Это был самый близкий момент к оргазму в ее жизни. И поэтому она снова заказала того же компаньона. Во второй раз он был странствующим поэтом, прокравшимся в ее комнату. Сильный, нахальный и в то же время нежный, он заставал ее в комнате за вышиванием, и они занимались любовью. И во второй раз она была очень близка к сексуальному удовлетворению. В третий раз, когда она снова приехала в «Бабочку» и вновь заказала его, они не дошли до дела. На этот раз он выступал в роли грабителя.

Тот сеанс был прерван сообщением на пейджер. Этой ночью он должен был появиться в облике офицера Конфедерации времен Гражданской войны — по крайней мере, мужчина в офицерской форме и маске, будто он шел на бал-маскарад.

Неважно, при каких обстоятельствах, но Линда настаивала на том, чтобы ее мужчина был в маске. Она не хотела видеть лица своего любовника. И он не видел ее лица. Маска надевалась из соображений защиты личной частной жизни, чтобы потом не быть узнанной в реальном мире.

Она взглянула на запястье и вспомнила, что сняла часы. Потому что этой ночью она хотела исполнить свою фантазию в полной мере. Сняв с себя свою безупречную одежду, она надела приготовленный костюм, спрятала все свои вещи в гардеробную и закрыла дверь. Все это символизировало уход из настоящего. Отказавшись от атрибутов реального времени — своей сумки, часов, пейджера, эластичных колгот, — она с легкостью вступила в прошлое.

Это было необходимо для того, чтобы эксперимент сработал.

По опыту Линда знала, что ее партнер может появиться в любой момент. Особенно в ее историческом сценарии. Многие члены клуба, насколько она была в курсе, не придавали значения костюмам и постановкам. Они просто заказывали определенную модель, комнату и занимались сексом без каких-либо театральных сцен. Другие, как она, просто нуждались в драме и разыгрывании сцен.

Она надеялась излечиться от проблем.

Вот почему Линда была здесь, в «Бабочке», вместо того чтобы находиться в больнице или читать медицинские журналы, или работать над своей речью к обеду в честь Медицинской ассоциации. Обычно жизнь Линды была полностью посвящена работе, и очень мало времени оставалось для личной жизни и отдыха. Но в клуб «Бабочка» она вступила не для удовольствия: она хотела решить здесь свои проблемы. Но, физически удовлетворяя себя, она должна была забыть о профессиональном любопытстве — это было важно для успешного прохождения терапии, а тем более для решения проблем.

Когда она прохаживалась по плюшевому ковру, кринолин на ней издавал тихий шорох, мягкий свет от подсвечников бросал на предметы отблеск, создающий ощущение нереальности. Линда пыталась войти в роль. Но у нее ничего не получалось.

«Сколько членов клуба в день он обслуживает? — думала она. („Мы все здесь члены, — говорила директор Линде, пока та определялась. — Не клиенты и не покупатели, а члены. А наши мужчины — компаньоны“.) Сколько раз, в конце концов, мужчина может — неважно, как он молод, — испытать возбуждение? Сколько раз он может удовлетворить женщину? У него не должна происходить эякуляция каждый раз», — говорила она себе.

Она пыталась прогнать такие мысли. Они не приносили пользы. Она пришла сюда за тем, чтобы быть любимой, а не для того, чтобы анализировать физические возможности мужчины. Линде приходилось напоминать себе, что она оставила свои научные вопросы и медицинский строй мыслей за дверью. Иначе эксперимент не сработает.

Шаги в холле!

Она обернулась и уставилась на дверь. Дверная ручка повернулась.

На мгновение у доктора Линды Маркус перехватило дыхание. Она забыла обо всем. Из головы вылетели все мысли, когда она смотрела, как поворачивается золотистая дверная ручка, когда она представила, что за рука может поворачивать ее, какому мужчине может принадлежать эта рука, эти упругие мускулы, квадратная челюсть и этот глубокий, чистый голос.

Первый раз с ним — кто бы он ни был — она уже, уже…

Дверь медленно приоткрылась. Она сделала вдох.

Первое, что она увидела, были его лакированные ботинки, затем рука в сером рукаве с желтой вышивкой. И наконец, лицо в маске под серой генеральской фуражкой члена Конфедерации. И… нежный мягкий голос сказал:

— Добрый день, мадам.

Пока она сдерживала себя. «Они, должно быть, нанимают профессиональных актеров, — думала она. — Он так превосходно держится. — Потом она подумала: — Черт возьми, Линда. Отдайся фантазии!»

Но много лет работы в медицине не позволяли ей легко погрузиться в грезы. Она никогда не могла избавиться от желания анализировать, которое было развито у нее еще в медицинской школе.

«Боже мой, он прекрасен».

— Э… надеюсь, я не помешаю вам, мадам, — начал он мягким голосом, дотронувшись до козырька своей серой фуражки. Затем, как раз тогда, когда она ожидала, что он подойдет и поцелует ей руку или сделает что-то вроде этого, он удивил ее. — Вы не будете против, если джентльмен выпьет глоток? — спросил он.

Линда, ничего не ответив, осмотрелась. Разве он должен был сказать это?

— Столик там, я думаю… — Он подошел и налил себе из графина. С хрустальным стаканом в руках повернулся и посмотрел на нее сквозь отверстия в маске.

Черные глаза обрамлены черными ресницами.

Она чувствовала, как учащается ее пульс.

— Мы встречались раньше, мадам? — спросил он мягко.

— Я…

Он явно хотел заговорить ее!

— Я ищу свою подругу. Ее имя Шарлотт. Вы случайно не знаете ее?

Линда опешила.

Приятный аромат роз заполнял воздух. Свет от разнообразных свечей по всей комнате, казалось, перемещался и менялся. Линда чувствовала, что начинает проникаться романтической обстановкой.

Но это все наигранно!

Тем не менее она чувствовала, что все получается. И была рада этому. Она хотела, чтобы свершилось чудо…

Горящие черные глаза не искали женщину по имени Шарлотт. Они были здесь для нее, для Линды Маркус, которая заказывала этого мужчину и которая начинала входить во вкус, предвкушая предстоящую близость.

— Я даже не знаю, что и сказать. Я имею в виду… кто такая Шарлотт?

Его улыбка слегка приподняла маску.

На этот раз, в отличие от того, когда он был в лыжной маске, она могла видеть его нижнюю часть лица. И… он был довольно симпатичный.

— Тогда… Э… я попал не в тот дом.

Линда смутилась. Они привели ее не в ту комнату? Да нет же… это определенно тот компаньон, которого она просила. И что теперь?..

Он подошел к ней, все еще держа стакан в руке.

— Но тогда, — сказал он тихо, — может быть… э… не стоит обращать внимание на отсутствие Шарлотт?

Он подошел к ней вплотную. Линда смотрела на него. Разве она могла забыть, какой он высокий? Вдруг ее окутал знакомый аромат. Только очень слабый — легкий мужской одеколон. Он пользовался им прежде. Как он назывался? Ей казалось, что она знает этот запах…

Его рука коснулась ее щеки. Длинные пальцы проскользнули по чертам ее лица, дотронулись до губ, бровей. Он совсем не торопился; в нем было что-то медлительное, даже ленивое, будто в их распоряжение была вся ночь.

— Может джентльмен представиться леди? — спросил он мягко. — Меня зовут Бо. — Он наклонил голову и очень легко коснулся губами ее губ.

Линда сделала глубокий вдох. Это было так великолепно. Без имен, без лиц, без планирования его следующих мыслей, без объяснения ее проблем, без вещей, которые разбивают браки и всегда приводят к внезапным разрывам. Ему ничего не надо было спрашивать или чем-то интересоваться. Он просто выполнял то, за что ему заплатили. И она отправится домой исцеленной.

Она поцеловала его в ответ.

Бо не торопился. Он медленно снял пиджак, затем начал расстегивать рубашку. Вид его обнаженного торса, хотя она уже видела его до этого дважды, заставил Линду задержать дыхание. У него были не слишком развитые мускулы, а как раз настолько, чтобы свидетельствовать о его силе. В этом красивом человеке не было никаких излишеств. Даже его поцелуи носили исследовательский характер, так, как будто они были впервые наедине. Как часто на своем первом или втором свидании с мужчинами, которые на первый взгляд выглядели очень благонадежно, Линда страдала от их настойчивых поцелуев, от спешки стащить с нее трусики, естественной и трудной борьбы с эрекцией, когда она не была еще готова.

Она почувствовала эрекцию Бо. Она чувствовала ее сквозь тугой сатин и шелк, сквозь жесткую шерсть брюк офицера Конфедерации. Но насколько это было приятнее! Он откладывал таинство, показывая свое участие. Не торопя ее. То, чему бы эти мужчины могли поучить всех остальных.

Но вдруг неожиданно он начал торопиться. Момент был выбран идеально, именно теперь она захотела его, ее переполняло возбуждение. Она затаила дыхание, целуя и обнимая его. Она чувствовала, как его пальцы расстегивали сзади ее платье. Сатиновые юбки упали, но она все еще была спрятана под шелком лент. Бо знал, как с ними справиться, все время целуя ее, прижимая к себе.

Теперь на ней остались лишь трусики. Он приподнял ее, осторожно опуская на кровать, и бережно положил ее. Поцелуи покрывали ее лицо, шею, грудь. Когда она застонала, он коснулся ее сосков, заставляя ее тело изогнуться, она выдохнула: «Теперь…»

Он снял свои ботинки и брюки. Но когда он прикоснулся к ней, чтобы снять трусики, она остановила его.

Так он лежал на ней, целуя, лаская, доводя ее до вершины. Когда его рука скользнула к ней между ног, она отвела ее, не говоря ни слова. Когда он вошел в нее, осторожно, практически наугад, он не опустил свое лицо к ней на шею, а остался на локтях, чтобы смотреть на нее через черную маску. Линду очаровывали эти черные настойчивые глаза. Когда их тела соединились, он держал ее этим взглядом.

— Давай, — прошептала она, — Бо, пожалуйста, кончай.

Но он двигался медленно, подобно ритму океана. Линда обвила руками его шею, ногами — его бедра.

— Кончай, — прошептала она. — Пожалуйста, скорее.

Ему показалось, что он заметил испуг в ее глазах под маской. Затем вдруг его тело резко изменило темп. Он теперь двигался быстро. Закрыл глаза. Сосредоточился.

— Да, — сказала она отрывисто. — Да!

Наконец он кончил и застонал, так сильно прижимая к себе Линду, что она чуть не задохнулась.


— Ты испытала оргазм? — спросила аналитик Линду, когда она прохаживалась по ковру.

— Ты знаешь, что нет. Черт возьми! — Она остановилась и посмотрела на доктора Виржинию Раймонд, которая сидела в кресле на фоне великолепного пейзажа Лос-Анджелеса. — Это случается каждый раз, — продолжала Линда. — Заниматься любовью — это фантастика. Но я сдерживаю себя. Я ничего не могу поделать. Что бы он там ни делал, как бы это меня ни возбуждало, я не реагирую телом. Я испытываю лишь чувства. Я не молчу, я двигаюсь, я говорю ему, что я хочу. А потом… ничего. И когда все кончается, я чувствую, как возмущение возвращается ко мне.

— Возмущение кем или чем? — спросила доктор Раймонд.

Линда улыбнулась психологу.

— Точно не знаю. Может быть, докторами, которые сделали мне огромное количество операций, когда я была ребенком. Или горшком с водой, который стал причиной травмы. Возможно, моей матерью. Всеми мужчинами, которые никогда не оставались со мной надолго, так, чтобы помочь мне. Всем миром, я полагаю.

Она остановилась перед высоким окном и посмотрела на улицу. Был январский захватывающий дыхание день Южной Калифорнии. Жемчужно-голубой океан шумел где-то вдали, окаймленный зелеными пальмами и пенными завитками волн. Внизу стоял огромный рекламный щит. На нем было изображено знакомое лицо человека, который основал Движение моральной благопристойности. Линда видела пару раз его «Час Благой вести». Вне всяких сомнений, преподобный был харизматичным оратором. Она никогда не могла подумать, что христианин-фундаменталист может так преувеличивать, чтобы получить всеобщее признание. Рейтинги показывали, что у него есть все шансы выиграть на выборах в июне.

Она отвернулась от окна, подошла к софе и устроилась на мягких подушках. В офисе доктора Раймонд было спокойно, как в гавани, как в саду посреди средневекового города. Линда приходила сюда в течение вот уже почти десяти лет.

— Я так хочу разделить с кем-нибудь свою жизнь, — сказала Линда тихо. — Я не могу жить одна. Я хочу иметь мужа, детей. Я старалась изо всех сил сохранить те два брака, ты же знаешь. Я правда пыталась.

Доктор Раймонд кивнула. Линда Маркус начала ходить к ней, когда распадался ее первый брак. Муж Линды утверждал, что он был не в состоянии терпеть ее поздние приходы из больницы или постоянные экстренные вызовы.