Анастасия Акулова - Тлеют угли костров отгоревших…

Казалось бы, что сложного? До этого любая девушка сама прилетала в его объятия, стоило лишь пожелать. Но она не такая, он знал это. Это было непривычно, непонятно. Он мог сломать её, сделать всё, что угодно, но не о безжизненной кукле в её лице он мечтал…

Она стала его наваждением, безумием, единственным недоступным желанием. Мысли о ней не оставляли его ни на секунду, словно отчаянный бред. Он каждый день видел вокруг себя десятки прекраснейших женщин своего времени, но не находил в них покоя и избавления от этих слишком странных, слишком непобедимых чувств, сколь ни пытался, и почти ненавидел её за это. За то, что она ни на кого не похожа.

Ты кружишь голову не хуже алкоголя

Одним лишь взглядом, безыскусным словом.

Одной улыбкой ты лишаешь напрочь воли.

Тобою я невольно околдован…

Ты – в обличье женском страсть живая,

Наваждение, безумие, мой бред.

В целом мире ты одна такая.

В твоих глазах на всё найду ответ.

Собрался уже лечь спать, когда увидел, как из глубины огромной комнаты выскользнула бесшумная тень.

Елизавета Воронцова. Она была дочерью обанкротившегося графа, который наладил дела благодаря тому, что его дочь стала фавориткой. Совсем недавно.

Многие гораздо более красивые придворные дамы не понимали, что он нашёл в этой непомерно заносчивой, максимум, симпатичной девушке. Ответ был прост и даже немного абсурден: он видел в ней другую.

Лицо, фигура, глаза, волосы – эта девушка была очень похожа на Марту, но о такой причине её фавора, конечно, никто, кроме него самого, не догадывался.

– Я очень ждала вас… – тихо, страстно прошептала девушка, аккуратно обвив руками его шею и обдав ароматом особых духов, так похожих на естественный, цветочный запах кожи его личного ада. Перед глазами был ЕЁ образ…

Притянув к себе фаворитку, он страстно поцеловал её, почти до боли, в ярости от собственной одержимости Мартой. Ни одна женщина не имела на него ТАКОГО влияния.

Забыться – вот чего хотелось сейчас больше всего. И доказать самому себе, что ему абсолютно всё равно на НЕЁ, что не может женщина настолько завладеть его мыслями, сердцем, душой, что ОНА – ничем не лучше других.

Но ни одно лекарство не излечит болезнь под названием ЛЮБОВЬ…

Одинокая свеча освещала неровным светом просторную комнату Елизаветы Воронцовой в их фамильном графском дворце.

Сидя в большом мягком кресле, девушка напряжённо размышляла. Её чёрные волосы шёлковым каскадом разметались по плечам, на самой девушке была только ночная сорочка.

Ей вспоминался сегодняшний разговор с цесаревной Натальей Алексеевной, которую она терпеть не могла и не скрывала своей неприязни. Когда-то, лет пять назад, они не поделили одного мужчину, красивого дворянина. Это уже давно в прошлом, но осадок остался у обоих, переродившись в обоюдную неприязнь.

Выйдя утром из покоев царя, Елизавета случайно встретила её в одном из коридоров.

– Доброе утро, цесаревна, – ядовито ухмыльнулась Елизавета, слегка склонившись, – Рада встрече. Ведь, насколько я знаю, вас редко приглашают ко двору.

Ухоженное лицо женщины обострилось, как у стервятника.

– Странно, что вас волнует это, а не те неприятные для вас факты и слухи, которые доходят до меня, – «мило» улыбнулась Наталья Алексеевна, поправив несуществующую складку на шикарном безукоризненном платье.

– О чём вы? – Слегка насторожилась та.

Презрительно хмыкнув, царевна бросила через плечо:

– Марта, оставь нас.

Любопытная фрейлина, сделав реверанс, удалилась, но лишь за тем, чтобы остановиться за углом у поворота.

– Неужели, вы ещё не знаете? – Наигранно удивлённо округлила глаза Наталья, – Ходят слухи, что мой брат положил глаз на одну девушку, которая вскоре займёт ваше место. Надо же – все знают, а вы нет!

Елизавета слегка побледнела.

– Простите, но с вашей стороны по меньшей мере глупо говорить так, – жёстко усмехнулась она, – учитывая то, откуда я иду.

– О, это не удивительно, – небрежно повела плечами цесаревна, – Даже, напротив, в какой-то мере подтверждает эти слухи. Видите ли, царь встретил эту девушку раньше, чем вас, она крестьянка, но понравилась ему настолько, что он лично купил её у Александра Даниловича Менщикова и приставил ко мне. Теперь же он каждый вечер встречается с ней в саду. С чего бы такие нежности? Он просто влюблён в эту девушку, желает завоевать её сердце. А вы, графиня, просто поразительно на неё похожи внешне.

Губы Елизаветы вновь скривились в усмешке, но в душе поселилась настоящая тревога.

– И кто же она? – Намеренно недоверчиво фыркнула она.

Наталья кивнула вслед своей фрейлине, и, многозначительно улыбнувшись, приторно пропела:

– Ваше положение, графиня, шатко, как никогда. Можете мне не верить, но факт остаётся фактом.

И, довольная собой, направилась дальше, по своим делам, оставив бывшую соперницу в раздумьях.

Девушка не обратила бы внимания на слова цесаревны, если бы не чувствовала некоторого пренебрежения со стороны царя. Он словно видел в ней другую, но девушка старалась не задумываться об этом.

Для неё было важным и престижным шаткое положение фаворитки. Она бы многое отдала, чтобы подольше его не терять.

Мечась в раздумьях, Елизавета остановилась на одной простой идее.

Так или иначе, это должно помочь выяснить правду…

* * *

Человек может не видеть и не задумываться, куда и зачем несут его ноги, если болит душа. Так и с ней – Марта петляла по широким коридорам царского терема, ничего не видя вокруг. В голове крутился тот случайно услышанный разговор, в душе и перед глазами стоял какой-то мутный липкий туман, которому, казалось, не будет конца.

Странное чувство – непонимание самой себя. Что это? Боль, ревность, разочарование? В её положении они бессмыслены. Кто она? – Всего лишь одна из подневольных крестьянок. Та, чей голос в этом мире тише шелеста трав. А он… он царь. Тот, что распоряжается жизнями подданных по своему усмотрению, тот, чьё слово – закон. Она, Марта, прекрасно знала и понимала эту простую истину, но она не заглушала голоса наивного сердца и не давала желанного покоя. Одно лишь только чувство бессилия, только усиливающее боль и насмешку над собственной наивностью.

Задумавшись, Марта молча вышивала что-то, отрешённо разглядывая работу. Взгляд был каким-то пустым и печальным.

Наталья Алексеевна с энтузиазмом вертелась перед зеркалом, румянясь и выбирая платье. Когда Ксеня уже принялась за её причёску, цесаревна, наконец, заметила притихшую Марту.

– Ты что это сидишь? – Возмутилась царевна, гневно покосившись на девушку, – Я что, не ясно тебе сказала? Собирайся.

– Куда, госпожа? – не поняла Марта.

– Полчаса тебе о том толкую, дурёха! – Всплеснула руками Наталья, – Сегодня приглашены иностранные послы, будет бал, танцы. Брат их не любит, потому они редко бывают. Ты приглашена по его личному приказу. Собирайся.

– Да, госпожа, – Отложив работу, девушка сделала изящный реверанс.

Чёрное платье было простым и красивым. Оно идеально подчёркивало женственность её фигуры, оттеняло жемчужную белизну кожи. На щеки наложили немного румян, сурьмилами подчеркнули брови, а в пышную причёску ловко вплели тонкую жемчужную нить в тон скромному ожерелью с тем же камнем. Марта была сейчас особенно красива, вот только внутри всё больше разгоралось раздражение. Что-то в ней было задето, хоть она и не понимала, что именно.

Удовлетворённо улыбнувшись, цесаревна вышла, думая, что Марта следует за ней. Вот только она, поколебавшись немного, взяла тулуп и направилась совсем в другую сторону.

Жутко ощущать себя всего лишь куклой в руках кукловода, былинкой, безропотно повинующейся любому дуновению ветра. Это чувство сдавило грудь, как стальные клешни, не давая дышать, горло царапал горький ком, а на бледном лице не осталось ни кровинки. Девушка шла уверено и спокойно, но едва заметная слезинка обожгла щёку сквозь полуопущенные ресницы и солёной каплей с привкусом непонятой боли скользнула по губам.

В лицо дыхнул свежий морозный воздух, серое безоблачное небо наводило тоску, а хрупкие снежинки, танцуя, спускались на вытянутую ладошку. Она всё шла куда-то, не разбирая пути с приклеенной улыбкой, словно смеясь над тщетной верой в чудо, осколки которой вонзались больнее тысячи ножей.

– Что могло огорчить вас, мадам? – Из задумчивости её вывел чей-то голос с изрядной долей насмешки.

– Нисколько я не огорчена, господин, – слегка склонила голову девушка, узнав в говорившем своего бывшего владельца.

– Неужто вам, бабам, и вовсе повода не нужно, чтобы удариться в слёзы? – Удивился он, внимательно глядя на неё. Марта даже привыкла к его пристальному взгляду.

– Женщины очень непостоянные существа, – улыбнулась девушка, – Порой мы сами не можем объяснить причину своего же смеха или слёз.

– Ты, вроде как, должна бы сопровождать свою госпожу, – Менщиков обошёл нудную философскую тему.

– Она сейчас не нуждается в моём присутствии, – поджав губы, отозвалась она.

Внезапно девушка вздрогнула от странного резкого звука. Переведя взгляд на потемневшее вечернее небо, она со священным ужасом и детским восхищением увидела тысячи маленьких цветных огоньков, шумно разрывающихся вдали и незаметно спадающих куда-то вниз.

– Что это? – С придыханием произнесла девушка, едва не хлопая в ладоши.

– Чудеса пиротехники, – улыбнулся тот, глядя в том же направлении, – Фейверк называется.

– Это чудо! – Восхищалась Марта, не отрывая взгляда.

– Уж не думал, что когда-нибудь встречу человека, которого ещё можно будет удивить или обрадовать подобным, – усмехнулся он.

– Что вы, такая красота не может не удивлять и не радовать, – Уверенно ответила Марта.

– К таким мелочам вполне можно быть равнодушным, если перед глазами куда более завораживающая красота. Например, очарование некоторых женщин, – хитрый цепкий взгляд не оставлял сомнений, развеивая прозрачность намёка.

Девушка слегка порозовела.

– Не сомневаюсь, что для вас именно это – истинный источник вдохновения, – тихо усмехнулась она.

Всем известна слава большого ловеласа ближайшего друга царя.

Менщиков мог лишь безропотно согласиться с этим утверждением, дабы не кривить душой.

Однако не довелось им вдвоём долго наслаждаться видом зимнего сада, салюта и затянувшейся паузой…

Почти весь вечер Елизавета кокетничала с симпатичным послом французом, потягивая лёгкое вино, наигранно смеясь и ловко, незаметно поглядывая на Петра.

Тот словно и не видел её, в свою очередь был довольно вежлив с гостями, но как-то снисходительно, как может быть милостив добрый хозяин по отношению к подневольному крестьянину.

Весёлые русские танцы, чуть более безыскусные манеры и традиции казались гостям совершеннейшей дикостью, но они прятали свои впечатления под слащавыми улыбками, а царь и его подданные не собирались их ни в чём разуверять.

– Скажите, правдивы ли слухи о том, что вы собираетесь строить новый город на Неве, государь? – Склонившись так, что напудренный парик едва не подметал пол, пропел один из послов.

– Верно, – Кивнул царь, задумчиво глядя в окно, – Этот город станет новой столицей империи.

– Империи? – Побледнел посол.

– Именно, – с усмешкой подтвердил Пётр, силясь не рассмеяться от комичного испуганного и растерянного выражения лица посла, – Не далеко то время, когда Россия станет империей. Всё идёт именно к этому.

Не найдя что возразить, посол досадливо поджал губы. Он старался дословно запомнить эти слова, чтобы потом всполошить ими Европу и предотвратить вышесказанное развитие событий.

В уме он перебрал возможные последствия строительства этого города вследствие его предполагаемого географического положения и ряда других причин.

– Это потребует множество жертв, – попытался возразить посол, – Много человеческих жизней потребуется для того только, чтобы вбить колья в ледяной воде… а уж на остальное и подавно…

– Если цель оправдывает требуемые средства, то русские люди не жалеют сил для её достижения, – ответил царь, – А когда дело касается процветания государства, для нас и вовсе нет ничего невозможного.

На самом деле постройка города началась уже довольно давно, но в Европе об этом ещё мало кто знал.