— И мама про него ничего не знает?.. — спросила Ольга, словно очнувшись от наваждения.

— Нет… — вздохнула бабушка. — Никто про него не знает, кроме меня, да вот теперь тебя. Раньше, до революции, когда семья еще в дворянском звании жила, знали, чтили и гордились, — она помолчала, а потом заговорила снова каким-то приглушенным тихим голосом, — а после затаились. При Сталине ведь все боялись слово лишнее сказать. Мыслимое ли было дело признаваться в том, что предки твои не из простых были, в шелках да драгоценностях ходили? Да тем более во Франции. Стыдно это было. Стыдно и опасно. Можно было и работы лишиться, и… — она кивнула в сторону портрета на стене. — Вон, как мой Валюша… Ни за что, ни про что… Пропал — и все… — Капуля сжала пальцами белоснежную крахмальную простыню.

— Ну не надо, Капуля, не волнуйся, — сказала Ольга и вскочила, чтобы принести бабушке лекарство.

— Сиди, — остановила ее бабушка. — Слушай теперь внимательно. Колье это передается, ты не поверишь, с конца восемнадцатого века. Тогда как раз Екатерина Крым завоевывала. И жил там наш предок, Алексей Кузьмин, — бабушка остановилась и, прикрыв глаза, шумно втянула в себя воздух, ей было тяжело говорить. — Был этот Кузьмин небогатого дворянского рода, — продолжала она, — выращивал виноград и делал вино. Кузьмины в тех краях знатными виноделами считались. Вот и приласкала его Екатерина, послала во Францию умения набираться, рецепты тонких виноградных вин выведывать. Что за место это было во Франции, не знаю, все забылось со временем, особенно после революции этой проклятой… — бабушка вдруг опасливо оглянулась по сторонам, как будто ее мог кто-нибудь подслушивать. — Однако поехал он в ту провинцию и познакомился с тамошним виноделом, французской знаменитостью. Того француза звали Жозеф-Луи Тибо. Нам-то здесь в Союзе мало что про него известно, а во Франции вина по его рецептам до сих пор одними из лучших считаются, — запавшие от болезни глаза бабушки засветились невольной гордостью. — У меня тоже один секретный рецепт сохранился, теперь тебе его передам. Только вот виноград здесь привозной, совсем не то из него получается… Ну, да не об этом разговор. У французского винодела три дочери было, по преданию все красавицы. С младшей, Жанет ее звали, у нашего Алексея Кузьмина и случился роман. Не хотели родители свою любимицу в чужую страну отпускать, но для нее это была совсем неплохая партия: у этих Тибо дворянского звания не было, а Кузьмины были дворянами, хоть и незнатными. Но я так думаю, что совсем не в том у них было дело. Любила она, наверное, просто этого русского Алешу, вот и согласилась с ним ехать. И вот, в день отъезда Жанет в далекую Россию, собрала мать — если мне не изменяет память, ее звали Жозефина — дочерей, достала свои драгоценности и разложила их перед дочерьми на столе. А у нее был, как теперь это называют, гарнитур… золотой, с камнями, из трех предметов — серьги, перстень и колье. Все сделаны одинаково в виде бабочек с цветными глазками на крыльях…

Ольга облизала пересохшие от волнения губы и снова перевела взгляд на вспыхивающее искрами колье. Она не верила своим глазам и ушам. Выходит, что ее далекий предок — француз! Да еще знаменитость!

— … И вот раздала она всем дочерям по предмету этого гарнитура, — продолжала бабушка, — и сказала: «Дарю вам эти украшения, но не просто дарю, а с умыслом. Неизвестно, как сложится ваша судьба, да только хочется мне, чтобы связь между вами не обрывалась. Точно так, как предметы этого гарнитура… — бабушка сделала паузу и поправилась, — …как эти драгоценности должны быть вместе и дополнять друг друга, так и вы, и ваши потомки пусть всегда тянутся друг к другу, передавайте их дальше в ваших семьях по женской линии. Что бы ни случилось, пусть старшая дочь в каждой из трех ветвей рода получает в наследство свою бриллиантовую «бабочку» и не забывает встречаться с хозяйками других «бабочек». А чтобы помнили об этом, я приказала сделать на обратной стороне надпись: «Разъединяю, чтобы соединить». Вот, посмотри, Олюшка, ты ведь понимаешь по-французски…

Ольга дрожащими пальцами взяла в руки прелестную вещицу — ей никогда не приходилось держать в руках такую драгоценность — и прочитала мелкую надпись на оборотной стороне золотого бабочкиного брюшка: «Divise pour unifier».

— А где же сейчас остальные «бабочки»? — Ольга подняла на бабушку горящие глаза.

Вместо ответа Капуля молча положила рядом с собой медную, бархатную внутри коробочку и вздохнула.

— Ты не знаешь, Капуля? Не знаешь? — не унималась Ольга.

— Откуда же мне знать, милая… — она пожала плечами и пригладила темные крашеные волосы. Ольга заметила, что у корней снова предательски пробивается седина…

После этого разговора с бабушкой Ольга ходила сама не своя. Ее так и распирало от радости. Ей страшно хотелось с кем-нибудь поделиться удивительным открытием, но Капуля строго-настрого запретила ей рассказывать кому-либо о колье — слишком уж большую оно представляло ценность. Все-таки антикварная вещь восемнадцатого века! Тогда Ольга и решила, что, как только приедет с группой в Париж, обязательно займется поисками своих французских родственниц, обладательниц остальных бриллиантовых бабочек.

— Раз уж мне выпало поехать в Париж, так почему бы не попробовать разыскать их? — сказала она бабушке. — Ведь на обратной стороне колье что написано? «Разъединяю, чтобы соединить». Значит, надо воссоединить этот гарнитур и выполнить волю Жозефины Тибо! А кто же это сделает, если не я?

Бабушка только качала головой.

— Как же ты их найдешь? Франция, конечно, не Советский Союз, но тоже страна не маленькая…

Ольга не представляла, с чего именно она начнет поиски, но сладкое предвкушение разгадки тайны щекотало и дразнило ее. Она считала дни до отъезда во Францию. Если бы она знала, что все так повернется!

Мысли Ольги вновь вернулись к тому злополучному дню, когда эти шавки неофашисты избили ее и она оказалась на больничной койке. Кажется, более страшного дня в ее жизни не было. Ольга гнала воспоминания прочь, но печальные картины одна за другой вновь и вновь вставали перед глазами.

Вот рыжая Натали своим прокуренным голосом зачитывает список студентов, который руководство факультета утвердило для поездки во Францию. Ольгиной фамилии в нем нет. В тот момент рухнули все Олины планы и надежды, связанные с Парижем, надежда разгадать удивительную семейную тайну. Ольге показалось, что мир перевернулся. Сначала этот нелепый вызов в КГБ, потом предательство Мишеля, а теперь последний удар — ее не пускают во Францию!.. Она готова была удавить эту Лилию Штраль — ведь это все из-за нее и ее дурацких картинок! Ольга поморщилась, вспомнив, как она рыдала, спрятавшись в углу раздевалки. А вот она пьет кофе с коньяком в кабинете у мадемуазель Надин… Потом по дороге домой она встретила своего давнего воздыхателя — одногруппника Васю Савельева. Этот невысокий, щуплый, как подросток, юноша влюбился в нее еще во время вступительных экзаменов. Ольга до сих пор не понимала, как он умудрился тогда не провалить сочинение, ей казалось, что все отпущенные на сочинение четыре часа он не сводил с нее глаз. Они оба поступили и попали в одну группу. С тех пор Вася вот уже три курса оставался верен своей любви, хотя Ольга сразу дала ему понять, что между ними ничего быть не может. Что делать, как мужчина он ее совершенно не волновал.

— Оля! — окликнул ее Василий, когда она шагала по улице, хмуро уставившись себе под ноги.

Ольга обернулась и смерила его самым что ни на есть испепеляющим взглядом. Василий сразу же сник, как будто его ударили. Наверное, именно это не нравилось ей в нем — неумение противостоять ее взгляду. Этим он сразу расписывался в своей мужской несостоятельности. Что же это за мужчина, которого так легко победить не действием, даже не словом, а одним только взглядом!

Василий понуро зашагал рядом с ней.

— Домой? — спросил он, стараясь больше не встречаться с ней глазами.

— Да, — коротко ответила Ольга.

— Странно, что тебя не взяли во Францию… — начал Василий, но Ольга резко оборвала его:

— Не взяли — и не взяли. Что теперь об этом говорить?

— Извини, — пробормотал он, — просто мне хочется тебя как-нибудь утешить…

— Вряд ли у тебя это получится, — со вздохом сказала Ольга и подумала, что у кого бы точно получилось утешить ее, так это у Мишеля. К горлу тут же подкатил комок.

Погода, словно в пику ее мрачному настроению, стояла солнечная и теплая. Они походили по старым улицам центра города, мимо крохотных магазинчиков в стиле модерн начала века, которые сохранились еще со времен нэпа, пересекли восьмиугольную площадь с памятником Ленину в центре, миновали уютный зеленый сквер, в котором Ольга познакомилась с праздным и скучающим Мишелем…

Василий по-прежнему глядел в сторону, не зная, как пробиться сквозь глухую стену ее молчания. Иногда он искоса поглядывал на ее четкий, как ему казалось, гордый профиль. Тонкий и прямой нос, как у Богоматери на иконе, длинные, похожие на пучки черных стрел ресницы, упрямый излом красиво очерченных губ…

Среди студентов Ольга имела репутацию замкнутой и независимой особы. У нее не было подружек — не потому, что она не любила общаться с девочками, а просто потому, что она не видела среди них достойных. Рыжая Натали казалась ей хитрой и какой-то нечистоплотной. Ольга сама видела, как та ворует в магазине самообслуживания консервы и сырки. После этого пропало всякое желание общаться с ней. Лена — Хлеб Профессии ей тоже не нравилась. Эта откровенная зубрила была к тому же редкостной занудой. Другие две девочки из их группы дружили между собой, и обе страшно ревновали, если кто-то пытался вклиниться в их тандем. Да Ольга никогда и не пыталась. Дружить с кем попало она не могла и не хотела. Никто не знал, какую она ведет жизнь и с кем общается. Не знали и о ее свиданиях с Мишелем. Один только Василий ходил за ней повсюду, как следопыт.

— Послушай, — попробовал он снова, — а что ты больше всего любишь? — он почувствовал на себе ее удивленный взгляд. — Я имею в виду из… из еды.

Ольга расхохоталась, посмотрев на его волнистые, словно налипшие на голову, волосы, на худые покатые плечи.

— Неужели ты хочешь пригласить меня в ресторан? — спросила она, вскинув тонкие брови.

— Ты не ответила на мой вопрос, — тихо проговорил Василий.

Скорее всего он догадался о ее разрыве с Мишелем. Иначе откуда бы такая смелость?

— Ну хорошо. Я люблю шоколад, — сказала Ольга.

Василий робко взял ее за руку. Ладонь у него была холодная и влажная.

— Тогда мы пойдем в кафе «Шоколадница»… — решительно сказал он.

В кафе они ели мороженое и пили горячий шоколад из фирменных чашек. «Все-таки он хороший, этот Савельев… — думала Ольга, с наслаждением отпивая обжигающий густой напиток. — И шоколад здесь такой вкусный. Почему мы с Мишелем никогда не заходили в это кафе?»

— Знаешь, — сказала вдруг Ольга, когда они вышли на улицу и сели на лавочку, — а у меня во Франции есть родственники.

И она рассказала ему историю, которую поведала ей бабушка, не упоминая о том, что колье сохранилось и лежит у них дома.

На лице Василия сначала отобразилось удивление, потом — восторг, а потом — досада и грусть.

— Как же обидно, что ты не едешь во Францию!.. — невольно вырвалось у него, и у Ольги снова испортилось слегка исправленное с помощью шоколада настроение. Она достала из сумочки ментоловые сигареты, которые ей дала с собой «на всякий случай» мадемуазель Надин, и, нервно чиркнув спичкой, закурила.

— Ты куришь? — спросил Василий, хотя сам неоднократно видел Ольгу с сигаретой, когда тайком следил за ней на улице.

— Иногда. Когда тошно, — взгляд Ольги снова стал уничтожающим и злым.

— Ну вот что, — решительно сказал Василий, удивляясь собственной смелости. — Немедленно едем ко мне.

— К тебе?! — Ольга поперхнулась сигаретным дымом, а потом истерически рассмеялась. — А, впрочем, почему бы и нет? Поедем. Поехали! — вдруг радостно согласилась она. Она словно хотела насолить сама себе.

Ольге не приходилось бывать у него дома. Она не имела привычки ходить по гостям. Знала лишь, что живет он с мамой в небольшой двухкомнатной квартирке за мостом.

Уже с порога Ольга почувствовала царивший здесь дух библиотечного педантизма и порядка — все вещи были разложены по полочкам и шкафчикам. На стеллажах плотными, идеально ровными рядами стояли книги. Мясистые листья цветов на окнах были тщательно протерты и блестели, словно их только что начистили сапожной щеткой. Василий засуетился, приглашая ее в комнаты. Мамы дома не было.

— Хочешь кофе? — спросил он, забыв, что они совсем недавно пили горячий шоколад.

— Хочу, — ответила Ольга, тоже забыв об этом.