— Уйти вы не можете — у нас контракт.

— Да плевал я на ваш контракт! Я найду студию, где мне дадут снята мою картину!

Ганн обеими ручищами ухватил Дэнни за плечи.

— Ладно, хватит. Найдете. Уже нашли. Называется «ЭЙС-ФИЛМЗ». — Он потащил его к дивану. Дэнни не сопротивлялся. Ганн уселся и усадил его рядом. — Рискну. Но денег дам мало. Смету урежу до предела. И попробуйте только выйти за нее! — Он обнял Дэнни за плечи.

У Дэнни словно разжалась внутри какая-то пружина. Забавный субъект этот Арт Ганн — вызовет к себе лютую ненависть и вдруг станет симпатичен.

Милт вместе со стулом придвинулся к дивану:

— Бумаги я подготовлю.

— Не торопись. — Арт повернул к нему голову. — Этот ваш фильм пойдет в связке с двумя другими — с «Лондон-рок» и… — достав из нагрудного кармана сигару, он откусил кончик, выплюнул его и договорил: — …и с «Рим-рок».

— Какой еще «Рим-рок»? — завопил Милт. — Что за чушь?! Так не пойдет!

— Пойдет, пойдет, — заверил его Ганн, раскуривая сигару. — «Рим-рок» мы с итальянцами накрутим в два счета. Я своему слову хозяин.

Дэнни не слушал: он был на седьмом небе от счастья. Он мог начинать съемки «Человека». Он знал, что создаст шедевр.

* * *

— Ну, брат, я и не подозревал, что ты такой бешеный, — сказал Милт, когда они вышли из кабинета.

— Я дрался за свою жизнь.

— Ты меня просто потряс. И что же, ты в самом деле собирался уйти со студии?

— Разумеется.

— Ну, значит, ты и впрямь полоумный. Если «ЭЙС-ФИЛМЗ» похоронила идею, кто ее воскресит?

— Да хоть «КОЛАМБИА ПИКЧЕРЗ».

— Сказал тоже! «Коламбиа»! Там директоры меняются чаще, чем мужья у Зазы Габор! Сколько их там было за последнее время — Бегелман, Прайс, Макэлвин, Даун… не помню, как ее там. Начнешь излагать идею одному, глядь — в кресле уже другой. И еще, говорят, японцы собираются ее купить.

— Японцы — это хорошо. Может, они введут новое правило: провалил картину — делай харакири.

Милт раскатисто хохотал до тех пор, пока служитель не подал со стоянки его «мерседес».

В машине он бормотал:

— Я смутно помню содержание, давно не перечитывал, но то, что ты рассказал Арти… Отчет, итог, смерть, Страшный Суд…

— Короче говоря, тебе не нравится.

— Да нет, не то что не нравится, но просто… понимаешь ли… В общем, Кафку напоминает. Ну, помнишь, я тебе рассказывал про фильм Джо Эпстайна?

— Помню. Один из твоих самых первых клиентов. Ну, и о чем оно?

— Да ни о чем. Стоит еврей перед дверью судьи и пытается понять, в чем его преступление.

— И что?

— Да ничего. Весь фильм об этом.

— Но это же глупо.

— Дэнни, ты — гой, а чтобы понять это, надо быть евреем. А Джо — даже слишком еврей.

— Но «Человек» — это совсем другое дело: там есть и сюжет, и…

— Дэнни, ты знаешь, как я тебя люблю, но, ей-Богу, это все слишком глубокомысленно. Это для интеллектуалов. Подожди, не перебивай. Это не мое дело. Я получаю комиссионные, ты снимаешь кино. Главное — то, что Арти дал зеленый свет. Так что — полный вперед!


БЕВЕРЛИ ХИЛЛЗ.


Дэнни в своем любимом твидовом пиджаке и в рубашке с открытым воротом, волнуясь, ехал на встречу с дочерью. На Родео-драйв он заметил в витрине фешенебельного магазина подарков огромного, чуть ли не в натуральную величину, плюшевого медведя и притормозил. Потом в безотчетном побуждении зашел в магазин.

Никого из продавцов там не оказалось. Дэнни нетерпеливо переминался с ноги на ногу, пока не привлек внимания высокомерного клерка, который надолго скрылся в служебном помещении, потом появился с известием, что «мишки» раскуплены, но он получил разрешение продать того, что был выставлен в витрине.

Дэнни, то и дело поглядывая на часы, торопливо расплатился и, не дожидаясь, пока медведя завернут, поспешил к выходу.

Вбежав в зал ресторана «Эль-Падрино», он стал озираться, ища Патрицию.

— Дэнни! — окликнули его.

Он обернулся и увидел Брюса Райана, сидевшего за столиком в обществе обоих прихлебателей и совсем юной хорошенькой девушки, не сводивших с него восторженных глаз.

— Рад познакомиться, — Брюс под смешки своих дружков пожал медведю лапу.

Дэнни попытался представить себе, как выглядит этот красавец в черной шелковой дамской рубашке. Он поздоровался и собирался пройти дальше, однако Брюс протянул руку и задержал его.

— Мне жаль, что не ты будешь снимать меня с Сидни Шелдон в новой ленте. Я требовал, чтобы ставил ты, но кто-то захотел, чтобы это был Джефф Кэнью.

— Он отличный режиссер, а я все равно занят, — Дэнни хотел двинуться дальше, но Брюс не пускал:

— Это чем же?

Дэнни совсем не хотелось делиться с ним творческими планами. Его выручил старший официант Тони:

— Ваш столик накрыт, мистер Деннисон.

С бьющимся сердцем он через заполненный посетителями зал ресторана прошел в заказанный кабинет — и замер, наткнувшись на стальной взгляд краснолицего человека за столом. Это был Джи-Эл Стоунхэм.

— Где Патриция?

— Сядьте, — сказал краснолицый человек. — Это — мистер Маккрейчен, — представил он сидевшего рядом тучного мужчину, в клетчатом костюме, на который пошло слишком мало материала, чтобы прикрыть такое брюхо. Крахмальный воротник белой сорочки врезался в толстую шею.

Дэнни, чувствуя знакомую пустоту под ложечкой, обвел комнату взглядом, сел и на свободный стул посадил медведя.

— Что будете пить?

— Ничего, благодарю вас. Я жду Патрицию.

— Она не придет.

— Что, простите?

Стоунхэм невозмутимо поднял стакан, сделал большой глоток мартини, облизнул языком губы, поставил стакан на стол. Его спутник сидел молча и неподвижно, пил только воду.

— Мы договорились с ней пообедать здесь, — нарушил тягостное молчание Дэнни.

На красном лице не дрогнул ни один мускул, лишь едва заметно разжались тонкие губы:

— Она не желает вас видеть.

Дэнни почувствовал, как застучала кровь в висках, на миг поднялась волна дурноты, но он справился с ней и сказал:

— Мистер Стоунхэм, я вам не верю.

Красное лицо перекосилось издевательской усмешкой:

— Не верите — не надо. Ждите, если угодно, хоть до второго пришествия.

Тошнота усилилась. Стоунхэм допил свой мартини, бросил взгляд на своего спутника. Широкая толстая рука положила на стол купюру. Оба стали подниматься, и в эту минуту Дэнни выкрикнул:

— Я — ее отец!

Джи-Эл, набычившись, кольнул его стальными глазами:

— Эту ошибку мы исправим.

Дэнни схватил его за горло:

— Ты, подонок…

Он даже не успел заметить движения клетчатого мистера Маккрейчена, но рука его словно попала в тиски и в следующее мгновение была уже намертво прижата к столу. Стоунхэм, не обращая внимания на то, что на них уже оборачивались с других столов, поправил галстук и понизил голос до шепота:

— Веди себя прилично, прощелыга. И помни — ты разведен.

— Я разведен с твоей дочерью, а не с моей. Я ничего не подписывал.

— Стефани подписала. Проконсультируйся с адвокатом. Я назначен опекуном девочки.

Дэнни показалось, что он сейчас потеряет сознание. Тиски разжались. Простучали удаляющиеся шаги. Он сидел, не поднимая головы.

Подошел официант, взял со стола пустой стакан из-под мартини и двадцать долларов.

— Угодно посмотреть меню, сэр?

— Принесите двойную водку со льдом, — все так же уставившись в пол, ответил он.

Лишь после второй порции он совладал с тошнотой, но зато почувствовал, как ломит предплечье.

Он взглянул на безразличную ко всему плюшевую морду и, когда официант поставил перед ним третий стакан, потребовал лист бумаги и конверт.

Потягивая ледяную водку, он придумывал, что написать.

Наконец его осенило:

Милой дочке

Четыре строчки

Ныне и присно и в час любой

Помни, Патриция — я с тобой!

Потом выложил на стол деньги, поднялся, сгреб медведя и на нетвердых ногах двинулся к выходу. Он вдруг как-то очень быстро опьянел, его шатало.

Так он добрел до стойки портье и водрузил на нее медведя.

— Передайте это мисс Патриции Деннисон… — стараясь не запинаться, проговорил он. — И записку тоже.

Портье взял конверт, удивленно посмотрел на покачивающуюся перед ним пьяную фигуру.

— Минутку, сэр.

Дэнни обеими руками оперся о стойку, чтобы сохранить равновесие. Медведь глядел на него равнодушными пуговичными глазками.

Портье, вернувшись, чуть громче, чем следовало бы, сообщил, что среди проживающих в отеле мисс Деннисон не значится.

— Этого не может быть! — взревел Дэнни.

— Сожалею, сэр.

Дэнни усилием воли собрал разбредающиеся мысли.

— А-а! А Патриция Стоунхэм — значится?

— Да, сэр, — быстро ответил тот, — Мисс Патриция Стоунхэм зарегистрирована. — Взяв ручку, он зачеркнул «Деннисон» и сверху написал «Стоунхэм».

Дэнни смотрел, как движется его рука, и почти ничего не видел из-за навернувшихся на глаза слез.

* * *

Когда такси доставило его домой, он, спотыкаясь, побрел по ступеням террасы на теннисный корт, заполнил машину старыми мячами и включил ее. Механическая рука начала подавать. Дэнни схватил ракетку. Каждый раз, когда он изо всех сил отбивал мяч, уносившийся то за ограду, то в дальний угол, перед ним возникало красное лицо Стоунхэма.

Наконец мячи кончились, а Джи-Эл и его клетчатый спутник были уничтожены. Дэнни с победным воплем швырнул ракетку в воздух, побежал к сетке, запутался в ней и повалился на другую половину площадки.

Он пришел в себя оттого, что кто-то громко звал его по имени:

— Дэнни! Дэнни! Прости, старина, я опоздал!

Со стороны дома приближался Милт в костюме для тенниса. Увидев ползающего по корту Дэнни, он обомлел.

— Что ты тут делаешь? Я думал, мы сыграем сет-другой…

Дэнни осоловело глядел на него.

— Ты что — пьяный, что ли?

Ответ был очевиден.

Поднявшись, Дэнни побрел к дому. Милт подобрал с земли его пиджак, выключил машину и побежал следом.

У дверей он догнал его. Дэнни рылся в карманах — искал и никак не мог найти ключ. Потеряв терпение, он саданул кулаком в стекло, разбил его и, запустив руку в образовавшуюся дыру, открыл дверь изнутри.

Милт никогда еще не видел друга в таком состоянии. Чуть поколебавшись, он осторожно прошел по осколкам в дом. Дэнни был на кухне. До отказа раскрутив кран, он сунул голову под струю холодной воды, потом вытерся краем рубашки.

— Что-то рановато для возлияний, — заметил Милт. — Ты что — обедал?

— Да уж, накормили досыта.

Дэнни, все еще чувствуя головокружение, побрел в гостиную, рухнул на диван и уставился на аквариум.

— Вот и я теперь вроде нее…

— Вроде кого?

— Вон — плавает брюхом кверху, — он показал на еще одну дохлую рыбу.

Милт снял очки и протер стекла.

— Дэнни, что стряслось?

— Это неинтересно, Милт. Тебе — слушать, а мне — рассказывать.

— Ну-ну-ну, перестань. Друг я тебе или нет? Выкладывай, что случилось.

Дэнни с глубоким вздохом начал было излагать все, что произошло в «Эль-Падрино», потом вдруг замолчал, закрыл глаза.

— Знаешь, твой тесть дал тебе дельный совет. Почему бы тебе и вправду не обратиться к юристу? По крайней мере, все хоть станет на свои места. Я уверен, Стив Гордон поможет, найдет какую-нибудь лазейку. Позвони-ка ему.

Дэнни слабо улыбнулся.

— Ты — настоящий друг, Милт. Мне вроде стало чуть полегче.

— А кроме консультации, тебе надо и съесть чего-нибудь. Сиди тут, смотри телевизор, — он всунул Дэнни в руку пульт дистанционного управления, — а я смастерю сандвич, если, конечно, в гойском доме найдется из чего.

Дэнни защелкал переключателем, невольно улыбаясь тому, сколько шума производил Милт, шаря в поисках съестного на кухне. Он уже собрался было идти ему на подмогу, но голос из телевизора привлек его внимание к экрану.

— Жадность — это нормально. Жадность — это здоровое чувство. Жадность не мешает самоуважению, — во весь экран появилась победная улыбка Айвана Боэски, затем послышался голос комментатора: — Мы видим мистера Боэски, которому суд только что вынес приговор по делу о незаконных торговых операциях…

— Вот, Дэнни, это называется «у человека неприятности», — сказал Милт, появляясь в дверях с нарезанным ржаным хлебом и открытой банкой сардин.

— Чего его дернуло на это дело? Он со своими партнерами вполне законно зашибал миллионы в год.