Эмма Драммонд - Танцовщица

— Незаконнорожденный не может быть джентльменом; Бранклифф придерживается этого мнения тридцать лет. Если бы подробности этого дела когда-нибудь достигли его ушей, он бы считал, что получил этому подтверждение. Те в моем полку, кто тоже так думает, их уже получили.

На этот раз Чарльз подал знак принести коньяк. Потом он повернулся к Вивиану.

— Ты наверняка слишком драматизируешь ситуацию. Расскажи мне эту историю, и я помогу тебе увидеть ошибку.

Внезапно Вивиан пожалел, что начал этот разговор. Рассказывать Чарльзу об этом не было никакого смысла. Его братская поддержка не облегчила бы его совесть. В этом уютном зале, обставленном внешними атрибутами светской жизни, все произошедшее казалось не более чем бредом сумасшедшего или сводящим с ума ночным кошмаром. Но он сам завел этот разговор и должен завершить его, удовлетворив любопытство брата.

— Если коротко, — начал Вивиан, — военный инженер по имени Брассард и сопровождавший его сержант получили задание пойти на разведку впереди наших главных войск. Я командовал маленьким отделением, служившим для них прикрытием. На третий день мы наткнулись на аборигенов, которых было слишком много, чтобы вступать с ними в бой. Брассард и его сержант были схвачены прежде, чем успели пошевелиться, а я приказал солдатам немедленно отступать. Они все благополучно спаслись.

Эта картина снова зримо встала перед ним, он с силой сжал стакан и продолжил:

— А я остался, чтобы убить обреченных ребят, выстрелить им в голову, прежде чем уйти самому.

— Господи, — перевел дух Чарльз, который ничего не знал об армейской службе.

Вивиан словно опять оказался там, слышал звуки выстрелов, видел, как его товарищи упали и исчезли среди лоснящихся черных спин, украшенных татуировкой и перьями. Он снова ощутил звенящее чувство, что копье вот-вот вонзится ему в спину, когда он, выдав выстрелами свое присутствие, убегал вслед за отрядом.

— Официальная следственная комиссия признала, что мои действия были предприняты из искренних, гуманных побуждений, что я избавил захваченных в плен людей от часов или даже дней неописуемых мук.

— Значит, тебя оправдали! — воскликнул Чарльз, не скрывая облегчения. — Я же говорил, ты рисуешь ситуацию слишком мрачно.

— Неофициальная следственная комиссия, состоящая из моих товарищей, не пришла к единому мнению, — раздраженно продолжил Вивиан. — Как на зло, между мной и Брассардом были трения из-за одной женщины. Те несколько человек в моем полку, которые считали, что мне не место среди джентльменов, предпочли придать другой оттенок моему преднамеренному убийству двух англичан.

Чарльз вздрогнул от слова «убийство», но Вивиан должен был наконец сбросить груз со своей души.

— Первое, что я сделал, приехав в Англию, это навестил семьи Брассарда и его сержанта, которым было сообщено, что их сыновья были убиты во время операции. Я объяснил им, что был последним человеком, который видел их живыми, и заверил, что они храбро сражались и умерли безболезненно.

Вивиан быстро осушил свой стакан, затем вздохнул:

— Лица этих двух матерей преследуют меня, Чарльз. Теперь я уже сам не уверен, правильно ли я поступил.

Он откинулся на спинку стула и спокойно сказал:

— Единственный способ забыться — это наполнить жизнь развлечениями, которые тешат тело мужчины и убивают его мысли. Вот для чего мне нужна Лейла Дункан. Возможно, теперь ты поймешь мое поведение сегодня утром.

От Таллинн братья направились на квартиру Вивиана, которую он недавно снял. День клонился к вечеру, бледное солнце уже садилось и становилось холодно. Вивиан был мрачен. Из-за легкой раны и продолжительных приступов тропической лихорадки ему дали отпуск по болезни. Он воспользовался им, чтобы пересечь Африку и заехать в недавно образованное государство Родезия, куда его мать отправилась навестить свою кузину, а затем решила остаться там навсегда.

Вивиан поддержал ее решение и привез Чарльзу письмо, в котором мать все объясняла своему младшему сыну. Когда Чарльз прочитал толстую пачку листов, они сели перед огнем, который разжег денщик Вивиана, и продолжили разговор.

— Должен сказать, что я почти ожидал от нее такого решения, — признался Чарльз, все еще немного сбитый с толку. — Мама никогда не была счастлива в Шенстоуне.

— А мы были счастливы? — резко спросил Вивиан. — Брандклифф совершенно не понимал таких женщин, как мама: мягких, утонченных и безмерно сострадательных. Ее музыкальные способности он считал жеманством, изящную фигуру— признаком болезни, а глубокую материнскую любовь к нам — плачевным отсутствием дисциплины.

— Ну да, я полагаю, старик вечно сравнивал ее со своей первой женой, которая, по-видимому, обладала всеми качествами, необходимыми, чтобы жить в деревне.

— Как Джулия?

— Я… да, как Джулия, — поколебавшись, согласился Чарльз.

Думая о жизнерадостной девушке, которую он знал много лет, Вивиан пришел к мысли, то она могла бы процветать в доме, который угнетал его, наполненный горестными воспоминаниями.

— Мама несомненно приедет на твою свадьбу, но не жди, что она останется в Корнуолле, Чарльз. Она невероятно изменилась. Я всегда считал ее красивой женщиной, но там она просто расцвела, вся скрытая красота вышла наружу. Но даже теперь я думаю, что Бранклифф мгновенно сгонит ее парой своих жестоких насмешек. Я не надеюсь, что возраст смягчил его.

— Он сделал его еще более странным. Вивиан нахмурился.

— Ты хочешь сказать, что он на полпути в сумасшедший дом?

— Слава Богу, нет. — Прямота Вивиана была неприемлема для утонченного Чарльза. — Годы уже начинают сказываться, вот и все. Он стал очень скупым.

— Он всегда был таким.

— Только в сравнении с твоей невозможной расточительностью.

— Это вряд ли его трогало, — сухо заметил Вивиан.

— Это уже немножко другое дело, — сказал Чарльз, предпочитая не продолжать эту скользкую тему. — Он отказывается зажигать огонь, пока не стемнеет, и то позволяет делать это только в главных комнатах. Я не думаю, что его организм выдержит суровую зиму, если дом не прогревать как следует.

Вивиан пожал плечами.

— Тогда все твои проблемы будут решены.

— Вив!

— О, не смотри так испуганно, черт возьми. Старику уже восемьдесят девять, и он достаточно покомандовал в этой жизни. Я не знаю, как ты выносишь его эгоизм и откровенную жестокость все эти годы… хотя он любит тебя, так что ты избавлен от проявления худших черт его характера.

Решив не обращать на это внимание, Чарльз

продолжал:

— Его последняя экономическая идея — продать половину лошадей. Он считает, что для наших владений столько не нужно.

— Конечно, но каким образом гости будут передвигаться по Шенстоуну? Он выживает из ума.

— У него свой аргумент. К нам редко приезжают гости.

— Неудивительно, если он не зажигает огонь, — сказал Вивиан. — Мой дорогой друг, жизнь для тебя должна быть чертовски скучной. Ради Бога, скорей женись на Джулии. Это даст тебе некоторое облегчение от этой бережливости и пессимизма.

— Не рассуждай так легко, — резко продолжил Чарльз. — Он надумал принять предложение сэра Кинсли и продать ему ферму Макстед и землю западнее от нее, до старой мельницы. Ты знаешь, он давно об этом думал.

Вивиан мгновенно протрезвел.

— Он не может продать часть имущества без твоего согласия.

— Может. Пока у него права собственности, он распоряжается всем имуществом.

— Но, черт побери, эта земля позволяет проехать в Шенстоун с запада. Если сэр Кинсли присоединит ее к своей, нам придется спрашивать его разрешение пересечь владения Марчбанксов по единственной дороге, ведущей к нам.

— Я убежден, сэр Кинсли не станет делать из этого проблему, — неуверенно ответил Чарльз.

— Он, может, и нет, а Рэндольф станет, когда владение перейдет к нему.

Встав на ноги, Вивиан с тоской посмотрел на брата.

— Такт и дипломатия, возможно, хорошо помогали тебе в прошлом жить с нашим вспыльчивым дедом, но это уже не поможет, если у человека сдал рассудок. Я полагаю, ты должен получить справку, что он психически ненормальный, и вступить в права наследования, пока еще не слишком поздно.

Чарльз тоже встал.

— Я буду считать, что ты этого не говорил.

— Почему? На твоем месте он бы поступил именно так.

По лицу брата Вивиан понял, что зашел слишком далеко, хотя с трудом мог поверить, что Чарльз забыл страшные годы детства и его рубцы затянулись.

— Убеди его переехать в город и жить в своем клубе среди таких же старых маразматиков, как и он сам, — предложил Вивиан более дружелюбно.

— Дед никогда не уедет из Шенстоуна.

— Тогда будет чертовски здорово, если он поскорее займет свое место в склепе Бранклиффов. Вся земля будет твоей, если ты не позволишь ему акр за акром ограбить тебя. Чарльз, он опять играет с тобой в кошки-мышки. Для него величайшее удовольствие в жизни — видеть, что нам плохо.

Чарльз твердо посмотрел на него.

— Ты стал очень желчным.

— Я всегда был желчным, — возразил Вивиан. — Главное сейчас — не позволить ему спустить все имущество и распродать землю, даже если для этого придется нанять агента, который бы скупил ее для тебя.

— К несчастью, я не смогу этого сделать. Дело в том, что у меня некоторые финансовые затруднения. Сейчас время покупать золото, и я недавно вложил в это весь свободный капитал, оставив лишь деньги на содержание городского дома и на личные расходы.

Вивиан вздохнул.

— Но что-то нужно делать. Если до этого дойдет, я помогу тебе с наличными. Мой банкир никогда не улыбался мне так радушно, как сейчас.

Явно сожалея, что резко разговаривал с братом, Чарльз слегка улыбнулся.

— Ну и чудеса! Я не ожидал, что ты поможешь мне с деньгами. Вив. Шенстоун на моей совести. Я надеюсь, ты скоро сможешь приехать и помочь мне убедить Бранклиффа не продавать эту землю, вот и все.

— Мой дорогой друг, одно мое слово, и он продаст ее немедленно.

— Тогда приезжай и посоветуй продать. Если ты так уверен, что он все сделает наперекор тебе, то вот решение.

На лице Вивиана появилась смущенная улыбка.

— Когда человек вроде тебя прибегает к хитростям, значит, ситуация совсем вышла из-под контроля.

— Так ты приедешь?

— Холодные комнаты и ни одной лошади, чтобы покататься? Нет, спасибо.

— Он еще не продал лошадей.

— Хотелось бы надеяться. Часть из них мои.

— Джулия проявила интерес к одной или двум из них.

— Они для нее слишком норовистые, — мгновенно ответил Вивиан.

Чарльз с любопытством взглянул на него.

— Нет. За время твоего отсутствия она превратилась в отличного наездника и удивит даже тебя. Увидишь, когда приедешь в Шенстоун.

Вивиан покачал головой.

— Чтобы убедить меня приехать в Корнуолл, нужны более веские причины, чем желание увидеть твою возлюбленную в седле. Ты можешь предложить мне какую-нибудь девушку из Линдлей, чтобы скрасить суровую зиму в старом доме? Я думаю, нет. — Он снова стал серьезным. — Мне кажется, ты поступил не совсем мудро, вложив весь свой капитал в золото. Буры когда-то ловко выставили нас дураками. Я не думаю, что они оставили попытки укрепить свои права в Южной Африке, и люди, с которыми я говорил в Родезии, считают, что война шестнадцать лет назад ничего не решила. Если там вдруг что-нибудь случится, акции сразу упадут, несмотря на все заверения, что Роде контролирует ситуацию.

Чарльз, похоже, расстроился, и Вивиан поддразнил его:

— Неужели мои слова так умны, что ввели тебя в ступор?

Улыбка изогнула нежный рот под усами Чарльза.

— Прости, Вив, я не хочу быть грубым, но эта твоя девушка — мисс Дункан, да? — она даже не слышала о Сесиле Родсе. Во время разговора она изо всех сил старалась выглядеть умной, но было совершенно ясно, что она ничего не понимает. Ты можешь такое представить? Один из величайших людей нашего времени, а она о нем ничего не знает. Черт возьми, ведь его именем назвали страну.

Вивиан нагнулся вперед и взял брата за руку.

— А ты, мой дорогой Чарльз, никогда не слышал о самом возбуждающем шоу нашего времени. По имени девушек из Линдлей назвали походку. Представь только, если сможешь.

— Походку! Это же нельзя сравнить с…

— Откуда ты знаешь, что можно сравнивать, а что нет? Я говорю тебе, что это гораздо более возбуждает, чем все, что сделал Сесил Роде. Тебе следует сходить посмотреть «Девушку из Монтезума» и убедиться самому.

Чарльз отнесся к этому явно отрицательно.

— Ты никогда не затащишь меня в варьете. Я с трудом перевариваю оперу, а походка… в страусиных перьях? О нет, Вив, определенно, нет!

В течение следующих двух недель по театру Линдлей носились слухи. В гримуборной девушки только об этом и говорили. Кто-то слышал, что «Прогулку» заменят на номер с балетом и Аделиной Тейт в главной партии, иначе она грозит уйти из театра. Другие слышали, что «Девушку из Монтезума» после Рождества снимут с репертуара*