— Босс, стоит ли так уж из кожи вон лезть. Слава Богу, не первая лента.

— Слим, эта картина очень много значит для меня: я думал о ней много лет.

— Босс, мы с тобой не первый день знакомы, я же вижу: тебя что-то гложет. Еще же ничего не решено. У Стоунхэма может ничего не выгореть из его затеи.

— Слим, мне плевать на него и на его затеи, — сказал Дэнни резче, чем ему хотелось. — Давай-ка продолжим.

— Хорошо, босс, — ответил Слим, немного оторопев от этого тона.

Первая сцена прошла очень успешно, — Дэнни наложил на хроникальные кадры игровые эпизоды, снятые на студии: толпа дилеров, вскидывающих руки и истерично выкрикивающих ставки.

Когда он скомандовал: «Стоп! Снято!» — все присутствующие в павильоне невольно и не сговариваясь зааплодировали. Он отвесил своей группе шутливо-церемонный поклон, глядя при этом на разрумянившуюся, неистово бьющую в ладоши Лили — очень хорошенькую в своем голубом полотняном платье. Она оказала ему неоценимую помощь и оказалась просто незаменимой. Видя, что он чем-то угнетен, не задавала никаких вопросов и оказывалась на месте всякий раз, когда была нужна ему. За это время он по-настоящему привязался к ней.

* * *

В пятницу вечером съемки приостановились — за субботу и воскресенье Дэнни должен был внести в сценарий небольшие изменения. Все шло хорошо, но Дэнни постоянно ощущал подспудную неясную тревогу. В субботу, стоя у окна и поджидая Лили, он вдруг заметил коричневый невзрачный «седан», кативший по улице медленно, словно водитель искал нужный ему номер дома.

«Седан» притормозил у его ворот. Оттуда вышел человек в черном. Дэнни увидел белый воротничок и крест на груди. Наверно, будет просить пожертвований. Злясь на неожиданную помеху, он открыл дверь. У пастора было круглое, гладкое, как у младенца, лицо без всяких признаков растительности. Обширную сияющую плешь обрамляли кое-где кустики рыжих волос. Он широко улыбался, показывая передние, широко расставленные зубы. Дэнни никак не мог вспомнить, где он видел этого человека раньше.

— Дэнни Деннисон?

— Да.

— Вы позволите мне войти?

— Пожалуйста, а в чем, собственно…

— Меня зовут преподобный Каллаген, — и, улыбнувшись еще шире, добавил: — Но вы называли меня — Рой.

— Рой?! — глаза Дэнни полезли на лоб.

— Да, это я, Дэнни!

Дэнни крепко обнял гостя, прижал его к себе и буквально втащил в комнату.

— Рой! Я думал, мы никогда с тобой больше не увидимся! — Он даже стал запинаться от радостного волнения. — Я пытался разыскать тебя, но в приюте мне отказались дать сведения о том, где ты…

— Знаю. И я тебя искал.

Дэнни, отступив на шаг, вглядывался в лицо Роя.

— Но как же ты меня нашел?

— Я недавно посмотрел фильм некоего Дэнни Деннисона. Называется «Лондон-рок».

— Страшная гадость, наверно?

— Не знаю, мне понравилось. А потом я вспомнил, что наша учительница миссис Деннисон постоянно водила тебя в кино, сопоставил факты и сделал выводы.

Дэнни только качал головой, веря и не веря.

— А потом, как заправский детектив, пошел по следу. И вот я здесь — немного растолстевший, но прежний Рой.

— Я был уверен, что твои родители первым делом постараются тебя откормить.

— Да уж, они постарались и преуспели. И, знаешь, они меня не бранили, когда я несколько раз намочил-таки простыни, — Рой расхохотался.

— Не могу поверить, что вижу тебя, — Дэнни снова крепко обнял его. — Ну, пойдем, пойдем, выпьем чего-нибудь за встречу. Что ты предпочитаешь?

— Не знаю… Может быть, пива? Все, что угодно, кроме красного вина — его мы пьем каждое воскресенье.

Оба захохотали, радуясь встрече. Дэнни непослушными руками откупорил бутылку пива, себе налил водки.

— За нас!

— За приют Св. Иоанна! — подхватил Рой. — Если б ты только знал, Рой, как часто я вспоминал те дни!

Усевшись рядом, они смотрели друг на друга, узнавая тех мальчиков, какими были сорок лет назад.

— Рой, Рой… Вот бы не подумал, что ты станешь священником!

— Да, понимаешь ли, Дэнни, я вовремя понял, что звездой бейсбола мне не быть, — оба засмеялись, вспомнив, как Рой сидел на скамье запасных. — Ну, а если серьезно, то в этом ты виноват.

— Еще бы! Я во всем виноват — и в том, что ты писал в постель, и в том, что стал преподобным.

Рой, закинув голову, снова рассмеялся.

— Дэнни, я никогда не забуду того, что было — моей коробки из-под сигар и твоих сказок на сон грядущий… — Он ласково стиснул его плечо. — Твоя доброта согрела мне душу… И мне захотелось чем-то помочь другим. Я служил Господу в разных странах, а теперь мне дали возможность нести свет Христова учения австралийским аборигенам.

— Ого! Это далековато! А ты не мог бы попроситься куда-нибудь поближе, раз уж мы с тобой наконец встретились?

— Я, Дэнни, всего лишь следую стезей, предначертанной мне Богом, — произнес Рой, и Дэнни услышал в его голосе уверенность и силу, которые дает лишь верный выбор цели.

— Родители, наверно, гордятся тобой?

— Наверно, гордятся. Упокой, Господи, их души. Они погибли, Дэнни, погибли три года назад в автокатастрофе. На них налетел пьяный водитель.

— Какой ужас…

— Да. Но я уже примирился с этой потерей. Мне жаль того водителя — как страшно жить с таким грехом на совести…

— Жалко? Да я бы его задушил собственными руками!

Младенческое лицо Роя расплылось в ласковой улыбке.

— Сказано, Дэнни: «Не судите…» Мы должны только жалеть и сострадать.

Дэнни глядел на него недоверчиво.

— И ты никогда ни на кого не злишься? Никого не ненавидел?

— Почему же, в молодости такое со мной случалось. А теперь я обрел дар понимания… Ну, хватит о грустном! Расскажи мне о себе, о том, как ты жил. Я ведь знаю только, что миссис Деннисон усыновила тебя, и ты стал знаменитым кинорежиссером. Ты женат? Дети есть? Дом, у тебя, я вижу, прекрасный — жить да радоваться! А?

Дэнни, поднявшись, прошелся по внутреннему дворику, поглядел на видневшиеся за оградой холмы. Рой подошел к нему, мягко положил руку ему на плечо.

— Друг мой, я слышу, как душа твоя плачет. Что тебя гнетет?

Дэнни отрывисто фыркнул:

— Исповедники, кажется, сидят за такой особой занавеской?

— Что ты, Дэнни, я и не думаю исповедовать тебя, а просто спрашиваю…

— У меня тяжелое время, Рой: я полон такой ненависти… — проговорил Дэнни сквозь стиснутые зубы. — Я ненавижу своего тестя… Что он сделал с моей женой, что он сделал с моей дочерью… Я ненавижу тайну, которая лежит у меня на сердце, ненавижу постоянное чувство вины… Я хотел бы рассказать тебе… Да не могу.

Рой взял Дэнни за обе руки, крепко сжал их.

— Не мучай себя. Может быть, и не надо об этом говорить сейчас. Просто подумай об этом, загляни себе в душу. И в нужном месте в нужное время высшая сила придет к тебе на помощь.

Дэнни допил свой стакан:

— Давай еще понемножку?

Рой вздохнул:

— К сожалению, не могу. Мне надо ехать. Вечером у меня самолет.

— Какая досада, Рой, ты и представить себе не можешь, как мне… — он не договорил.

Они стали спускаться по ступенькам.

— Бог даст, еще увидимся, Дэнни.

Он чувствовал ком в горле — точно вернулся тот день, когда Роя, прижимавшего к груди коробку из-под сигар, увозили из приюта. Он так и не выдал ему свою тайну — ни тогда, ни сейчас. Не хватило сил. Он глядел на круглое гладкое лицо друга — совсем нет морщин, нет следов страданий.

— Счастливый ты, Рой.

— Это больше, чем счастье, Дэнни. Это чувство того, что я исполнил порученное мне.

— Приятно, наверно.

— Да. Это благодатное, прекрасное чувство. Знать, что ты должен делать в этом мире, и делать это — блаженство.

— И в душе у тебя мир?

— Если человек верен себе, в душе у него мир.

Они в последний раз обнялись, и Рой уехал. Дэнни медленно, очень медленно вернулся в дом. Прощальные слова друга звучали у него в ушах.

* * *

Вернувшись в гостиную, он услышал раздающуюся сверху музыку. Наверно, Лили прошла в дом, пока они с Роем сидели в патио: она любила, чтобы во время работы тихо звучала музыка. Но Дэнни был сейчас совершенно не готов диктовать.

Он сел в гостиной, глубоко задумавшись над тем, что сказал ему Рой, но музыка постепенно привлекла его внимание. Это была компакт-диск с записью Тины Тернер, которую так любила Лили. Раньше он как-то не вслушивался в текст:

К нам приходят повеселиться:

Для того и сидим мы тут,

Но гостям мы не смотрим в лица,

И не знаем, как их зовут.

Нам без разницы — он ли, ты ли,

Молодой или старичок,

Лишь бы вовремя заплатили…

Ножки врозь — и смотри в потолок!

Жалоба проститутки. Интересно, и Люба чувствует то же самое? Но ведь она с него никогда не брала денег. Почему?

Он быстро поднялся, самому себе боясь дать ответ на это. Он исключил ее из своей жизни и не собирался снова думать о ней. Поднявшись в свой кабинет, он выключил стерео.

— Очень громко, да? Простите, — сказала Лили. — Музыка — моя страсть, мне лечиться надо…

— Нет-нет, что вы, я сам люблю музыку.

— Я вас видела в патио у бассейна с каким-то священником, но не стала мешать душеспасительной беседе, — засмеялась она.

— Спасибо, — серьезно ответил Дэнни.

— Я и не знала, что вы католик, — сказала Лили, включая компьютер.

— А я не католик.

— А кто?

Дэнни поглядел в ее открытое лицо: на простой вопрос она хотела получить простой ответ.

— Я принадлежу к епископальной церкви, а этот священник — мой старинный школьный товарищ. У него с вами есть кое-что общее.

— В самом деле? Что же?

— Ему тоже нравится «Лондон-рок».

Она рассмеялась:

— Уверена, ему понравится и «Человек». Ну, что — приступим?

— Давайте. На чем мы остановились?

— Вы хотели переписать тот кусок, где герой решает захоронить токсические вещества в заповеднике.

— Да-да! Мы добавим, как он дает взятку смотрителю парка.

— Можно мне сказать?

— У нас свобода слова, Лили.

— Знаете, мне кажется, вы чересчур суровы к нему… Рисуете его одной черной краской. Так легко окарикатурить этот образ.

— Ничего, мы в эту ловушку не попадемся.

— Я вовсе не хочу показаться навязчивой, но…

— Но приходится, да?

— Ну серьезно, Дэнни, вспомните хоть «Гражданина Кейна» — вы же сами говорили, что без борьбы света и тьмы нет драмы. Помните, как он на смертном одре думает о самой своей большой драгоценности — о санках, которые были у него в детстве? В то время он был чист душой.

— Наш герой списан с Джи-Эл Стоунхэма, — твердо сказал Дэнни. — А мой тесть никогда не был невинен и чист душой. Он — воплощение зла.

Лили, пораженная тем, как прозвучали эти слова, не стала больше возражать.

Дэнни расхаживал по кабинету взад-вперед, стараясь сосредоточиться.

— Что-то не работается мне сегодня, — наконец признался он.

— Сделаем обеденный перерыв?

— И есть не хочется — больно уж жарко.

— Окунитесь в бассейн, освежитесь. Я и сама бы с удовольствием искупалась.

— Отлично! Тут наверняка найдется подходящий купальник.

— Да ну вас! — она выключила компьютер. — У вас в фильме девушки нагишом по крышам бегают, а вы вдруг ударились в ханжество — купальник! Купание в голом виде — старинная американская народная забава, — и она исчезла в соседней комнате, крикнув оттуда: — Я возьму полотенца!

Дэнни, немного растерявшись, откатил стеклянную дверь и вышел прямо в патио, потом после небольших колебаний разделся и бросился в воду, а когда вынырнул, увидел на бортике обнаженную Лили.

— Холодная вода? — крикнула она.

— Божественная!

Она почти без брызг прыгнула в воду и подплыла к нему.

— Врать-то зачем, мистер Деннисон? Вода как лед!

Минут десять они плескались в бассейне, чувствуя себя вполне естественно и наслаждаясь этим. Лили первая вылезла на бортик и, отряхиваясь, побежала в кабинет. Дэнни последовал за нею — она энергично растиралась полотенцем в ритме мелодии Тины Тернер.

«Она красива, — подумал Дэнни, — и знает это».

— Ну, как? — спросила Лили, выжимая прядь волос. — Лучше стало?

— Гораздо лучше.

— Испытали прилив жизненных сил?

Он медленно подошел к ней, вода ручьями стекала с его тела.

— Вроде бы да. А вы?

— В известной мере.