Значит, мансарда ― не что иное, как старая пустая голубятня.

Не совсем пустая! Пока я осматривалась, с насеста слетел голубь и быстро засеменил по полу к кормушке.

 ― Ага, ― произнес за моей спиной голос Джессами, ― один вернулся.

― Откуда вернулся?

― Не знаю. Она всегда держала окна открытыми. Говорила, что им нужна свобода. Но голуби всегда возвращаются домой.

― А сколько голубей держала мисс Джэйлис?

― Не знаю. Видел каждый день, как целая стая летала здесь над лесом. Хорошие птицы голуби. Добрые.

― Да, но мне кажется, здесь уже давно никого не было. Кормушка и поилка совершенно пустые. Мисс Джэйлис наверняка должна была попросить кого-то присмотреть за голубями, когда ее забирали в больницу…

― Корм там.

Я посмотрела в ту сторону, куда указывал Джессами. Под окном стояла высокая бочка, накрытая тяжелой крышкой. Джессами поднял ее, зачерпнул горсть зерна и бросил его перед голубем. Тот сразу же принялся жадно клевать.

― А воду она приносила из кухни в кувшине, ― продолжал Джессами. ― Ну вот. Как будто мы не предупреждали ее об этом коте!

― Коте?..

Я присмотрелась внимательней и поняла, о чем он говорит. Сбоку от двери лежал мертвый голубь.

― Говорила ведь ей мама. ― Джессами наклонился и поднял птицу. Черная голова беспомощно болталась, крылья оставляли след на пыльном полу.

― Ты думаешь, это сделал Ходж? ― с сомнением спросила я. ― Дверь была закрыта. Как он смог сюда забраться?

― Через окно. Оно всегда открыто. Так вы знаете о Ходже?

― Знаю, что он здесь жил и что мисс Джэйлис очень его любила. Он тоже ушел, Джессами?

― Ага. Хорошо, что она так никогда и не узнала, на что он был способен. Ушел на следующий день после того, как ее забрали в больницу. Похоже, все ушли вместе с ней. Но вы не беспокойтесь. Я заберу этого голубя.

Как только он поднял мертвую птицу, живой голубь вспорхнул с пола и опустился на свой насест, подняв облако пыли.

Быстрее любого кота Джессами протянул руку и схватил голубя, прежде чем тот успел понять, что произошло.

― Я же говорю, ― Джессами аккуратно прижал голубя ладонью, ― вам не надо больше беспокоиться обо всем этом. Я найду ему новое место.

― Да? Ну, если ты знаешь кого-то, кто держит голубей…

И тут на меня снова нахлынули какие-то смутные воспоминания, смешанные с четким осознанием происходящего в данный момент. Прямо передо мной стоял Джессами, держа в одной руке живого голубя, а в другой ― мертвого, висящего, словно ворона на огороде для отпугивания птиц.

Наверное, все это я подметила бессознательно. Кроме того, мне вдруг вспомнилась картинка из далекого детства: папин кюре забирает моего кролика, чтобы сделать из него начинку для пирога.

― Нет, нет, ― быстро произнесла я. ― Оставь его здесь, пускай живет пока у меня. А мертвого забери и, пожалуйста, закопай где-нибудь. А этого давай посадим назад.

― Хорошо, мисс, ― легко согласился он, протягивая мне голубя. ― Хотите, я принесу сюда воды?

― Спасибо, Джессами, я сама. Да и окно открыто. Спасибо тебе за помощь, и поблагодари маму за пирог, хорошо?

На этот раз он ушел. Я услышала, как хлопнула боковая калитка, и повернулась, чтобы теперь спокойно рассмотреть свою неожиданно обретенную голубятню.

Конечно, в мансарде стоял сильный птичий запах, в воздухе было полно пыли и частичек птичьего пуха. Должно быть, они недавно линяли. Однако я заметила еще кое-что, о чем не стала говорить с Джессами. В мансарде жили не только голуби. У стропил виднелись гнезда ласточек, пол был покрыт следами крошечных птичьих лапок, а недалеко от кормушки, в самом темном углу я обнаружила маленький серый комочек размером с орех ― катышек филина. Он был еще совсем свежий. Приглядевшись, я нашла еще два, причем только один был сухим и старым. Итак, каких бы птиц ни держала здесь тетя раньше, теперь они скорее всего покинули это место. Филин и голуби никогда не будут добрыми соседями. Наверное, когда тетю положили в больницу, здесь поселился этот ночной хищник…

В общем, ничего странного. Кроме разве того, что Вильям ни разу не упомянул о птицах.

Я разжала ладонь, и голубь, сделав круг, опустился около моих ног и стал клевать зерно.

На этот раз, заперев дверь, я не оставила ключ на гвозде, а взяла его с собой и вышла в сад.


Велосипед снова стоял в сарае, куда его скорее всего поставил Вильям. Мальчик накачал шины, как и обещал. Теперь я не удивилась бы, увидев, что насос спокойно висит себе на велосипедной раме. Но его там не было. Я огляделась в поисках того, что Вильям назвал «местом» Ходжа, и увидела в углу кучу пустых мешков, старую рогожку и газеты. Ни малейших следов пребывания кота. Я вышла из сарая и пошла по направлению к огороду, громко зовя Ходжа. Никаких результатов. Ладно, можно возвращаться. Ужин у меня был, поэтому ехать в город мне расхотелось. Займусь уборкой, а завтра со свежими силами поеду в Арнсайд.

Может быть, самым большим открытием для меня в этот день стала мысль, что мне нравится домашняя работа. Конечно, я много занималась ею и у себя, в доме моего отца. Но там ничего нам не принадлежало. Да и «помогать матери по хозяйству» ― совсем не то же, что заниматься своим собственным домом. Теперь у меня была собственность. Я задумалась. Да, пожалуй, можно сказать, что раньше у меня не было ничего своего. Даже игрушки и детские книжки куда-то исчезли, когда я пошла в школу. Не говоря уже о собаке, кролике, вообще обо всем, что я считала своим. Я приехала в Торнихолд, не имея при себе практически ничего, самая что ни на есть бесприданница…

А теперь у меня появился свой дом.

Наверное, тетя Джэйлис понимала, как мне нужно утолить это собственническое чувство, чувство независимости и почти болезненной ответственности. Она знала, что Торнихолд вместе со всем содержимым будет в надежных руках.

Поэтому весь остаток дня я чистила, мыла, скоблила и драила все на кухне. Каждая кастрюля и сковорода была начищена до блеска, фарфор сиял. Грязные занавески отмокали в лохани, половики проветривались на солнце.

Когда стемнело и я уже совсем выбилась из сил, кухню было не узнать. Не в силах сдержать радости, я вышла во двор и нарвала большой букет астр и львиного зева. Поставив цветы в вазу на чистую скатерть, я невольно залюбовалась картиной. А грязные занавески могут покиснуть в воде и до завтра. Утром постираю и повешу на солнышке.

А теперь ужин. Я разогрела пирог, который испекла для меня Агнес Трапп, потом поднялась к себе, приняла горячий душ, переоделась в халат и тапочки и пошла в спальню. Где-то вдалеке над лесом ухнул филин. Собирается домой, в мансарду или вылетел на охоту? Завтра ― в город. Список покупок, банк, продукты, телефон. Остальное подождет. Чего? И тут я с необыкновенной ясностью поняла, как мне хорошо одной. Никогда в жизни я не была так счастлива.

Я решила еще раз спуститься на кухню и уже на ступеньках вдруг услышала странный звук, будто что-то мягко упало на пол. Я огляделась по сторонам. Ничего. Задняя дверь все еще была открыта. Я выглянула наружу, затем вышла на крыльцо ― сквозь ветки деревьев виднелось чистое, полное звезд осеннее небо. Воздух был свеж и сладок. Снова ухнул филин. Повернувшись, чтобы зайти в дом, я почувствовала, как по ногам мягко скользнули листья мяты. В воздухе стоял густой запах розмарина.

Ощущение полного счастья, которое лишь на минуту сменилось беспокойством из-за непонятного звука, снова вернулось ко мне. Я сняла с гвоздя ключ от задней двери и вошла в дом. В теплый, гостеприимный, мой дом. Сейчас стаканчик шерри, и…

Я вошла в кухню. На коврике перед печью сидел кот. Тощий, лохматый, с огромными глазами, в которых яркими огоньками горели зрачки. Черный с белыми лапками и грудкой. Шерсть на его спине стояла дыбом не то от страха, не то от злости. Но ко мне это, похоже, не относилось.

Когда я подошла, кот выгнулся, поднял голову и замурлыкал.

Глава 12

― Так это ты охотишься за голубями? ― спросила я немного погодя.

Сначала нужно было накормить его ― я сразу заметила, что кот здорово оголодал. Я налила ему теплого молока, открыла банку кошачьих консервов, которые нашла при уборке в шкафу; засомневалась, сколько дать ему на первый раз, чтобы не навредить, положила половину и стала смотреть. Кот набросился на еду, не теряя, впрочем, достоинства. Доев, он потянулся, прыгнул в одно из «виндзорских» кресел у камина и стал умываться. Он умывался, пока я пила свой шерри, пока я мыла посуду после ужина, пока я ела яблоко, пока варила себе кофе. Лишь когда я допила свою чашку, он счел себя достаточно чистым и свернулся клубком, громко мурлыча и неотступно следя за мной своими огромными яркими глазами.

― Можешь не отвечать, ― продолжала я. ― Все равно это глупый вопрос. Если бы ты поймал голубя, ты бы съел его, правда? Да ты бы и не стал ловить их, да? Ведь ты ― Ходж, не так ли?

Легкое движение головы, искорки в глазах подсказали мне, что я не ошиблась.

Я налила себе еще одну чашку кофе, села в кресло напротив и задумалась.

Ходж. Кот тети Джэйлис, который исчез сразу после того, как она уехала из Торнихолда, и вернулся, когда приехала я и наконец осталась одна, без посетителей. Он-то, наверное, и произвел тот странный мягкий звук, так напугавший меня.

Только теперь я осознала, до какой степени была рада его видеть. Единственным поручением тети Джэйлис было «присмотри за Ходжем, он будет скучать по мне», и то я не могла до сих пор выполнить должным образом. Кроме того, несмотря на свои мысли о преимуществах одиночества, такому обществу я всегда была рада.

Ходж, кот колдуньи.

Так его назвал Вильям. Когда тетя Джэйлис уехала из Торнихолда, он исчез, предпочтя голодную жизнь, и вернулся, когда приехала я.

«Вы тоже колдунья?» ― спросил Вильям.

Я засмеялась и поставила пустую чашку на стол.

― Ты как думаешь? ― обратилась я к коту. ― Мне кажется, что рано или поздно мы это узнаем. И, судя по всему, скорее рано. Ну, ладно. Я иду спать. Ты где спишь? А? Конечно же, как я раньше не догадалась.

Как только я встала, кот тут же спрыгнул с кресла и зашагал вверх по лестнице, победно задрав хвост. Пока я переодевалась, он уже пристроился на кровати, около подушки.

Наверное, он не только проголодался, но и чертовски устал. Не успела моя голова коснуться подушки, как громкое мурлыканье резко прекратилось, и кот погрузился в глубокий сон.


Я проснулась, как показалось, почти в ту же минуту. Однако, судя по свежему и бодрому состоянию, я уже проспала несколько часов. И мне захотелось немедленно вскочить с постели. Было душно.

Стараясь не разбудить кота, я подошла к открытому окну.

За ветвями деревьев в вышине поблескивало несколько звезд и светила бледная луна, слегка прикрытая прозрачными облаками. Мое ночное зрение необычайно обострилось, и, несмотря на непроглядную темень, я смогла разглядеть высоко на буке, что рос у сарая, пару филинов. Они сидели близко друг к другу, у самого ствола. Потом один из них вытянулся и завертел головой, словно она была у него на шарнире, стараясь разглядеть что-то за деревьями.

Свет. Низкий, желтоватый, странный. А за ним пришел звук, ― казалось, он шел издалека. Но самое невероятное ― он напоминал пение! Не обычное пение, а медленное ритмичное заклинание. Сердце мое забилось, и я буквально свесилась с подоконника, чтобы разглядеть, где это происходит.

Ощущение такое, словно смотришь с высоты на море ― неверный желтоватый свет, легкий ветерок в ветвях деревьев, необыкновенное пение ― все это звало прочь из дому, в ночь, в темноту.

Я потрясла головой. Нет, не сплю. Комната, сад, деревья ― все имело привычные очертания. И вдруг как будто в ответ на пение издалека пришел еще один звук ― унылый собачий лай. Я была уверена, что лает та же самая собака, что и прошлой ночью. На подоконник рядом со мной взлетел Ходж ― шерсть дыбом, глаза горят ― и яростно зашипел вниз, в темноту.

Ведьмин кот. Так вот что происходит там, за деревьями, ― шабаш ведьм! Это я поняла каким-то непонятным, вдруг проснувшимся во мне чутьем. Сборище местных ведьм. Значит, они все еще существуют! И, вполне возможно, что тетя Джэйлис была одной из них… Тогда, вероятно, мне, второй Джэйлис Торнихолда, тоже передались ее способности, ее сила, которая сейчас наполняла все мое тело.

В этот момент Ходж вдруг выпрыгнул из окна в темноту. Окно находилось слишком высоко даже для кошки, я попыталась поймать его, но потеряла равновесие и упала сама.

Я так никогда и не достигла земли. Поток свежего ночного воздуха подхватил меня и понес над деревьями, как птицу или, скорее, как сухой листок. Воздух вокруг меня был упругим, как вода. Я даже могла контролировать свои движения, будто плыла. Я тряхнула головой, и мои волосы рассыпались по плечам. Счастье было в каждом глотке воздуха, в каждой частичке моего тела. И какая бы плата ни потребовалась за это наслаждение, оно того стоило.