Я спала мертвым сном... редкость для меня, потому что я уже давно плохо сплю.

Этим утром я могла бы выспаться, потому что на работу мне нужно было явиться в полдень. Но Линдси, старшая медсестра, позвонила и сказала, что Найоми и Мишель заболели. Мэри уехала из города — она по графику в отпуске — а Эми в декрете, так что больше никого не осталось. К тому же, доктор Бердсли на охоте, и его телефон вне зоны действия сети. Так что, не могла бы я, пожалуйста, прийти пораньше и чуть-чуть помочь?

Конечно.

Сильно помочь, на самом деле. Этим я и занимаюсь.

Не помогает ни кондиционер, ни двойной кофе, ни прохладный воздух из открытых окон. К тому времени, как последний пациент покидает холл, я едва переставляю ноги. Конечно, это ничто по сравнению с шестидесятичасовой сменой в Африке с Олли, но все равно полный отстой. Даже еще фиговее, потому что скучно, нет подгоняющего шевелиться адреналина, нет опасности. Я едва двигаюсь и с трудом держу глаза открытыми.

Доползаю до своего грузовика, вручную опускаю стекла и пытаюсь завести двигатель. Он кашляет, чихает, фыркает, хрипит... и отказывается заводиться.

Я так устала и просто хочу домой. Свернуться калачиком в постели с Пепом, электронной книгой и кружкой чая.

Я делаю еще одну попытку, борясь с желанием плюнуть на все и просто расплакаться.

Наконец, старый двигатель заводится, и я выезжаю со стоянки. Находясь уже на полпути домой, вспоминаю, что продукты закончились и нужно что-нибудь купить. Так что разворачиваюсь и направляюсь в противоположную сторону к «Чик-фил-Драйв», чтоб прикупить такой вкусный, но такой вредный фастфуд.

И, естественно, в нескольких километрах от дома мой грузовик снова начинает «кашлять». Я поворачиваю налево, и прямо посреди перекрестка педаль газа перестает работать, а двигатель замирает. Я давлю на педаль, но ничего не происходит. Машина замирает прямо посреди перекрестка, двигатель не подает признаков жизни.

Я делаю еще несколько попыток, поворачивая ключ в замке зажигания. Вокруг сигналят.

Ничего.

Борясь со слезами, я в отчаянии ударяю по рулевому колесу.

Гудят клаксоны, люди орут и сыплют проклятьями.

Включаю нейтралку, выхожу из грузовика, и, положив одну руку на руль, а другую на дверную стойку, начинаю толкать — сильно. Но эта старая развалина весит чертову тонну, в буквальном смысле этого слова. Я изо всех сил стараюсь заставить ее двигаться, и не могу.

И хоть кто-нибудь пришел мне на помощь?

Фиг там.

Я не могу остановить слезы, мне просто хочется доехать до дома. Хочется съесть свой дурацкий чикенбургер и идиотские вкуснейшие чипсы.

И тут я чувствую, что кто-то стоит за моей спиной.

— Садись.

Голос глубокий, раскатистый и низкий, но мягкий, как бархат. Хрипловатый, мягкий, сексуальный и сильный.

Я поворачиваюсь, и передо мной стоит... бог.

Я застываю на месте, как дура.

Ростом метр девяносто точно. Дикие, ничем не связанные, длинные светлые волосы, развевающиеся на ветру, и густая спутанная борода. Он похож на божество пустыни из далекой страны. Глаза яркие, сине-зеленые — цвета моря. В уголках глаз морщинки, как будто он слишком много времени проводил на солнце.

— Я сказал: садись, милая, — он жестом указывает на сиденье.

Милая? Это приводит меня в чувство.

— Я справлюсь.

— Позади нас уже собралась пробка, а этот грузовик наверняка адски тяжелый. Просто садись в машину и позволь мне помочь.

Я не собираюсь уступать. Никто не называет меня милой — никто! Но он прав, и я устала. Так что послушно сажусь. Он занимает мое место, упирается руками в дверь и в руль и начинает толкать. Его напряженные мышцы бугрятся. И, Боже, мы начинаем двигаться.

Я взволнована, и это само по себе странно. Не то чтобы в Ардморе не было мужчин. Они есть, и некоторые довольно привлекательны. Крутые деревенские парни, ковбои. Не совсем в моем вкусе, конечно, но ковбои — это правда круто.

А что особенного в этом парне?

Я не знаю, и от этого раздражаюсь еще сильнее, поэтому просто сижу, сложив руки на коленях, пока он выталкивает мой грузовик с перекрестка на ближайшую парковку.

Освободив дорогу от моего заглохшего рыдвана, мой спаситель наклоняется к открытой двери и проводит рукой по волосам.

— Вот. У тебя страховка есть?

Я пожимаю плечами.

— Нет.

— Кто-то, кто мог бы приехать за тобой?

Еще одно пожатие плечами.

— Нет. Но я живу недалеко отсюда. Все будет хорошо. Спасибо.

Я беру ключи, перекидываю ремень сумки через плечо, забираю белый пакет с сэндвичем и картошкой фри, стакан с газировкой и закрываю окна и дверь.

И ухожу.

Сказав, что мне недалеко, я слегка солгала. Или не слегка: я в восьми километрах от дома, а ноги еле идут. Но я не позволю этому мистеру Совершенство отвезти себя домой. Одного его внешнего великолепия недостаточно, чтобы вот так запросто начать ему доверять.

Или доверять моим внезапно проснувшимся в его присутствии гормонам. Честно говоря, второй пункт представляется мне наибольшей проблемой.

— Я не позволю тебе идти одной через весь город. Темнеет, — говорит он, догоняя меня.

— И что?

— А то, что для одинокой женщины это небезопасно.

Я смеюсь, жестом обводя наш маленький городок.

— Оглянись вокруг, — говорю я и иду дальше. — Уверена, со мной все будет в порядке.

Он не отстает.

— Послушай.

Я останавливаюсь и разворачиваюсь лицом к нему.

— Нет, это ты послушай. Спасибо за помощь, я действительно ценю это, но все в порядке. Пожалуйста, уходи.

Он поднимает руки в жесте капитуляции.

— Хорошо, хорошо.

Он не обижен, во всяком случае, мне так кажется. Спокоен, уравновешен, словно мои слова его совершенно не задели.

Возможно, зря я так с ним. Он поступил как джентльмен.

Но в моей жизни нет места вежливым, привлекательным джентльменам.

Ни в моей жизни, ни в моем сердце… черт, кого я обманываю? У меня больше нет сердца. Я похоронила его вместе с Олли.

Так что продолжаю идти, не оглядываясь. В какой-то момент слышу глубокий рев мотора большого пикапа и вижу, как мимо меня проезжает новый, но пыльный черный F-250. Окна открыты, играет какая-то музыка, и это точно не кантри. Калифорнийские номера. Огромный лохматый пес высовывает голову из пассажирского окна, язык болтается по ветру. За рулем мой белокурый бог-спаситель — рука высунута из открытого окна, голова качается в такт музыке. Он смотрит на меня и машет рукой — вежливый, дружеский жест.

А ведь прямо сейчас я могла бы быть в этом грузовике. Сидела бы на кожаном сиденье, под кондиционером, рядом с симпатичным парнем, руку лижет собака, играет музыка — не кантри.

Но увы. Я иду пешком — в сумерках, восемь километром на гудящих ногах. Одна.

Вдали от центра города ночь наступает очень быстро. В маленьком городке освещаются только центральные улицы, а в переулках чаще всего темно, разве что случайно попадет свет от уличного фонаря. А это значит, как только я выйду за пределы центра города, то растеряю всю свою храбрость. Конечно, здесь все мирно. Но кто может знать наверняка, ведь правда?

Мне требуется больше полутора часов ходьбы, чтобы добраться до дома.

Ноги горят и болят, а под ребрами словно засели ножи. Я вся в пыли, во рту тоже пыль. Купленную еду я уже успела прикончить по пути, и это значит, что я снова голодна, а дома только паста, но без соуса, и пара кусков зачерствевшего хлеба.

Поэтому разогреваю пасту, ем ее без соуса и оставляю хлеб на завтрак.

Но у меня есть еще кое-что.

Вино.

Моя собственная версия снотворного.

Я наливаю большой бокал и выпиваю его в постели, пытаясь одновременно читать.

Проходит еще немного времени, и наконец-то я достаточно пьяна, чтобы уснуть.

Но что происходит, когда я засыпаю?

Мне снится Олли.

Во сне мы лежим в кузове нашего старого Nissan — еще там, в Африке. Металл все еще горячий под нашими спинами — я чувствую его тепло. Я чувствую запах пыли. Я чувствую запах крови.

Я чувствую Олли, но не вижу его. Но чувствую и знаю, что он рядом со мной. В своем сне я ощущаю отчаянное желание, потребность, эту пробирающую до костей панику. Мне нужно его увидеть. Не знаю почему, но я должна его увидеть. И не могу повернуть голову. А если не поверну голову, чтобы посмотреть на своего любимого Олли, то больше никогда его не увижу.