– Нет, Люсь! Зря ты все на китайцев валишь. Со мной-то все понятно, я ходячий нестандарт метр восемьдесят. Такого ни китаезы, ни кутюры посреди простого народа предположить не могут. А вот с тобой незадача приключилась не природная, а рукотворная. Каким кутюрам заморским в голову придет, что дамочка твоего роста себе такую грудь огромную пришпандорит? Придется тебе теперь только на заказ шмотки шить.

– Ни фига! Предлагаю завтра сесть в авто и сгонять к финским товарищам. Они русский не только природный, но и рукотворный размер прекрасно понимают, так как вся ихняя экономика от этого размера сейчас зависит. Прямо у границы лабазов понастроили, чтобы мы с тобой смогли туда-сюда засветло обернуться.

– Идея богатая, а ты уверена, что у финнов вечерние платья в ассортименте предлагаются? Мне всегда казалось, что у них только свитера с оленями и лыжные костюмы производятся.

– Свитера с оленями они производят для внутреннего потребления, а для наших дамочек шьют парадную вечернюю амуницию. В конце концов, хоть свитера закупим. Ты своему Тимонину что на Новый год дарить собираешься?

– Точно! Я им с Федькой одинаковые свитера куплю!

И действительно, в соседней Финляндии, прямо в приграничном городке им удалось купить все, что нужно. И платья с голой спиной и свитера с оленями в подарок своим мужчинам. Даже Федорову свитер купили. А Люська еще долго держала в руках большой свитер, подходящий Гвоздеву по размеру. Его совершенно не хотелось выпускать из рук.

– Купи, не раздумывай! Пусть будет. Вдруг он почувствует и вернется! – Панкратьева прямо прочитала Люськины мысли.

– А и куплю! – Люська потащила свитер к кассе, и всю дорогу до дома ее не покидало радостное настроение. Как будто полдела сделано, и Гвоздев уже мчится к ней, вот-вот на пороге нарисуется.

Как ни странно, Гвоздев не нарисовался, а вот накануне праздничного мероприятия зимний котел отеля Альбатрос дал дуба. Отель перевели на летний маленький котел, мощности которого с трудом хватало на обеспечение горячего водоснабжения. Отопление Альбатроса было практически никаким. На ремонт котла срочно была брошена бригада ремонтников, которым были обещаны колоссальные сверхурочные. В довершение ко всем бедам погода подкинула руководству Альбатроса свой сюрприз в виде небывало сильных морозов. Столбик термометра неуклонно падал, и по ночам заморозки доходили до минус сорока градусов. На Федорова было страшно смотреть. Номерной фонд был распродан весь. В Новогоднюю ночь отелю грозила стопроцентная загрузка, что само по себе в отельном бизнесе считается обстоятельством форс-мажорным. По номерам не отремонтированной старой части распределили электронагреватели, в результате чего вылетели пробки. В новых номерах несмотря на стеклопакеты температура держалась в районе 14 градусов. Наконец, прямо перед основным новогодним заездом котел удалось запустить. Сильно его не грузили, пытаясь параллельно задействовать летний котел. В отеле слегка потеплело, но не настолько, чтобы можно было считать проблему решенной. Дежурный электрик сидел перед щитом и периодически заменял сгоревшие предохранители на новые. Предохранителей закупили много, и Федоров надеялся, что до утра их хватит.

Люська с ужасом смотрела на свое вечернее платье. Влезать в него в зябком номере совершенно не хотелось. В ресторане, рядом с витринными окнами температура была еще ниже. Наконец, Люська сделала над собой усилие и влезла в свое роскошное платье. Голые руки тотчас покрылись мурашками. Ванька нарядился в обтягивающую рубашку и джинсы. Глядя на него, Люська вспомнила молодость и подумала, что ничего не меняется и мода, действительно, идет по кругу. Хорошо, что на Новый год они придумали подарить мужикам свитера. Оставалось надеяться, что до торжественного момента вручения подарков Ванька простудиться не успеет.

Когда они спустились в ресторан, женская часть публики завистливо поглядывала на Панкратьеву, которая в своем оголенном со всех сторон платье куталась в меховой палантин. Хитра Анька, ничего не скажешь. Жена Андрея Федорова Марина, как и Панкратьева, проявила смекалку. На ней было роскошное черное вязаное шерстяное платье. Мужики были в костюмах. За них можно было не беспокоиться, у них галстуки всегда кучу функций выполняют. И как слюнявчики, и как шарфики. Федька, как и Иван, был в одной тонкой белой рубашке, по нижнему полю которой струились нежные цветы.

– Люсь, помнишь, когда мы в школе еще учились, мужики носили гипюровые рубахи в обтяжку? А сейчас, вот, с цветуями, – сказала Панкратьева, нежно погладив Федьку по голове.

– Ничего, – заметил ее супруг Тимонин. – Главное что у бойца внутри, под гипюром.

– А что под гипюром у бойца? – поинтересовалась Люська.

– Под гипюром у настоящего бойца должна быть теплая кальсонная рубаха и храброе сердце! – пояснил Тимонин. При этих его словах Люська сразу вспомнила их Новый год у теплого океана. Казалось, это было только вчера. Сердце при воспоминании о Гвоздеве нестерпимо заныло.

– Нюр! А давай уже бойцам нашим подарки отдадим, пока они под гипюром своим не околели. Я так подозреваю, что теплые кальсонные рубахи никто из них не надел, – предложила Люська.

– А что за подарки? Небось, штаны с начесом, – предположил Федька. В голосе его сквозил скепсис. Конечно, ведь мамаша-то в современной моде вряд ли чего понимает и может ребенку только глупость какую-нибудь подарить.

– Свитера с оленями! Я видел, – радостно сообщил Ванька.

Федька переменился в лице.

– Вы б еще со снежинками купили! – надув губы, сказал он.

– Вань! Ты опять по моей сумке лазил? – Люська готова была отвесить детенышу хорошего пенделя.

– Конечно! Мне ж интересно, чего ты мне подаришь. Федька, ты зря, свитера классные, я почти такой в журнале видел.

Люська с Панкратьевой зашелестели пакетами.

– Давайте надевайте, все! И ты, Андрей Иванович, не стесняйся! – Панкратьева строго посмотрела на Тимонина и Федорова. Те нехотя сняли пиджаки.

Однако рассмотрев подарки, все посветлели лицами. Свитера были жутко модные, длинные, в обтяжку, черные, из нежнейшего кашемира и только внизу сбоку маленькой серебряной строчкой сквозь снег бежали олени.

– Ой, девчонки! Мне даже неудобно, – Марина погладила кашемировое плечо супруга. – Андрюш! Ты помолодел даже.

Действительно, свитер Федорову очень шел. Серебряные олени сочетались с его серебристой сединой и стальными очками.

Ванька чмокнул Люську в щеку.

– Спасибо, ма! Мы теперь с Федькой оба, как большие. Давайте уже поедим, Новый год встретим, да мы на дискотеку пойдем.

Федька закатил глаза. Он явно считал себя по сравнению с Иваном совсем взрослым.

– Боец Иван! Какая дискотека? – удивился Тимонин. – А подарки прекрасным дамам?

– Ой! – Иван жалостно поглядел на Люську.

– Неплатежеспособные бойцы должны всем своим видом показывать, как они любят и уважают свою мать, а также обещать ей свое примерное поведение и хорошую учебу.

– Обещаю! – обрадовался Иван. – Федька, давай обещай скорей!

– А я уже боец платежеспособный. – Федька нырнул куда-то под стол и вытащил пакет, который вручил Панкратьевой. Та осторожно развернула и радостно пискнула.

– Ой! Это же то, что нужно. Я все думала, какую бы картину у нас на кухне повесить.

– А что это? – поинтересовалась Люська, разглядывая творение Федора. Картина ей очень понравилась, только было непонятно, что на ней изображено. Люська никогда не была сильна в абстракциях.

– Это яичный желток в полете! – важно объяснил Федька. – Я его сам сфотографировал, а потом специально обработал, чтоб получилась картина на холсте.

– Ни фига себе! – удивился Федоров. – Федь, а подкидывал ты его тоже сам?

– Не, мне девушка помогала. Мы тогда всю кухню умазали. Мыть пришлось.

– Подозреваю, что кухню тоже девушка мыла! – Панкратьева радостно поцеловала сына. – Спасибо тебе, мой птенчик.

– Боец Федор проявляет недюжинный талант, как и его мать! – резюмировал Тимонин.

– Ма! Ты не волнуйся, я тоже талант проявлю, вот только школу закончу, – заверил Люську Иван. Люська засмеялась и чмокнула сына в щеку.

– Ни минуты не сомневаюсь!

– А теперь другие платежеспособные бойцы поздравят с праздником наших замечательных женщин! – скомандовал Тимонин и они с Федоровым вскочили с мест, отбили чечетку и выложили из карманов брюк три одинаковые бархатные коробочки. Вся публика в ресторане оторвалась от своих тарелок и с интересом наблюдала за происходящим. Из кухни даже показался Степан Васильевич. Конечно, не каждый день директор в ресторане бьет чечетку, да еще так профессионально.

Люська представила, как здорово было бы, если бы с ними чечетку отбивал и Гвоздев. Она тяжело вздохнула и открыла бархатную коробку. Там лежал золотой браслет с подвесками из разных ключиков, шариков и кубиков. Люська давно о таком мечтала. Ничего себе ребята потратились. А она ведь им совершенно посторонний человек. Люська заплакала.

– Люсь! Ты чего? – встревожилась Панкратьева.

– Птичку жалко!

– Ма! Какую такую птичку? – удивился Иван, оглядываясь.

– Это мама шутит, – пояснила Панкратьева.

Люська промокнула глаза салфеткой и улыбнулась.

– Это я, сынок, от радости расплакалась. Давно такой браслетик хотела.

– Ну, ты даешь! От радости не плачут, а смеются, – Ванька, похоже, честно попытался разъяснить матери, в чем ее ошибка.

– Спасибо вам, ребята, огромное, – Люська надела браслет и зазвенела подвесками. Марина и Панкратьева сделали то же самое.

– Ну, вот, наши прекрасные дамы стали еще прекраснее, да еще и звенят при движении. Теперь точно не затеряются, – отметил Тимонин.

– Да! Очень практично, – согласился с ним Федоров.

Подарки отметили шампанским, и в этот момент у Федорова зазвонил телефон.

– Выключил бы ты его уже, небось, наш вампир Петюнечка Сергеев у себя в Бразилии голодный проснулся и решил, что пора директорской крови хлебануть, – Люська вздохнула и поежилась. От воспоминаний о противной роже Сергеева ей сделалось еще холодней.

Однако оказалось, что звонил совсем не Сергеев, а бригадир дежурной ремонтной бригады. Котел опять накрылся медным тазом. Федоров подхватился и убежал. Марина посмотрела на Люську несчастными глазами.

– Люся! Будь проклят тот день, когда я согласилась, чтобы Андрюша шел сюда работать.

– Мариш! Безусловно, мы с этим делом попали, причем оба. Я бы давно ушла, но Андрюшку не брошу.

– По-моему, вы зря все драматизируете, – заметила Панкратьева. – Ну, да, неприятно, но это же форс-мажор. В городе все то же самое твориться, везде трубы рвутся. Погода же аномальная. Слава богу, обморожение никому тут пока еще не грозит.

При этих словах Панкратьева еще больше закуталась в свой палантин.

– А-а-а! Какого хрена я тут политес соблюдаю! Действительно, форс-мажор. Я сейчас быстро в номер сбегаю, утеплюсь. До Нового года как раз успею. Как кстати, что у меня еще один подарок невостребованным оказался, – с этими словами Люська встала из-за стола и кинулась к дверям.

В номере, казалось, стало еще холодней. Она быстро распаковала свитер, купленный Гвоздеву, и надела его прямо на вечернее платье. Рукава пришлось закатать, но в целом все выглядело очень даже миленько. Свитер доходил Люське до колен и полностью скрывал ее дорогущее платье. Она оглядела себя в зеркале и осталась довольна. Свитер ей шел. Когда она вернулась в ресторан, Федоров уже сидел за столом и с отрешенным видом поглощал салат с грибами.

– Ну, что? – поинтересовалась Люська.

– ПЦ! – ответил Федоров.

– Андрюш! Не переживай, хуже уже не будет, давай веселиться. Там артисты приехали, в отделе продаж коньяком греются. Им там целый фуршет устроили. Хорошо, что мы у них в районе первые! Представляю, какие они будут, когда до Зеленогорска доберутся.

В это время в ресторане появились клоуны, известный телеведущий и очень хороший певец, знаменитый в Ленинграде во времена Люськиной молодости, когда никто даже не знал, что такое «фанера» и как под нее можно петь. Сейчас таких хороших певцов уже не делали. Свое выступление артисты должны были повторить в трех ресторанах Альбатроса, чередуясь с девушками кордебалета и Дедом Морозом со Снегурочкой. Потом вся бригада следовала дальше в другие отели Приморского шоссе.

После торжественной встречи Нового года народ разогрелся танцами и почти перестал замечать собачий холод, царящий в отеле. Конечно, недовольные все-таки были, и Федорова периодически дергали на рецепцию гасить очередной скандал или чью-то истерику.

Петр Сергеев до Андрея все-таки дозвонился и визжал чего-то там обидное из Бразилии. Это обидное, как нельзя хорошо, отражалось на лице директора Альбатроса. Когда Сергеев иссяк, Андрей спокойным голосом сказал, что тоже его любит и поздравляет с Новым годом, потом он повесил трубку и сказал:

– Похоже, Люся, пора нам с тобой все-таки увольняться.