Май

– Не могу больше ждать! – жаловалась Салли. – Я просто не в состоянии. Не знаю, что Лена там делает, но, если честно, меня это уже выводит из себя. Предполагалось, что она появится на свет к первому мая, – что же происходит?

– Ну, не знаю, – сказала я. – Здесь я ничем не могу тебе помочь. Просто надо ждать, как распорядится госпожа Природа.

Но я сочувствовала Салли. Какое расстройство! И главное, даже некому пожаловаться. Я имею в виду, что, если поезда опаздывают, вы можете позвонить в соответствующую службу или написать жалобу на станции и, если вам повезет, получить какую-нибудь компенсацию в виде бесплатного билета на ночной поезд до Крю. Но если запаздывает ребенок, то вы просто ждете.

– Две недели сверх срока – это многовато, – согласилась я. – Возможно, нам придется оштрафовать малышку.

– Она не библиотечная книга, Тиффани, – сказала Салли, повязывая фартук. – Это же ребенок. – Затем она надела желтые резиновые перчатки и вытащила из-под раковины красное ведро.

– Салли, что ты собираешься делать?

– Сделаю небольшую уборку, раз уж приходится ждать. Здесь такая грязь.

Ну уж нет, ничего подобного. Никакой грязи. Уборщица приходит к Салли дважды в неделю, так что в квартире всегда чисто, каждый дюйм блестит чистотой, нет и следа пыли.

– Салли, давай я вымою! – вмешалась я, когда она принялась тереть шваброй пол. – Тебе нельзя перенапрягаться…

Я остановилась, чтобы не добавить: «…в твоем положении». Мне не хотелось, чтобы мои слова звучали так же угнетающе, как слова Пат.

– Я в порядке, – сказала она раздраженно, водя желтой губкой туда-сюда по мраморному полу. – Но я не понимаю, что ее задерживает! – добавила она сердито, опуская рычаг, чтобы выжать губку. – К тому времени, когда она родится, ей нужно будет уже ходить.

– Ну, ожидаемая дата родов всегда очень приблизительна, – напомнила я.

– Да, но только потому, что многие женщины не знают дату зачатия, – возразила она. – Но я-то знаю. Я знаю это совершенно точно. Потому что это произошло только один раз. – Она остановилась, выпрямилась и положила руку на поясницу. – Это было первого августа, в пятницу, в «Лейк-Пэлэс» в Удайпуре, в Раджастане. Хочешь, скажу время?

– Хм, нет, спасибо, – сказала я.

Все-таки это счастливый случай. Все равно что выиграть в лотерею, купив один-единственный билет. Вы спите один раз с кем-то, кого вы почти не знаете, и вдруг – выигрыш! Ребенок.

– А что, она действительно сильно запаздывает? – спросила я.

– Вообще-то нет, – призналась Салли устало. – Просто это не слишком весело – быть беременной девять с половиной месяцев. Она все время толкается у меня в животе – там словно «Лихорадка субботнего вечера».[119] Я не рискую выходить на улицу: боюсь, что отойдут воды, – продолжала она, – и у меня жуткий запор – кишечник так сдавлен, что фекалии вот-вот полезут через уши. Господи, я могла бы съесть кусок угля! – добавила она с голодным блеском в глазах.

– Почему бы тебе не поторопить ее? – спросила я.

Салли посмотрела на меня так, будто я сказала: «Почему бы тебе ее не удочерить?»

– Ничто не заставит меня ее торопить, – сказала она многозначительно, снова принимаясь за мытье полов. – Потому что это будет означать роды в больнице, а я хочу родить ее естественно, в домашней обстановке. Но мне так хочется, чтобы она поспешила, – добавила она с раздражением.

Подойдя к буфету, она порылась там, затем с торжеством вытащила старую зубную щетку.

– Салли, что ты сейчас-то намерена делать? – спросила я слабым голосом.

Она опустилась на колени и набросилась, орудуя щеточкой, на плинтус.

– Терпеть не могу, когда в углах пыль, – пояснила она, вычищая воображаемые пылинки яростными, резкими движениями. – Я не хочу, чтобы Леони подверглась воздействию микробов и аллергенов. Послушай, Тифф, спасибо за то, что приехала, но ты вполне можешь заняться чем-нибудь другим. Ведь тебе, должно быть, довольно обременительно…

– О нет, нет, нет, – возразила я. – Хотя ладно, я поеду в клуб и посмотрю теннис, – сказала я, благодарная за возможность уйти. – Там финал мужского турнира, и мне бы хотелось на это взглянуть. Но у меня с собой мобильник, – добавила я, – так что при первых же схватках сразу звони, и я приеду.

– Ладно, – сказала она весело, начищая сверкающий белизной подоконник. – Я позвоню, как только ты понадобишься. Иди развлекайся.

Я прошла к Фулхем-Бродвей и спустилась в метро. Через двадцать пять минут я буду в клубе. Мне так хотелось увидеть матч. В нем участвовал белобрысый Алан, что было удивительно, потому что он никогда раньше не доходил до третьего тура. Однако в последнее время он играл как дьявол. Хотя у него все равно мало шансов обыграть Эда Брукса, думала я, пересаживаясь на Северную линию на «Набережной»; Эд, который завоевывает титул чемпиона последние четыре года, изничтожит его. Но на это интересно будет посмотреть. Проходя через ворота, я услышала звуки сильных ударов мяча о ракетки и взрывы аплодисментов. На дальнем травяном корте человек пятьдесят сидели на деревянных скамьях. Все они увлеченно следили за матчем, головы поворачивались туда-сюда с каждым ударом. Подойдя ближе, я заметила в середине первого ряда свободное место. Шел второй сет. Эд, должно быть, разгромил Алана в первом сете, подумала я, садясь на скамью. Затем взглянула на табло. Эд действительно выиграл первый сет, но не со счетом шесть-ноль или шесть-два, как я ожидала, а всего лишь со счетом семь-пять. Алан явно не собирался сдаваться. Сейчас он подавал, имея три гейма в выигрыше и четыре проигранных. Он высоко подбросил мяч левой рукой, одновременно заводя ракетку за спину, и затем – бах!

– Пятнадцать-ноль, – произнес судья спокойно. Какой удар! Эд не успел даже глазом моргнуть, не то что принять. Затем Алан перешел на другую сторону площадки и снова подал мяч, послав его далеко в правый угол. Эд отбил его прямо в сетку.

– Тридцать-ноль.

Господи, Алан выглядел таким решительным. Я взглянула на Джулию: она явно нервничала, но глаза у нее сияли, когда Алан выиграл на своей подаче со счетом сорок-пятнадцать. Затем – бах! – и он вернул Эду мяч, отбив его отличным ударом справа.

– Гейм, Хеншер, – объявил судья. – Всего четыре гейма. Брукс подает.

Во время подачи Эда произошло то же самое, только наоборот. Алан пару раз хорошо отбил, но затем послал мяч слишком высоко, давая Эду возможность подбежать к сетке и ударить с лёта. Алан, ну что же ты, отбей! – поймала я себя на мысли. И удивилась, что желаю ему победы. Не потому, что он проигрывает, а потому, что чувствовала себя виноватой за то, что отвергала его раньше. Но, кажется, ему на это наплевать, подумала я, снова посмотрев на Джулию. Она была хорошенькой и так и сияла, хлопая в ладоши с фанатичным пылом каждый раз, когда он бил по мячу. И ее мольбы, кажется, действовали: Алан играл великолепно.

– Гейм, Хеншер, – объявил судья. – Хеншер впереди, пять-четыре.

У Алана сейчас было преимущество. Он подавал в этом сете. На подаче он выиграл первые два очка, но Эд сравнял счет несколькими коварнопосланными высокими мячами: в то время как Алан подбегал к сетке, мяч высоко взвивался над его головой, а потом приземлялся почти у самой задней линии и отскакивал с корта. Эд посылал мяч великолепно. Почти спорно – на линию. Алан играл сильно, но ему не хватало стратегического мышления, которым обладал его противник. Возможности победить в такой ситуации не было: теннис скорее игра ума, чем мускулов.

– Равный счет, – объявил судья.

Алан тяжело дышал, часто вытирая лоб белым платком. Он ловил взгляд Джулии, и она ободряюще ему улыбалась. Теперь он снова подавал, на этот раз сделав сверхкрученую подачу и послав мяч под сумасшедшим углом. И следующий он подал так же. Такой мяч совершенно невозможно принять. Изменять подачу в середине матча было очень рискованно, но, кажется, это сработало.

– Ведет Хеншер.

Эд выглядел раздраженным. Господи, надеюсь, он не собирается поступать, как Мак-Энроу,[120] подумала я, когда он ударил ракеткой по траве.

– Неправильное использование ракетки. Предупреждение, – объявил судья.

Алан спокойно ждал, возможно благодарный за передышку, и затем снова подал мяч. Бах! На этот раз Эд принял и вернул мяч; Алан послал его низко и сильно над сеткой, Эд отбил вверх, но в это время Алан уже был наготове. Казалось, он отобьет мяч вверх слева, когда тот летел к нему сверху, но он ударил с лёта и мощно послал его через корт.

– Гейм и второй сет Хеншера. Шесть-четыре. Сет закончен.

Господи, какой горячий матч, подумала я, когда мы благодарно хлопали игрокам. Оба они отошли к боковой линии корта, чтобы выпить воды и передохнуть. Все было совсем как на Уимблдоне – без длительных перерывов между сетами. Эд выглядел смущенным, в то время как Алан держался спокойно, но напряженно. Матч был трехсетовый, а не пятисетовый, так что последний сет решал все.

– Время, – сказал судья, давая последние наставления мальчикам на подборе мячей.

Эд подавал и легко выиграл первый гейм, хотя Алан принимал подачи, сильно отбивая мяч, что вызывало крики удивления в толпе зрителей. Временами казалось, что мяч, как пуля, отскакивает рикошетом от ракеток обоих игроков. Это была прекрасная игра: хотя удары были очень короткими, мяч стремительно летал над травой, проносясь с почти слышимым «у-о-о-ш!». И теперь в течение почти пятидесяти минут они шли на одном уровне, все пять геймов, и Эд снова подавал. Публика замерла в ожидании. Все мы замерли, когда он высоко подбросил мяч и послал его – бах! – прямо на трамвайные рельсы. Явно раздраженный, он вновь подбросил мяч – и произошло то же самое. Он потерял обе подачи. Он устал, хотя был на десять лет моложе Алана. Но Алан упорно ему противостоял.

– Ноль-пятнадцать.

Эд снова подал с хрипящим выдохом, на этот раз Алану под удар слева. Но Алан прекрасно принял мяч, откинув ракетку назад вправо и мощно послав его через весь корт. Эд вернул его ударом слева, сильно и низко, но Алан постоянно отбивал мяч, постепенно с каждым удачным ударом приближаясь к сетке. Он сейчас играл в агрессивный, атакующий теннис, но, благодаря точности Эда, начал сдавать. Видя, что Алан близко у сетки, Эд послал мяч высоко вверх, за него, и наши головы описали круговую траекторию, когда мы следили за его падением. Вдруг судья на линии поднял руку.

– Аут, – объявил он.

– Не было аута, – возразил Эд зло. Главный судья посовещался с судьей на линии.

– Аут, – заявил он твердо, в то время как мы шепотом выражали наше согласие с его решением. Действительно был аут.

– …определенно аут.

– …я не видела точно.

–.. прямо за линией.

–.. я видел, как мел взлетел.

– …странно, что он не соглашается.

– …да, определенно был перелет.

– Тихо, пожалуйста, леди и джентльмены. Ноль-тридцать.

Эд, печатая шаг, вернулся к задней линии и выбрал два мяча. Он снова подал, и Алан сильно отбил. Эд вернул ему мяч, и Алан подрезал снизу вверх; мяч высоко взлетел, сделав петлю. И теперь Эд бежал назад, в то время как мяч летел к нему, стараясь изо всех сил достать его ракеткой и отбить. Но, отбегая назад и не спуская взгляда со снижающегося мяча, он вдруг споткнулся и упал. Затем быстро вскочил на ноги, опершись на левую руку, но мяч, посланный Аланом, уже приземлился. Было слышно, как Эд ругается, отряхивая шорты.

– Ноль-сорок, – сказал судья.

Если Алан выиграет этот гейм, счет будет шесть-пять с последующей его подачей. Он может его выиграть. Это был переломный момент. Ему нужно только принять подачу Эда. Алан стоял на задней линии, пружинисто переминаясь с ноги на ногу, готовый отразить удар. Эд подбросил мяч вверх; мы наблюдали, как он взлетел над его запрокинутым лицом, и вдруг пронзительная трель разнеслась по корту. Мяч врезался в сетку! Эд остановился и грозно посмотрел в моем направлении. О господи, где же он? Я шарила в сумке, ища мобильный телефон, а тот продолжал безостановочно трезвонить. Мое лицо покрылось краской смущения. О господи, сколько же барахла в этой сумке, где же этот чертов мобильник! – подумала я, но никак не могла его нащупать.

– Телефон меня отвлек! – яростно крикнул Эд. Все неодобрительно заворчали, судья пристально посмотрел на меня.

– Я достаточно ясно объявил перед началом матча, чтобы все мобильные телефоны были выключены, – сказал он раздраженно. – Игра не продолжится, пока это не будет сделано.

Наконец-то – вот он!

– Да, привет! – сказала я, выбираясь со своего места с извиняющейся улыбкой.

Все зрители молча за мной наблюдали.

– Салли! Это началось? Да? О, не беспокойся, Салли, – говорила я, стараясь держать себя в руках. – Я уже иду. Извините! – крикнула я зрителям. – Это крайняя необходимость! Ты вызвала акушерку? Ты уверена, что это схватки? Ладно, ладно, конечно, ты уверена, что у тебя схватки. Большие перерывы? Ну, тогда пришло время. Я сейчас буду, – сказала я, чувствуя, как панический страх разливается по венам.