Елена Рейн - Тонкая грань между нами

– Раздевайся и ужинать, – прошептала, прикусывая его губу, отмечая вкус кофе на губах.

Мужчина отпустил меня, закрыл дверь и, разувшись, страстно поцеловал, давая понять, как я ему важна.

– Подождет, я соскучился.

Через двадцать минут, которые потратили на нежность, а потом Толик успел принять душ, мы сидели в кухне, где ужинали, смеясь над рассказом, как его друг по работе весело отпраздновал свой день рождения, и проснулся в неизвестной деревеньке в постели с девушкой в доме ее родителей, потому как приехал свататься.

Вспомнив про деревню, я вздохнула и поднялась, чем перебила его. Мужчина замолчал и спросил:

– Наташ, что случилось?

Несколько секунд боялась смотреть на него, а потом повернулась и выпалила:

– Толь, я хочу съездить к бабушке в деревню.

Дорвонцев замолчал. Изменился в лице, посуровел, но не сказал ни слова. Сглотнула, считая, что нужно продолжать, и сделала шаг к нему, обхватывая ладонями спинку стула. Посмотрела в его горящие пронзительные глаза и проговорила:

– Я… на две недели. Надеюсь, ты не против? Понимаешь, я ее очень давно не видела, и она ждет меня. Очень. Мне нужно о многом ей рассказать. Я так соскучилась…

– Когда? – сухо поинтересовался он, медленно поднимаясь со стула.

– Завтра в пять часов с утра.

Мужчина замер, а потом понимающе усмехнулся и пробубнил:

– Даже так…

– Ты постоянно на работе, и я не решалась сказать, да и…

– Ты боишься меня? – удивленно спросил Дорвонцев, вглядываясь в мои глаза, желая знать ответ.

– Нет, я не боюсь. Просто в сложившейся ситуации, ты мог подумать, что я, получив твою помощь, решила уехать и забыть…

– Но это не так, правда? Или так? – резко уточнил он, прожигая своим взглядом.

– Нет. Но я хочу поехать, и сдерживала себя, чтобы не отправиться к ней сразу. Думала, что ты поймешь. Это единственный родной любимый человек, что у меня есть. Я хочу ее увидеть.

Мужчина отвернулся, о чем-то думая, а потом спросил:

– Понял. И когда тебя отвезти?

Растерялась и тут же проговорила:

– В пять нужно выезжать. Думала вызвать такси.

– Даже не хочешь, чтобы я тебя отвез? – буркнул он с издевкой, на что смутилась и честно проговорила:

– Хочу. Очень хочу.

Толик кивнул и, схватив сигареты с холодильника, направился в зал на балкон. Чувствовала себя ужасно. Мне казалось, что я совершила ошибку. Нужно было пригласить его, сказать раньше, ведь я действительно хочу, чтобы он был рядом и ничего не скрывать. А получилось… Но не могу я к бабушке приехать с любовником, а на серьезные отношения никто не претендовал.

Чувствуя, как меня всю сжимает от невыносимой тоски, непонятного раздражения на себя, ополоснула посуду, а потом, убрав фартук, только хотела выйти, как вдруг хлопнула входная дверь.

Стало не по себе…

Я словно разбитая кукла ходила по квартире, не зная, что думать. Толик забыл телефон на столике в зале. И что думать?

Через сорок минут Дорвонцев пришел и вежливо заявил, что завтра рано вставать, поэтому ложимся спать. В руке держал упаковку сигарет и десерт-мороженое с карамелью и миндалем. Сухо объяснил, что прогулялся до магазина.

Понимая, что мужчина не желает разговаривать, сходила в душ и расправила постель. Толик не шел. Мало того, в зале заработал телевизор. Не удержалась и пошла к нему, но он смотрел фильм «Троя» и никак не отреагировал.

На часах уже показывало двенадцать. Я злилась, прекрасно слыша, что телевизор уже не работал. Но Дорвонцев не пришел в спальню. Понимая, что я его не увижу две недели, плюнула на все и направилась к нему. В зале мужчины не было, поэтому побрела на балкон, чувствуя запах дыма от сигарет.

Оказавшись на балконе, задержалась на мгновение, отмечая мощное тело, высокий рост, широкие плечи. Мой мужчина вдавливал бычок в пепельницу, что смотрелось очень грозно. Подошла к нему и, протиснувшись между ним и окном, с нежностью провела по груди, отметив, как он напряжен. Встала на цыпочки и поцеловала, лаская его, шепча на ухо:

– Я соскучилась.

Мужчина секунду стоял, не двигаясь, а потом почувствовала его руки на своей талии. Он опустил ниже и сжал ягодицы.

– Соскучилась? По мне? – грубо уточнил Толик, прижимая к своему мощному телу, давая ощутить через брюки его возбужденную плоть.

Усмехнулась и сама подалась к нему, хватая за черные волосы, испытывая восторг от своих действий. Раньше бы удивилась, но сейчас нет.

Прикоснулась к его губам и прошептала:

– По тебе…

Дорвонцев сканировал взглядом, молчал, как будто сдерживал себя, а потом гневно выдал:

– А насколько я понял, ты хочешь уйти.

Прикусила его нижнюю губу и заверила:

– Не хочу, только съездить к бабушке… на две недели.

Чувствуя, как он поднимает тонкую ткань, собирая сильными руками, затаила дыхание. Мужчина мгновение вглядывался в мои глаза, гипнотизируя, и уже в следующую секунду атаковал мой рот, захватывая в сладостный плен, с яростью сжимая тело, как будто голодный, или это наш последний раз.

Его губы на шее, груди… Шелковая ткань полетела на пол. Толик на секунду оторвался от меня, любуясь, а потом сдавленно выдохнул, когда медленно стянула с себя тонкое кружево. Он взял пальцами за подбородок, приближая к себе, и резко пообещал:

– Не знаю, что надумала, но уйти не дам…

Мои руки добрались до его спортивных штанов, и я оттянула резинку, ладонью сжимая член, желая ощутить его в себе, хрипло выдыхая:

– Я и не планировала таких глупостей.

Мужчина усмехнулся и, с возмущением повторив: «Планировала она… наивная», поцеловал с дикой страстью, что я потерялась в сладостных ощущениях, сквозь сладостный туман ощущая, как меня поднимают и несут, не желая думать, зная, что будет еще лучше, чем сейчас…

Машина мчалась по кочкам, неровной дороге, а я как ребенок с затаенным дыханием смотрела на столь родные места, улочки, заборчики, с восторгом сравнивая с тем, что помнила. Мне не терпелось… Как никогда. Ждала долгожданную встречу с бабушкой, желая поскорее увидеть, вспомнить, когда родной человек тебя обнимает, целует, не нарадуясь твоему приезду, когда молчаливо будет сжимать в своих объятьях.

Стоило только остановиться у высокого забора, который скрывал небольшой дом, как я не сдержалась и издала непонятный звук радости. Расплатившись с водителем, непонимающим моей радости, ведь приехали в дыру, я открыла дверь и вышла на улицу, вдыхая полной грудью свежий чистый воздух. Казалось, меня всю наполняет необыкновенным счастьем, природной свежестью, наливая силой, энергией, счастьем.

Водитель, темноволосый мужчина примерно сорока лет, высокий с небольшим животом, что его не портило, а придавало некую солидность, всю дорогу интересующийся о жизни в столице, на что не могла ответить, так как нигде не была, тем более пребывала в предвкушении встречи, достал вещи и, пожелав удачи, отправился в обратную дорогу. Не смотрела вслед, с восхищением разглядывала родной кювет, где девчонкой траву выдирала, оставляя молодой спорыш, чтобы было красиво и ничего не торчало. А рядом простая скамейка, где сидели с подружками, хихикая о разных глупостях в перерывах между играми.

Сейчас я потерялась в эмоциях и была в ожидании, а ведь всю дорогу в поезде думала о том, как прощалась с Толиком, с какой жадностью мужчина прижимал к себе, не оставляя ни на секунду, не давая уснуть, шепча, что успею. Он больше не говорил о поездке, не просил поехать вместе, а мне так хотелось предложить… Но ведь у него работа, да и так спонтанно разве можно при его работе? Тут нужно время, а я не могла ждать. Не могла.

Взяв поудобнее ручку сумки на колесиках и пять пакетов с продуктами и подарками, ощущая себя Дедом Морозом, я только собралась идти вперед, не представляя, как все потащу, дверь открылась, и я увидела ее, свою любимую старую бабушку, которая была для меня всем, единственной оставшейся кровинкой из моей семьи.

Женщина впопыхах вытирала руки об фартук и, ойкнув, бросилась ко мне, кряхтя, что-то бубня, стараясь быстрее добежать.

Кинулась к ней, бросая все, чувствуя, как в груди сердце сжимается от счастья. Обняла ее и прошептала:

– Бабушка…

– Моя внученька, девочка моя. Приехала, красавица. Приехала, родненькая.

Евгения Родионовна целовала, обнимала, проводя мозолистыми руками по плечам, спине, выдыхая, охая, не веря, что я рядом с ней. Глаза ее горели счастьем, отчего не могла сдержаться и расплакалась, не в силах справиться с бушующими эмоциями.

– Ой, плачет… Все хорошо, Наташенька. Все хорошо, родненькая. Ты приехала, а значит, все хорошо… – успокаивала она, прижимая к себе и вновь отстраняя, чтобы полюбоваться.

От эмоций еще больше разревелась, именно в эту минуту понимая, что, если бы не Толик, не увидела ее… Сердце сжималось от боли, волнения, воспоминаний. Пыталась перебороть себя, но не могла… Так хотелось объяснить… рассказать, хотя бы часть, чтобы она знала, что не просто так я забыла, что не могла, боялась ее подставить. Но просто смотрела и молчала.

Через два часа мы сидели в маленькой кухне, где было все довольно скромно и мило: большая печь, рукомойник у входа, старенький диванчик с большой подушкой с левой стороны, чтобы в обед покемарить часок, у окна – стол и несколько табуреток, и у стены небольшое трюмо темного цвета. Все как в детстве. Пусть старенькое, но все чисто и свежо. Бабушка каждый год что-то по дому делала: пол, окна красила, раз в пять лет обои меняла. С душой ко всему подходила, поэтому находиться здесь было одно удовольствие. Отдыхала, наслаждаясь спокойствием, погружаясь в эту доброжелательную уютную атмосферу.

Лепила пельмени, а бабушка резала тесто и катала. Решили побаловать себя такой вкуснотой. Это не городские и не на фабрике, домашние. У них даже вкус другой. Самый замечательный. А потом… когда сварим, то можно с маслицем… со сметаной или макать в смесь бульона с чесноком, перцем и столовой ложкой уксуса. Никакой майонез и кетчуп не подойдет, потому как не сравнится, да и будет смотреться никчемно с таким блюдом. Дед у меня любил есть и участвовать в процессе, лепил огромные и не круглые, как обычно, а по-китайски, как он говорил. До десяти лет он жил там, а потом семья переехала в Россию, и уже восемь лет как нет его с нами. Но готовил он изумительно, пусть и редко. Так что пельмени – любимое блюдо нашей семьи.

За то время пока готовили, рассказала о том, где была, и что случилось, но так… как нужно… хотя видела по глазам старой женщины, что она все понимает.

– А где твой Анатолий? Почему одна? – проговорила она, сполоснув руки в рукомойнике, вытаскивая из маленькой кладовки в виде деревянной постройки в самой кухне, огромную кастрюлю, чтобы налить воду и поставить на огонь.

– Он работает… – с улыбкой ответила, удивляясь ее вопросам.

– Непорядок. Ты смотри не потеряй такого мужчину! Сразу видно, что относится к тебе хорошо, по сердцу ему пришлась, – заявила Евгения Родионовна, включая газ, чиркая спичкой, чтобы поджечь конфорку.

Улыбнулась, радуясь, что так говорит моя бабушка, а ведь обычно: «Подожди, все обойдется. Незачем спешить. Вижу, что шалопай непутевый. Появится еще твой принц…», а тут такие слова.

– Не потеряю… – прошептала, надеясь, что так и будет. – Главное, поговорить и решить, что будем… вместе.

– Обязательно будете! – буркнула она, взяв ковш, зачерпывая из ведра питьевой водой. Есть колодец во дворе, но с него только поливают огород и скотину поят, а вот с чистой водой была проблема, брали на колонке в определенные дни и часы. Поэтому только на готовку.

– Бабушка, ты не понимаешь, – проговорила я, отмечая, как она улыбается.

– Познакомишь, сразу скажу, твое или не твое.

– Хорошо, – весело посмеялась, бросая взгляд на стол и табурет с подносами пельменей, и спросила: – Тебе не кажется, что мы переборщили? Налепили столько, как будто будем еще десять человек откармливать.

Евгения Родионовна повернулась и, оглядев стол, отмечая наши старания, довольно кивнула и выдала:

– А вдруг гости?! У меня всегда приготовлены заготовки на этот случай. Голубцы, котлеты, тефтели – все, что можно в морозилку кинуть, ведь не буду же я месить тесто ради десяти штук. А в последнее время и блины с начинками стала замораживать. Когда хочется, кидаю на сковородку, а потом с удовольствием ем. Порой некогда стоять у плиты долго, использую их. А если кто забежит…

– Помимо бабы Поли кто-то заглядывает? – не удержалась я, зная, что моя бабушка сама в гости не ходит, но очень любит, когда к ней заглядывают. И так как все селяне знали, какая Евгения Родионовна неугомонная труженица, всегда в делах, то редко когда в гости захаживали, чтобы не мешать.