– Ноу, – улыбался Али.

– Йес, – свирепо повторял Вячеслав, постукивая себя по ладони бумажником. Цепкие глазки Али, не отрываясь, следили за портмоне из мягкой коричневой кожи.

Не дожидаясь окончания переговоров, Егор перешел вымощенную камнем площадку и направился к центральному входу в базилику.


Оставшись один на один с несговорчивым водителем, Славка обратил внимание на значок турецкой футбольной команды, приколотый к борту спортивной куртки, и довольно быстро установил с Али приятельские отношения.

– Любимая команда?

Али раздулся от гордости:

– В Турции эта команда у всех любимая.

– Молодцы ребята, как вы уделали чехов в 2008-м! – пошел на грубую лесть Славка.

За секунду до этого готовый бросить «русо туристо» в горах, Али размяк и махнул рукой:

– Иди к своему другу, я тебя подожду.

Он переставил свой седан ближе к проему в кладке, служившему входом, а Слава побежал догонять ушедшего вперед Егора.

Ветер неожиданно усилился.

Со стоянки было видно, как пригибает он пальмы на береговой линии, как вспенивает волны и гонит их на песок. Слух ловил зловещий свист в руинах.

Небо слилось с морем, казалось, еще чуть-чуть, и камня на камне не останется от груды камней, воображающих себя базиликой.

Подгоняемые очередным порывом ветра, друзья проскочили мимо статуи святителя и вбежали в притвор.

– Ну и погодка, – крикнул Славка, оглядываясь на Егора.

Впереди, между колоннами с капителями, просматривались три стрельчатых окна, остекленные витражами, и что-то наподобие миниатюрного амфитеатра с каменным сооружением в центре, по виду аналоем.

Из центрального вытянутого зала в обе стороны уходили сводчатые галереи.

– Черт! Никого нет! – зачем-то крикнул Егор, хотя это было очевидно.

– Неужели службу здесь не служат? – высказал недоумение Славка.

В то же мгновение гулкое эхо принесло отзвук шагов, из боковой галереи вынырнул пожилой священник в православном праздничном облачении. Кожа на лице у него была бледной и истонченной.

Увидев двух мужчин, он улыбнулся приятной, доброй улыбкой и что-то быстро спросил по-английски.

– Что он сказал?

Славка пожал плечами:

– По-моему, он сказал, что литургия уже окончилась.

Священник отступил внутрь сумрачного свода, жестом приглашая следовать за ним.

– Кам ин, – поняли безъязыкие посетители и попытались одновременно войти в арочный проем.

В эти доли секунд небо разверзлось и за спинами у Егора и Славика началось светопреставление.

Дождь не стал терять время, раскачиваться, набирать силу, разгоняться, а сразу встал сплошной стеной, отрезав троих мужчин от Али с седаном, от дороги и в целом от всего мира.

Громовые раскаты следовали один за другим, улыбка сошла с лица священника, теперь оно выглядело обеспокоенным.

– Кам ин, кам ин. – Он засеменил по проходу в левый придел.

– Это церковь Санта-Клауса? – пристроился за священником Славик.

– Ноэль Баба.

– Вот? – насторожился Славка.

– Санта-Клаус, Санта-Клаус, – успокоил его священник, не останавливаясь.

Зрачок свыкся с густым полумраком, и Славик показал оробевшему Егору в противоположной стороне придела на саркофаг белого мрамора с разрушенной передней перегородкой.

– Вон, кажется, гробница, – заговорщицки прошептал он, – ты знаешь, о чем просить святителя Николая?

– Да вроде знаю, – неуверенно пробормотал Егор, вспомнив о Таисии и о своем желании ее трудоустроить.

В сводах базилики свистел тот самый штиль, который гарантировал туроператор, и ливневый дождь забрасывал водяные потоки сквозь витражи. Рядом с саркофагом на мозаичный пол с чмоканьем падала капля.

Завывание ветра, сытое чмоканье срывающейся капли и молитвенный шепот точно заворожили Егора.

Сознание его странным образом раздвоилось. Тело стало легким, как бы со стороны он наблюдал за Славкой: шевеля губами, тот клал земные поклоны перед саркофагом.

В этот момент Егор с удивительной ясностью подумал: «Если выберусь отсюда живым, по-настоящему уверую».


Ленка пошла вразнос.

К «Мадам Клико» были заказаны устрицы (еще одна давняя тайная мечта выросшего на докторской колбасе совка), цена на которые привела Таисию в кататонический ступор.

После этого уже немыслимо было не отпить из фужера, тем более что Ленка сидела перед ней живехонькая, хоть и нетрезвая, да и охотники за их органами что-то не спешили себя обнаруживать.

«Мадам Клико» оказалась жуткой кислятиной.

– Слушай, Тась. Ты о чем просила этого святого? – вдруг проявила нездоровое любопытство Ленка.

Разочарованная в «Мадам Клико», Таисия отставила фужер и принялась за устрицы.

– О Егоре и Насте. – С милой гримаской на физиономии Таисия пожала плечами: о чем и о ком она еще может просить?

Они сидели на остекленной террасе. Окрашенное в красно-желтые цвета, солнце уходило за горизонт. Дождь прошел.

С видом смертницы Таська положила в рот тельце устрицы и прислушалась к вкусовым ощущениям – в еде она была консервативна.

– А я о Славке. Думаешь, почему я не перебираюсь к нему? Потому что он, во-первых, размазня. Ничего не доводит до конца. Если бы не Егор, никакого бизнеса бы у него не было. А во-вторых, у него диабет.

Устрица не глоталась, и Таська запила ее чертовым «Мадам Клико».

– Зато Славик хороший человек, – прочувствованно заметила она.

– А Егор что, плохой?

– Нет, не плохой. Тяжелый.

– Зато ты дома сидишь, семьей занимаешься. А я себе такого позволить не могу. Кстати, чего ты второго не рожаешь?

– Боюсь, – не подумав, ответила Таська.

– Чего боишься? – Ленка со вкусом отжала лимон на очередную устрицу и отправила ее в рот. – Развода?

– Что ты, нет, конечно, не развода. Если с ним что-нибудь случится – что я стану делать, да еще с выводком? Я ж ничего не умею.

Ленка не мигая уставилась на Таську. Она считала, что вот чего не умеет Таисия, так это беспокоиться о будущем. Все Егор по полочкам разложил, пронумеровал, осталось только следовать инструкциям.

Все ясно: инструкций на случай болезни или (тьфу-тьфу-тьфу) смерти Егор не оставил.

– А ты вообще когда-нибудь работала?

– Когда-то давно, после школы работала в регистратуре поликлиники.

– Ничего. Придумаешь что-нибудь, – пообещала со знанием дела Ленка. Тот, кто похоронил близких, ни из чего трагедии не делает.

Тут обе заметили, что к ним приближается агент Карпо с жалким, дрожащим лицом.

– Девушки, – зачастил он, подлетая к столику, – только что передали: в нашу сторону движется селевой поток. Надо уезжать. Уже есть жертвы.

– А русские среди пострадавших есть? – почему-то севшим голосом спросила Ленка. Ее вдруг обуял беспричинный страх, алкоголь мгновенно выветрился.

– Есть, есть, – закивал агент, – давайте рассчитывайтесь, надо ехать.


Агент Карпо бегал перед капотом и виртуозно, на чистом русском крыл русских, Россию, Москву, а также Ленку с Таисией с их неуемной тягой спасать соотечественников.

– Туда профессиональные спасатели направляются, – пытался урезонить он Ленку – той понадобилось несколько секунд, чтобы ключи от фургона перекочевали из ладони Карпо в ее надежные руки.

– Знаю я ваших спасателей. Пока они туда доедут, рак на горе свистнет, – выкрикивала Ленка, пытаясь стронуть машину с места. – Твою мать! Ваши спасатели – это один сплошной маалеж и иншааллах.

Оба слова были почерпнуты из Славкиного лексического запаса. Первое – маалеж – в переводе с арабского означало «так вышло», а второе – иншааллах – Морозан переводил витиевато: «То, о чем вы меня просите, к сожалению, неосуществимо, если только не вмешается аллах».

Забившаяся на заднее сиденье, Таська побелевшими пальцами держалась за переднее сиденье, вздрагивала, быстро-быстро моргала и морщилась от каждого Ленкиного вопля.

– Выходи из машины, – взревел Али, убедившись, что мирные переговоры ни к чему не приведут, – я полицию вызову!

– Вызывай, – процедила Ленка, – пока она приедет, я уже буду на месте.

Машина фыркала, кашляла, как чахоточный больной, и дергалась, но не ехала.

– Ты не можешь! – Карпо держался за приспущенное стекло мертвой хваткой.

– Еще как могу. У меня форс-мажорные обстоятельства.

– Это угон!

– Отойди или садись в машину, шкура, – повысила голос Ленка, – я тебя сейчас перееду, чтоб не действовал на нервы. Я пятерик мотала в колонии строгого режима, переехать человека для меня – раз плюнуть!

Со смуглого кавказского лица сошли краски, оно стало землистого цвета. Пальцы разжались и выпустили стекло. Плохо понимающая, что происходит, Таисия открыла дверцу, агент кулем ввалился в машину и простонал:

– Сними с ручного тормоза, овца.

– За овцу ответишь, – хладнокровно пообещала Ленка, дернула рычаг, и машина сорвалась с места.

Какое-то время Ленка петляла по трассе, но быстро выровняла ход и поддала газу.


Через несколько километров пришлось тормозить.

От визга тормозов Таська зажмурилась до кругов перед глазами и не видела, как Ленка выскочила из фургона и тут же увязла в холодной грязи по щиколотку.

Дорогу перекрывали несколько валунов и мощное дерево с вывернутыми корнями, по виду реликтовый платан.

Крона свисала над обрывом к морю, в ее нижних ветвях запуталась покореженная машина кремового цвета.

Скользя и спотыкаясь, проваливаясь в густом иле, смешанном с камнями, лавируя и несколько раз едва не свалившись, Ленка побежала к дереву.

Помогая себе крепкими непечатными словами, перелезла через ствол, рассмотрела смятую машину и на последних метрах сбавила шаг.

Машиной оказался перевернутый и сплющенный седан, левое переднее крыло которого висело над обрывом. Буквально размазанный по стволу отшлифованного селем платана, он чудом не улетел в пропасть.

Окна в машине были выбиты, и Ленкины глаза приклеились к пассажирам на заднем сиденье.

Изуродованный задний бампер смял салон, и со стороны казалось, что двое мужчин подвинулись, уступая ему место.

Запрещая себе разглядывать пострадавших, Ленка волевым усилием отвела глаза.

«Им, должно быть, очень тесно», – вскользь подумала она и сосредоточилась на этой мысли, избегая главного – серой куртки из грубой джинсы.

Куртка казалась знакомой до озноба, гипнотизировала и переводила пострадавших в разряд конкретных жертв.

Чушь! Такие куртки носит каждый второй мужчина, независимо от национальности, страны проживания, вероисповедания и возраста, – заставила себя поверить Ленка.

Она еще не узнала их, она только предчувствовала узнавание.

Кровь отлила от головы, но никуда не прилила и вообще куда-то делась, потому что руки и ноги вдруг стали ледяными. Сердце остановилось.

Лена непроизвольно охнула.

– Кто там? – услышала она дрожащий голос Таисии – та вышла из фургона агента и как сомнамбула брела за подругой.

Брезгливо морщась и хромая, Карпо осторожно двигался за Таисией.

– Не ходи сюда, – гаркнула Ленка, выходя из оцепенения, – Карпо, черт тебя подери, задержи ее! Ей сюда нельзя!

Ничего не изменилось: продолжая традицию, Елена отвечала за Таську, как отвечал за нее каждый, в чью орбиту она попадала.

– Леночка? – позвала Тася слабым голосом. – Там Егорка со Славиком? Да? Как они здесь оказались? Они же в баню ушли…

– Не знаю, – рявкнула Ленка, – стой, где стоишь. – Сознание противилось горю, в голове звенело от пустоты, воздуха не хватало.

Чавкая кроссовками в бурой жиже, одной рукой Лена взялась за сук дерева, другой рукой пыталась открыть хоть какую-нибудь дверь седана – их заклинило.

– У тебя есть инструменты? – хрипло спросила Ленка, не глядя на Карпо.

Тот не ответил, и Ленка вывернула шею и краем зрения успела заметить, как Таисия медленно осела и повалилась на несчастного агента.

Изрыгнув что-то непереводимое, Карпо подхватил Тасю под мышки и покрутил головой, высматривая, куда ее можно прислонить.

– Тащи ее в фургон, – распорядилась Ленка, пресекая попытку устроить Таисию на ближайшем камне.

Руки у Ленки были в крови, но боли она не чувствовала. Она вообще ничего не испытывала, кроме единственного, всепоглощающего желания вытащить мужиков из яичной скорлупы, в которую превратился седан. Главное – не позволить железу рухнуть в пропасть.

Конечно, они живы. Они не могут погибнуть. В голову лезла какая-то чушь: у Славки же сахарный диабет – уж он-то точно не может погибнуть в катастрофе.

Осторожно, стараясь не раскачать машину, по второму разу попробовала замки – ничего не получалось, двери не поддавались.

– Карпо!

– Что? – издалека отозвался он.

– Здесь нужны инструменты!

– Сейчас, сейчас, – лопотал Карпо, подчиняясь. Адреналин из Ленки так и пер, и не подчиниться ей было невозможно.