Джасинда Уайлдер - Там, где сердце

— Где ты был еще? — она садится рядом, собирая остатки еды с одеяла.

Я закидываю руки за голову.

— О, дружок, практически везде. Индия, большинство островов южной части Тихого океана, Япония, Вьетнам, Таиланд, Южная Африка, еще несколько портов на западном побережье Африки. Я проплыл через Босфор и некоторое время околачивался у берегов Средиземноморья. Карибский бассейн, Австралия, Новая Зеландия, Тасмания.

— Это звучит… поразительно. И ты плавал в этих местах один?

Я пожимаю плечами.

— Не всегда. То тут, то там я нанимал экипаж, и они плыли со мной до тех пор, пока не добирались туда, куда хотели. Там всегда кто-то готов работать за еду или чтобы просто добраться куда-то. На самом деле, сообщество странников оказывается довольно большим, когда попадаешь в него.

— Тогда как ты оказался в Оклахоме?

И тут мы подходим к главному.

— Это немного сумасшедшая история. Я делаю паузу, чтобы собрать все свое мужество. — На самом деле, я не случайно оказался здесь…

— ЭЙ! — раздается позади нас сердитый громкий голос. Я поворачиваюсь и вижу луч фонаря, направленный на нас. — Я вижу, вы не местные. Это моя земля. Здесь частная собственность.

Я встаю. Взволнованный.

— Извините, мы просто…

Пожилой человек стоит у открытой двери своего грузовика с дробовиком в руке.

— Я знаю, чем вы тут занимаетесь. Но я не позволю этого на своем поле. Никогда и ни за что. Сейчас же убирайтесь.

— Пойдем, Лок.

Я быстро собираюсь, перебрасываю через плечо одеяло, и мы начинаем выбираться с поля. Владелец одной ногой на пороге грузовика, с дробовиком наперевес. Немного тучный, седоватый.

— Мерзавцы. Нельзя просто так вторгаться на чужую собственность, когда вам этого захочется.

— Мы не собирались причинять вреда. Мы просто гуляли, — говорю я, засовывая одеяло в корзину и закрепляя ее в кузове. — Простите, что побеспокоили вас.

— Гуляйте подальше от моей толстой старой белой задницы. Есть только одна вещь, которой молодежь занимается ночью в поле.

— Мы уезжаем, — говорит Найл, запрыгивая на водительское место раньше меня. — Извините.

Я проскальзываю на пассажирское сиденье, и, после того, как хозяин отъехал и развернулся, мы выезжаем следом и возвращаемся в сторону города — к дому Найл. Я взвинчен, потому что был так близок к тому, чтобы рассказать ей.

Я все еще могу это сделать.

Все еще должен.

Но момент упущен, и мое сердце по-прежнему колотится. Почему так страшно при мысли о разговоре с ней? Потому что это будет конец. Как только я скажу ей, это будет концом всему, что между нами происходит.

На обратном пути мы разговариваем о моих путешествиях — в основном, невинные рассказы о тех местах, где я бывал, что видел, не особо углубляясь в какие-то безумные приключения. Не успеваю я опомниться, как мы уже на подъездной дорожке перед ее домом. Паркуемся. Двигатель заглушен, радио включено, окна опущены. Звезды мерцают над нами. Поют сверчки. Ухает сова. Между нами внезапная тишина. Я настраиваюсь, чтобы начать снова, вытащить это из моей груди. Найл ковыряет свои ногти, глядя вниз. И затем поднимает взгляд на меня. Ее глаза, как и в прошлый раз, исследуют мои. Высматривают что-то. Смотрят в меня. Может, если она будет всматриваться внимательнее, то увидит правду и мне не придется говорить ей.

— Да шло бы оно все на хер, — шепчет она. Это было адресовано ей самой. Не мне.

А потом она снова целует меня. Хватает за бороду и притягивая ближе. Запускает пальцы в мои волосы и наклоняется, отстегивая ремень безопасности. Затем нащупывает мой. Я слышу щелчок и чувствую, как он повисает на моей руке. Скидываю его, чтобы он смотался обратно в катушку. Ее губы теплые и влажные. Со вкусом вина. У меня голова идет кругом. Пытаюсь приказать себе отстраниться, сказать ей, что я не могу, что мне нужно кое-что сообщить, но не могу. Я не могу.

Проклятье, я не могу.

У меня нет сил.

Все, на что меня хватает, — это положить ладонь ей на шею, сдвинуть ее волосы в сторону и провести большим пальцем по уголкам ее рта. Скользнуть легкими касаниями по ее плечам и рукам к талии. Притянуть к себе. Целовать до изнеможения. Прервавшись на мгновение, Найл, тяжело дыша, чуть-чуть отстраняется и смотрит на меня, словно оглушенная поцелуем. Она изучает меня, пальцами от моих волос спускается к шее, желая почувствовать напряженные мышцы плеч.

— Господи, — шепчет она. Опять же, больше себе, чем мне. — Так хорошо. Мне нужно это… я…

Вместо того, чтобы закончить фразу, вместо того, чтобы сказать мне, что ей нужно, она практически ложится на меня. Каким-то образом мы оказываемся в горизонтальном положении: я внизу, спиной на сиденье, Найл на мне сверху, одно ее колено между моих бедер, руки на моем лице… нет, они везде. Касаются груди, щекотно прослеживают линию ребер. Она целует меня. Господи, ее поцелуй почти любящий. Он выворачивает меня наизнанку, обещая стать самым грандиозным поцелуем из всех, что когда-либо у меня были. Она целует всем: губами, языком, зубами — это голодный, отчаянный, пожирающий поцелуй.

Это сильнее меня, и я целую ее в ответ.

Это сильнее меня, и я не сдерживаю свое желание к ней.

Она полностью на мне. Частично опирается на колени, но в основном на меня. И это ощущается так хорошо, так идеально. Одной рукой я обхватываю ее затылок, а другой позволяю лечь на поясницу — в том месте, где ее халат задрался и сдвинулся на одну сторону. Мягкое теплое тело. Упругие мышцы, нежная кожа, пышные изгибы. Я касаюсь ее, продвигаясь сантиметр за сантиметром. Выше, выше, к нижней кромке ее бюстгальтера. Ниже. Спускаюсь ниже, ближе и ближе к манящей выпуклости ее задницы. Скольжу рукой под шнуровку пояса ее брюк и глажу ягодицы. Она стонет, что-то бормочет мне в рот и разрывает поцелуй, упираясь лбом в мое плечо. Я сжимаю упругие круглые ягодицы, и она выдыхает так, словно это прикосновение достигло не только тела, но и некоторых давно забытых уголков ее души. Она приподнимает голову, ее глаза открыты, а взгляд прикован ко мне. Припухшие влажные губы чуть приоткрыты и поблескивают в свете звезд. А потом она медленно, очень медленно прижимается ртом к моему, и на этот раз поцелуй мягкий и нежный, сладкий и тягучий, как патока.

И я теряюсь в нем.

Я хочу этого больше, чем когда-либо.

Но разрываю его. Она сбита с толку. Найл приподнимается, опираясь руками мне в грудь, и, гребаный ад, мне открывается чертовски удивительный вид на ложбинку между ее грудей в вырезе халата. Ощущаю ее соски, когда она освобождается от лифчика. Боже, я твердый, как камень, и знаю, что она это чувствует.

Мы не можем этого сделать, — я должен произнести эти слова.

— Ты самая красивая женщина из всех виденных мной, — вот, что в действительности я говорю.

Ее губа дрожит, глаза закрыты. По щеке скатывается слеза.

Ну, и что я сделал?

Как он мог знать? Неужели заметил, как сильно мне нужно было это услышать? Мне стыдно за слезы, непроизвольно текущие из глаз. Я лежу на этом роскошном парне, целуя его со всем накопившимся во мне отчаянием — это и так перебор. И вот теперь еще и пла́чу. Он растерялся и с милой неуверенностью тянется ко мне — словно сомневается, имеет ли на это право — вытереть мои слезы.

— Что я сказал? — спрашивает он.

— Правильные слова. Впервые.

— Ой. Тогда почему ты плачешь?

Я качаю головой. Как это объяснить? Я не могу. Это займет слишком много времени, а я не хочу разговаривать.

Я хочу снова поцеловать его.

Хочу потеряться в этом.

Боже, я уже потерялась в этом. Чувствую его вкус на своих губах, его руку на моей заднице. Чувствую, как он исследует все мои изгибы. И я хочу большего. Намного больше. Это было так давно, и я была так одинока, находясь взаперти в этом маленьком, Богом забытом городке, доведена до такого отчаяния, что сейчас просто не могу отступить. Не могу больше сопротивляться этому. Это нелепо. Я едва его знаю. Он странствующий бродяга. Он уйдет. Но прямо сейчас меня это не волнует. Все, что меня волнует — это желание.

Я сажусь и тяну его за собой. Открываю свою дверь, выхожу, оборачиваюсь и смотрю на него.

— Пойдем ко мне.

Жду перед машиной, пока он выходит и закрывает за собой дверь. Беру его за руку, надеясь на очевидность моих мыслей и желаний. Я должна нервничать, должна быть напугана. Прошло много времени с тех пор, как я делала это с кем-либо, не говоря уже о том, что ни с кем, кроме… нет. Не вспоминай его имя, не сейчас. Я делала это очень-очень давно, и сейчас только это имеет значение. Но мне не страшно, и я не знаю, почему. Знаю, что помешалась на этом. На Локе. На его руках, его губах, на том, как чувствую себя рядом с ним. На том, как я, надеюсь, буду чувствовать себя, когда мы окажемся в доме.

Поднимаюсь на крыльцо и открываю дверь. И в этот момент руки Лока оказываются на моей талии, разворачивая меня на месте. Дверь со стуком захлопывается, и он прижимает меня к себе. Обхватывает одной рукой мое бедро, а другую кладет мне на щеку. Его губы легко, словно прикосновение перышка, скользят по моим.

— Лок, зайди ко мне, — снова шепчу я, протягивая руку и хватаясь за его запястье.

Серебряный свет луны отражается от моего бриллианта. Я вижу, как взгляд Лока перемещается с моих глаз на камень, и вот так просто магия разрушается.

— Твою мать, — с рычанием вырывается у Лока. Он отступает. — Черт возьми, что ж я за ублюдок.

Он резко разворачивается, спрыгивает с крыльца и убегает прочь.

— ЛОК! — я выкрикиваю его имя. — Подожди. Просто… подожди.

— Не могу, Найл, прости. Мне жаль. Мне очень жаль.

Он во дворе. Пятится назад, ерошит руками волосы. Растерянный. Злой. Но не на меня. Я так не думаю. На себя?

— Я не могу их снять, Лок. Просто… вернись.

Он трясет головой.

— Ты не понимаешь. Ты не можешь, нет. Проклятье!

С последним ругательством он снова начинает бежать. В прямом смысле убегает от меня.

Он прав. Я не понимаю. Единственное, что сейчас знаю — я взвинченная, обезумевшая, возбужденная, яростно нуждающаяся в нем, заведенная и брошенная с этим желанием. И он свалил от меня.

Я так растеряна.

Вваливаюсь в дом, не удосужившись запереть за собой дверь. Бездумно ковыляю в свою комнату и падаю на кровать. Пальцами прикасаюсь к губам — они припухли от поцелуев. Соски напряжены до боли. Внутри все пульсирует. В животе трепет. И, Боже, мои мысли? Это безумие. Сумасшествие. Я все еще вижу его, чувствую его. В тот момент с Локом, до того, как он удрал, я чувствовала себя такой… живой.

Я чувствую его сильные руки, гладящие и сжимающие мою задницу. Я чувствую его губы на моих губах. Чувствую, как его борода щекочет и царапает мое лицо. Чувствую хвойный запах его одеколона — пьянящий, мужественный. И, гребаный ад, я чувствую его эрекцию. Толстую твердую выпуклость между нами. Она ощущалась такой большой, такой твердой, и я почти осязаю ее в своей ладони. Теплая, нежная кожа в моей руке. Я могу почувствовать каждый сантиметр, и, судя по тому, что ощущалось через джинсы, много сантиметров.

Дергаю шнурок своих штанов. Представляю Лока голым. Начинаю с его торса… обнаженного, мускулистого. Представляю, как он снимает футболку: скрестив перед собой руки, он хватает ее за край и стягивает, играя мускулами груди и пресса. В моей фантазии он ведет себя со мной развязно. Возможно, мы в поле, под лунным светом, как было немного раньше. Но одни. В километрах от всех. Черт, мы могли бы выйти через заднюю дверь и через десять минут оказаться совершенно одни — сразу за тополиной аллеей не было бы никого, кто мог бы увидеть или услышать нас. В своей фантазии я прислоняюсь спиной к стволу дерева, наблюдая за Локом. Он отбрасывает футболку в сторону. Слегка наклоняется, расстегивая пуговицу на джинсах. Потом «молнию». Подходит немного ближе. Джинсы сползают вниз, на бедра, открывая резинку боксеров. И выпуклость, натягивающую ткань белья. Сексуальная буква V под мышцами пресса ведет прямо вниз, к Земле Обетованной. Его взгляд пылает, словно солнечный свет, отраженный от морской глади. Он останавливается в нескольких сантиметрах от меня, провоцируя своим пристальным взглядом. И, можете делать ставки, я бы рискнула.

Я бы протянула руку и спустила джинсы вниз. Он бы перешагнул их, пнув в сторону. Ничего, кроме трусов. Большая выпуклость молит о моем прикосновении. Я представляю свои руки, скользящие за эластичный пояс его белья, находя возбужденное, толстое тепло. Он негромко стонет, возможно, двигает бедрами в безмолвной просьбе прикоснуться к нему еще. Черт, да! Коснуться его еще. Сомкнуть пальцы вокруг него и скользнуть вниз.