Сабрина Джеффрис - Только герцогу это под силу

Он что-то сзади проворчал, и она ускорила шаги. Это явно не та ночь, чтобы испытывать его терпение. Кроме того, у её ног выросли крылья от его признаний. «Саймон хочет сместить Сидмута!»

После того, как он ранее признался в поддержке парламентской реформы, Луиза начала думать, что он не такой уж закоснелый заядлый тори, как она предполагала. Хотя Саймон и разделял представления тори о радикалах, она была уверена, что могла бы изменить его мнение о них, как только он прислушается к словам Годвина.

Завтра. Потому что сегодня ночью она собиралась получить наслаждение, лёжа в объятиях мужа.

Дорогая Шарлотта,

Надеюсь, вы правы. Если Фоксмур не может влиять на свою жену с помощью нежных взглядов, он без сомнения прибегнет к более ограничивающим мерам, вероятно, сошлет её в деревню. Именно так я бы поступил, доставляй мне жена неприятности.

Ваш кузен,

Майкл

Даже без помощи камердинера, которого Саймон отпустил сразу, как вошёл в спальню, Саймон разделся и натянул свой халат за пару минут. Он не соврал Луизе — похотливое животное — вот кто он, он думал об этом весь день. Он только молился, чтобы его тяга к ней уменьшилась со временем, потому как в данный момент это было сущим мучением.

Зачем он еще выболтал свои планы относительно Сидмута? Боже помоги Луизе, если она разнесет это среди своих друзей-радикалов. Дойди это до прессы, его политическим притязаниям пришел бы конец. У него еще не было достаточной поддержки в палате общин, чтобы сбросить Сидмута, и пока он этого не добился, не должен показывать, что выступает против него.

Он мог лишь надеяться, что его жена будет осторожна.

По крайней мере, столь же осторожна, как в других сферах. Вроде их супружеских отношений, где Луиза была едва ли не чересчур осторожна. Саймон прошёл около смежной с её спальней дверью. Она предельно ясно дала понять, что предпочитает уединение, когда готовиться прийти к нему в постель. До сих пор, он молчаливо соглашался, понимая, что она была девственницей, и ей нужно было время, чтобы привыкнуть к супружеской близости.

Но, чёрт возьми, он хотел наблюдать, как она раздевается. Он хотел сам раздеть её. Он хотел заняться с ней любовью где-нибудь ещё, помимо кровати. Он хотел засыпать с ней ночью, просыпаться, обнимая её. Не важно, сколько он твердил себе быть терпеливым, он жаждал всего этого до умопомрачения. Как прикажете ему контролировать свою страсть, когда она до сих пор отказывает ему в тех интимных отношениях?

Саймон потянулся к дверной ручке. Нет сомнений, он предоставил Луизе достаточно времени свыкнуться с ролью жены. Однако, что у неё за таинственные приготовления, которые он, её муж, не смеет наблюдать?

Открывая смежную дверь, он резко остановился, когда увидел её горничную, что стояла одна, его жены нигде не было видно. Дверь гардеробной позади неё была закрыта. Создавалось впечатление, словно горничная стояла на страже. Что еще сильнее распалило его любопытство.

Горничная заметила Саймона и открыла было рот, но он приложил палец к своим губам, чтобы та замолчала. Хотя на её лице промелькнула тревога, он знал, что она не осмелиться его ослушаться. Но, судя по её виду, она хотела это сделать, и сей факт привел его в замешательство.

С мрачной решимостью он прошёл к входной двери, беззвучно открыл её, и выпроводил горничную. После того, как он также бесшумно закрыл дверь, пересек комнату, осторожно открыл дверь гардеробной и поискал взглядом жену.

Свеча на туалетном столике открыла взору Луизу, стоящую в расстёгнутой ночной рубашке спиной к нему. И хотя лицо её было обращено к зеркалу, в котором отражался он, открыто наблюдавший за ней, она была слишком поглощена своим делом, чтобы заметить его.

Сперва Саймон подумал, что она занимается интимным туалетом, так она задрала кверху свою льняную ночную сорочку, а одной ногой опёрлась на табурет, когда поднесла влажный тампон к своему маленькому, сладкому, соблазнительному местечку. Его «петушок», уже наполовину возбужденный, тотчас начал протискиваться через полы шёлкового халата.

Потом он увидел, что Луиза вставляет тампон глубоко внутрь себя. Ощущая, как опускается его желудок, Саймон затаил дыхание, чтобы увидеть, достанет ли она его обратно, но по завершении в руке её ничего не было.

Он довольно часто посещал бордель, чтобы знать, чем это она занималась. И ему легко было догадаться почему. Чёрт её побери, она из-за этого отказывала ему в близости!

— Как ты посмела! — прошипел он.

Луиза подпрыгнула, и краска стыда, залившая её щёки, когда она встретилась с ним взглядом в зеркале, была достаточным подтверждением его подозрений.

Ощущение предательства пронзило его.

— Это не то, что ты думаешь, Саймон, — прошептала она.

— Нет? — войдя в гардеробную, он хлопнул позади дверью. — Так ты не пытаешься помешать мне произвести на свет наследника?

Луиза резко опустила ногу.

— Нет… я-я имела ввиду… это не имеет отношения к …

— Я половину молодости провёл в публичном доме, Луиза. Я по одному взгляду распознаю тампон, предназначенный защитить от зачатия ребенка.

Пройдя мимо неё, он окунул палец в чашу с жидкостью, что стояла на туалетном столике, затем поднёс его к носу и понюхал. Резкий запах уксуса ударил в ноздри.

Неописуемо разгневанный, Саймон ткнул в неё пальцем.

— Вот почему ты приходишь ко мне в постель такая «надушенная» в интимном месте. Вот… вот из-за этого «переодевания» ты не позволишь мне раздевать тебя или заниматься с тобой любовью где угодно, а не только постели…

— Ты должен позволить мне объяснить, — защищалась Луиза.

— Что? Что ты до сих пор в тайне ненавидишь меня? Что, несмотря на все компромиссы, на которые я иду ради тебя, ты решила плести против меня интриги? — боль, подступавшая к горлу, грозила удушить его. — Не удивительно, что ты так охотно согласилась покинуть Лондонских женщин, когда я награжу тебя ребенком — ты намеревалась сделать так, чтобы у меня никогда ничего не вышло.

— Неправда. Это только на время, пока…

— Не изберут вашего радикала? — фыркнул Саймон, всё ещё с трудом веря, что она была настолько жестока, чтобы без его ведома лишить его детей. — Таким образом оставляя меня без малейшей надежды стать премьер-министром? Вот так ты хотела подорвать мой авторитет? — он вылил уксус в ночной горшок, затем кинул чашей в дверь. — Не бывать этому!

Пока Луиза продолжала глазеть на него, потрясенная внезапной вспышкой неистовства, он вздернул её ночную рубашку, готовясь собственноручно вынуть тампон.

Тогда она начала плакать.

— П-пожалуйста, Саймон, — рыдала она. — Я не… это не…

Она с трудом говорила сквозь печальные всхлипы, и они разрывали Саймона, заставляя проклинать себя за то, что расстроил её. Затем проклинать за то, что вообще обращает на них внимание.

Боже милостивый, он умилительно одурманен ею. Он опустил её ночную сорочку.

— Вынь его, — тихо произнёс он. — Немедленно!

Луиза кивнула, потом снова опёрлась ногой на табурет.

— Ты д-должен понять. Я-я не готова иметь детей, вот и всё. Мне лишь н-нужно некоторое время… подготовиться… к крови… и к докторам…

Саймона остановило то, как она произнесла «докторам», — таким тоном можно было бы говорить о змеях. Тем же тоном в спальне в доме Дрейкера она говорила, как доктора пускают женщинам кровь и ставят банки.

— Я-я не пыталась п-подорвать… — она продолжала всхлипывать, вытаскивая тампон. — Это действительно ничего не…

Луиза не могла окончить фразу из-за рыданий, и теперь он вспомнил и другое. Как даже после прибытия его доктора в тот день, пока они с Дрейкерам обсуждали брачный договор, она не позволила тому осмотреть её, как они не настаивали.

Потом были замечания, которые она сделала в школе — о том, как рожают заключенные… о крови. Но почему она была так…

Саймон вдруг вспомнил разговор с сестрой о принцессе Шарлотте и застонал. Пропади оно все пропадом.

Он схватил её дрожащую руку, когда она клала на стол тампон.

— Ты была там, да? — хрипло произнес он. — Ты присутствовала, когда принцесса умерла в родах.

Не в состоянии говорить из-за слёз, Луиза кивнула.

Всё дело было в страхе. Который он бы распознал, не будь таким тупицей.

Браня себя за горячность, он заключил её в объятия.

— Тш-ш, дорогая, — произнес Саймон возле её уха. — Всё хорошо. Тш-ш.

Подавляя рыдание, она обвила его руками, ища утешение у своего мучителя, и он всеми силами утешал её, бормоча успокаивающие слова, поглаживая ей спину.

— М-меня не пускали смотреть на роды, — задыхалась Луиза, его халат пропитывался её слезами. — Они выгнали почти… в-всех из её спальни.

Саймона поглаживал и успокаивал её, чувствуя себя деспотичным чудовищем.

Она силилась совладать со своими неудержимыми рыданиями.

— Но она была м-моей сестрой. Я любила её. И я-я спряталась у неё в г-гардеробной.

— О, дорогая, — нежно сказал он.

— Роды были очень тяжелыми, — прошептала она у его груди. — Она кричала часами…

Саймон мог лишь представить. Он слышал, что принцесса Шарлотта провела два с половиной изнурительных дня в родах.

— Но потом родился мёртвый ребёнок. Он был огромный, слишком большой для… и они не воспользовались щипцами и… — яростно заговорила Луиза. — Было слишком много крови, так много… не только после, но и до этого тоже.

Она обратила на него сквозивший гневом взгляд.

— К тому времени, как у неё начались роды, они уже пускали и пускали ей кровь, а ещё практически уморили её голодом. Чего же они ожидали, когда она начала рожать? Какая женщина смогла бы родить ребенка, если бы вынесла столько…

Она снова залилась слезами, и страх, переполнявший её, бередил ему душу. Саймон прошёл поцелуями по её волосам, виску, влажным щекам. Его горло саднило от ужаса, когда он представлял, каково это было для неё, оказаться свидетелем такого. Ей было только двадцать два — все еще слишком молода, чтобы позволять ей мучиться этим. Почти такого же возраста, как принцесса.

— Ты должна была мне рассказать, — прошептал он. — Жаль, что не поступила так.

Луиза продолжала стоять в его объятиях.

— И чтобы ты сделал? Сказал мне, что… мой страх пустячный. Что Регина… благополучно произвела на свет двоих детишек, — она сглотнула. — Я знаю, что роды не всегда так ужасны, как я навоображала себе. Но каждый раз, как я думаю о…

Когда от рыданий она не смогла договорить, Саймон прижал её голову к своей груди. Она, вероятно, была права. Расскажи она с самого начала, он, учитывая всё произошедшее между ними, предположил бы, что она отказывается иметь детей, чтобы насолить ему.

Теперь ему понятно было, отчего ей так не хотелось выходить замуж. Ясно, что это не являлось жаннодарковской решимостью быть старой девой-реформаторшей.

Луиза подняла к нему лицо.

— Я-я, правда, хочу твоего ребёнка. Наших детей. Я больше всего на свете хочу этого. Я смирюсь с этим. Я могу это сделать. Могу.

Она, натянутая как стрела, всё ещё стояла в его объятиях, и в глазах её ещё дрожали слезинки.

Проклятье, что ему делать? Если он пойдет на поводу её страха, сколько это продлиться? Ему следовало иметь наследника. А из неё бы вышла замечательная мать.

Если только, она сперва не умрет от страха в родах.

Саймон застонал. Как ему заниматься с ней любовью, зная, что неизбежное последствие этого наводит на неё такой ужас?

— Саймон, я уже в порядке. Если желаешь, можешь выкинуть тампоны. Я буду…

— Тш-ш, — прошептал он. Ему оставался единственный выбор. Проклиная себя за такую слабость и глупость, он потянулся и взял тампон. — Подними ногу, — сказал он.

Луиза непонимающе уставилась на него.

— Что?

— Мы кое-какое время будем поступать по-твоему. Пока ты не… почувствуешь, что можешь спокойнее думать о рождении мне детей.

— Ты не должен так поступать…

— Нет, должен, — решительно ответил он. — Я не хочу, чтобы моя жена тряслась в страхе, приходя ко мне в постель. А теперь подними ногу.

Когда она повиновалась, Саймон не до конца ввёл тампон, позволив ей самой завершить начатое.

Луиза подняла на него взгляд, и облегчение, отразившееся на её лице, пронзило его.

— Спасибо, — прошептала она.

Затем она поцеловала его, и Саймон, как никогда прежде, прильнул к её губам, пылко и отчаянно целуя её. Ему хотелось стереть всё, что обнаружилось теперь, забыть, что жена только что убедила его разрешить то, чего ни одни муж, в здравом уме, не позволил бы.