Ваша изумлённая родственница,

Шарлотта

Два дня спустя, Лондонские женщины закончили опрашивать своих вероятных кандидатов. Когда Луиза сидела вместе с Саймоном, миссис Харрис и Региной в его кабинете, она не могла не почувствовать облегчения, что с этим покончено.

Раджи вертелся по комнате, перескакивая с одной полки на другую, но никто из них не обращал на него внимания. Чего нельзя было сказать о кандидатах. Саймон намеренно оставил Раджи в кабинете для собеседования — одна из его маленьких уловок, направленная на то, чтобы мужчины потеряли контроль, и он в свою очередь смог вывести их на чистую воду.

К сожалению, честность, которой он добился от мистера Данкома, оказалась весьма неожиданной. Выходки Раджи побудили того делать унизительные высказывания в адрес индусов, которыми в свое время управлял Саймон. Очевидно, мистер Данком таким нарочитым неуважением предполагал снискать расположение Саймона. Как же он ошибся в своих представлениях.

— Ну? — спросил теперь её Саймон. — Что ты о нём думаешь?

Она вздохнула.

— Ясно, что о мистере Данкоме и речи быть не может. Думаю, мы все благополучно можем согласиться, что он был… ну…

— На редкость тупой? — любезно намекнул Саймон.

В то время как другие дамы изо всех сил старались скрыть улыбки, Луиза игриво взглянула на мужа.

— Я бы сказала, что он проявил себя, как — выражаясь языком мисс Креншоу — «осёл», но, полагаю, «тупой» ему довольно хорошо подходит.

Посмеиваясь, Саймон обернулся к остальным.

— Остальные согласны? — когда они закивали, он добавил: — Занчит, Данком выбывает, — Саймон откинулся на спинку кресла, но так и не посмотрел на неё. — И… э… какое у дам мнение о Годвине?

Луиза нахмурилась.

— Ты отлично знаешь, что мы о нём думаем, самодовольный ты дьявол. Мы не дурочки. Было крайне очевидно, что в жизни Годвин слишком горяч, даже на мой вкус. Филден был более уравновешен и убедителен в своих взглядах, безоговорочно.

— Хорошо, что ты это признала, — сказал Саймон, с намёком облегчения в голосе.

— Как же не признать, когда Годвин предлагает такую тактику, как насильственный захват власти в тюрьме, чтобы продемонстрировать нашу решительность в улучшении условий?

— То была интересная идея, — сказала миссис Харрис, храбро защищая своего друга.

— В итоге всех вас перестреляли бы, — Саймон посмотрел на жену. — И хотя я поддерживаю ваши цели, мне, по правде говоря, совсем ещё не хочется становиться вдовцом.

Луиза взглянула на него.

— Продолжай. Можешь теперь официально злорадствовать.

— Я не злорадствую, — сказал Саймон, хотя так и норовил улыбнуться. — Я только поздравил себя со здоровой сметкой, потому как женился на такой прозорливой и умной женщине. На той, которая настолько честна, что признаёт свои ошибки, даже если это её ранит.

— Если думаешь, что под шквалом комплиментов я стану милой… — она слегка улыбнулась ему. — Ты, вероятно, прав, самоуверенный ты дьявол.

— Итак, что теперь будет? — вмешалась миссис Харрис. — Я никогда не участвовала в политической кампании.

Саймон объяснил процесс, потом добавил:

— Надо будет удостовериться, что речи Филдена верно сфокусированы. И если мы упомянем его в прессе…

— Ты продолжаешь говорить «мы», — вставила Луиза. — Значит ли это, что ты нам поможешь?

Саймон обвёл взглядом их сквозящие надеждой лица, затем вздохнул.

— Да. Полагаю, так.

— Хорошо, — сказала она. — Так как он ясно дал понять, что просто сбежит, если мы оставим его без нашей с тобой поддержки, — и Луизе грело душу, что муж так поступит. В самом деле, его ответ просто поразил её.

Когда их политическая дискуссия превратилась в светскую беседу, она признала, что за последнее время Саймон часто её удивлял. Сперва было его потрясающе согласие насчет тампонов. Затем — искусное ведение интервью и поразительная готовность помогать им с кампанией. Как ей это понимать?

Это резко контрастировало с его более тёмной стороной, которую Луизе порой доводилось видеть, вроде того, как он оставлял их постель, чтобы часами пересматривать письма. Тревожила его навязчивая идея выяснить правду насчет мистера Ханта. Она начала думать, что это не просто способ искупить осознанную им ошибку, а нечто большее. Должно быть — стремление помешать деду, словно такой поступок ослабит боль в душе Саймона.

Луиза спрашивала Регину о графе Монтите, но та мало что рассказала. Граф, очевидно, только на Саймона и обращал внимание. Однако Регина упоминала, что дед Монтит и минуты не мог провести с Саймоном, чтобы не наставлять его — как вести себя, как стоять, как говорить.

Луиза посмотрела в сторону мужа, который с обычным непринужденным обаянием вёл беседу с дамами, и её пробила дрожь. В точности как Саймон вытачивал резные создания, граф выточил у Саймона уравновешенное поведение государственного деятеля.

Вот только как, хотелось бы ей знать. Делая ему замечания? Или пользуясь другими, более безрадостными методами? Саймон явно презирал его, значит, дед должно быть что-то ему сделал. По какой ещё причине Саймон иногда превращался в свирепое существо, которое она едва узнавала?

Как тогда, когда он взорвался в гневе в её гардеробной. Не то чтобы Луиза осуждала его за это; любой другой мужчина поступил бы точно также. Но то, как он позднее взял её, так яростно, так настойчиво, испугало Луизу.

И в то же время, она наслаждалась этой исступленностью. О Боже, когда Саймон занимался с ней любовью, Луиза становилась тем невероятно безнравственным существом, которое упивалось секретами любовных утех, которым он её учил.

Она старалась не думать, где он им обучился. Или почему, казалось, так и стремился жену извести её же желаниями, доводя до такого состояния, что она так страстно его хотела, что сказала бы или сделала всё, чтобы найти выход своим чувствам.

Единственным утешением было то, что с Саймоном Луиза могла творить то же самое. И часто так и делала, даже когда он проклинал её за это. Словно между ними бушевала молчаливая война страстей. Такова ли суть брака, этот яростный и непрерывный пожар? Она надеялась, что нет. Хотя в настоящий момент это было волнующим, Луиза опасалась, что впоследствии это станет утомляющим.

Особенно — если только появится ребенок. Она прикусила губу. В последнее время идея иметь ребенка всё больше привлекала её. Луиза продолжала пользоваться тампонами, но уже начала колебаться, когда их вводила. Лишь давняя картина о мучении сводной сестры не давала ей совсем отказаться от них.

— О, дорогая, погляди на время! — воскликнула миссис Харрис, вырывая Луизу из раздумий. — Нам надо идти! Мы с тобой должны сегодня встретиться в тюрьме с владельцем магазина игрушек, чтобы показать ему первую партию.

— Чёрт, я забыла, — Луиза вскочила на ноги, затем взглянула на часы. — Мы можем добраться туда за полчаса?

— Можете, если возьмёте моё ландо, — Саймон тоже встал. — Экипаж уже ждёт меня перед домом, чтобы отвезти на сессию. Я отправлюсь с вами до тюрьмы, кучер миссис Харрис может следовать своим темпом, и как только он прибудет, я продолжу путь один.

— Мы не хотим доставлять вам неудобство… — начала миссис Харрис.

— Никакого неудобства. Я могу позволить себе опоздать. Более того, я тоже участвую в вашем проекте. Я не прочь встретится с этим игрушечником, чтобы посмотреть на результат.

— Это нам непременно поможет, — сказала Луиза, одарив его благодарной улыбкой.

Превосходный экипаж Саймона позволил им добраться до тюрьмы в рекордное время. Более того, владельца игрушечного магазина настолько восхитили раскрашенные солдаты и причудливые дамы, которых ему показали — и его настолько впечатлила причастность Саймона — что он сказал, что будет продавать их столько, сколько они в состоянии сделать. Луиза едва сдерживала восторг.

В то время как миссис Харрис отправилась показывать владельцу, где работают женщины, Луиза шла с Саймоном к воротам. Она сунула руку в изгиб его руки.

— Не знаю, как выразить тебе насколько Лондонские женщины ценят твою помощь.

— Только Лондонские женщины? — сказал он с дразнящей улыбкой.

— Нет, конечно. И мне известно, что помощь нам отчасти расстроила твои планы, но…

— Подождите! — прокричал голос позади них.

Луиза обернулась и увидела медсестру из лазарета, которая бежала за ними.

— Хвала небесам, вы еще здесь, мисс Норт… ваша светлость, конечно.

— Что случилось?

— Вы помните миссис Микл?

— Да, конечно, — Луиза встретила Бетси Микл, когда ту вместе с мужем посадили в специально отведенную для должников тюремную камеру. Знатного происхождения и хорошо образованная, Бетси в юности сбилась с пути истинного и очутилась в борделе. С тех пор жизнь её была трудна, хотя Луиза думала, что дела пошли на лад, когда мистер Микл выплатил свои долги в прошлом году.

— Не говорите мне, что она вернулась, — сказала Луиза. — Разве не может её муж не влезать в долги?

— Боюсь, нет. Они поступили на этой неделе, она была уже почитай на сносях. Сегодня утором отправилась рожать, но теперь дела её плохи.

— О нет, — сказала Луиза, почувствовав слабость в желудке.

Медсестра печально покачала головой.

— Малыш неправильно лежит. С ней доктор и он считает, что может правильно повернуть ребенка, но женщина слишком взволнована, чтобы спокойно вести себя во время процедуры. Мы надеемся, может, вы поговорите с ней, успокоите её…

— Я? Как насчёт мужа?

— Он не в силах смотреть на страдания жены — им пришлось отослать беднягу. Но она всегда был к вам неравнодушна. Если б вы могли пойти и побыть с ней в лазарете, она бы успокоилась, и доктор сделал бы своё дело.

— Конечно, — произнесла Луиза, но мысль об этом вселила в её душу страх.

— Моя жена не может этого сделать, — сказал Саймон, положив на её руку свою. — Должен быть кто-то ещё, кто может пойти. Возможно, миссис Харрис?

— Нет, пойду я, — сказала Луиза. — Правда, Саймон, я хочу этого, — она храбро улыбнулась ему. — Мне это нужно.

Пора ей встретится со своим страхом. Годами она ухитрялась быть занятой где-то ещё, всякий раз, как нужна была помощь в лазарете. Годами она избегала докторов, даже оказываясь помогать Регине в госпитале в Челси. Но если бы она смогла оставить это позади…

— Более того, эта женщина — моя хорошая подруга. Невыносима сама мысль, что ей придётся самой, без чьей-либо заботы, пройти через такое.

Саймон вглядывался в лицо Луизы, глаза его были безумны.

— Тогда я иду с тобой.

— Нет, конечно. Меньше всего ей сейчас нужно, чтобы какой-то незнакомец заглядывал ей под юбки.

— Чёрт побери, Луиза…

— Со мной всё будет хорошо, обещаю, — она сжала его руку. — Не беспокойся. Просто отправляйся в Вестминстер на сессию.

— Я не ухожу, — решительно произнёс Саймон. — Я буду ждать тебя здесь.

Сердце Луизы слегка подскочило в груди.

— Это, вероятно, займет некоторое время, — предупредила она.

— Не важно.

На губах Луизы заиграла улыбка от его активных стараний защитить её.

— Спасибо, — она потянулась вверх, чтобы поцеловать Саймона. — Ты самый лучший муж, которого только может желать женщина.

Луиза поспешно ушла с медсестрой. По дороге обратно к тюрьме, медсестра обеспокоено взглянула на неё.

— Знаете, это первый ребенок миссис Микл.

— А внебрачных детей у неё не было, когда она работала в борделе?

— Не думаю, что она долго там работала. У неё сразу появился покровитель, а потом, когда выяснилось, что он — негодяй, ей очень повезло и она нашла мистера Микла.

— Ей повезло бы больше, будь он в состоянии оплачивать долги, — произнесла Луиза, когда они входили в лазарет, хотя супруг Бетси действительно был милым. — А теперь у них будет ребёнок, которого надо кормить.

По крайней мере, Луиза надеялась, что он у них будет. Когда они с медсестрой подошли к постели Бетси и увидели скрюченную позу женщины и её испещрённый потом лоб, Луиза была уже не такой уверенной.

Её первым порывом было бросить всё и бежать. Что всякий должен так страдать, было ужасно, но что Бетси, добрейшая душа в мире, должна такое терпеть было явно несправедливо. И как могла Луиза наблюдать…

Потом Бетси увидела её, и все малодушные мысли о побеге испарились, так как, несмотря на боль, лицо женщины светилось.

— Мисс Норт, — выдохнула Бетси, — я так рада, что вы здесь.

«Мисс Норт». Вероятно, не лучшее время, сообщать, что теперь она — герцогиня Фоксмур. Сев на стул возле постели Бетси, Луиза взяла женщину за руку.