Элоиза Джеймс - Три недели с леди Икс

Вдруг Торн схватил ее за запястье и дернул на себя – Индия по инерции плюхнулась прямо ему на колени.

– Что ты делаешь?!

Он заключил ее в объятия, словно малого ребенка, – и Индия тотчас перестала думать о родителях.

– Твои папа и мама должны были предупредить тебя, что уезжают, – шепнул он ей в самое ушко. – Им следовало бы убедиться, что ты в безопасности. Вижу, они не были образцовыми родителями. Но я совершенно уверен: они любили тебя.

– Откуда ты знаешь? – Голос Индии дрогнул.

– Я бессчетное число раз нырял в Темзу. Вода там всегда грязная, а тогда наверняка была вдобавок взбаламучена колесами и конскими копытами. И если человек падает в реку, ему приходится плыть в вязкой жиже, а под мостом течение всегда очень коварное. Мои приятели там ныряли – и никогда не выныривали больше… мы даже тел их никогда не находили…

У Индии вдруг отчаянно защипало глаза, и она прильнула щекой к его плечу.

– Я… я думаю, что они, возможно, уехали по неотложному делу…

– С чего ты так решила?

– У нас вовсе не было денег, но у мамы были кое-какие драгоценности.

– Ты обмолвилась когда-то, что в детстве частенько голодала. И они позволяли ребенку голодать, имея драгоценности, которые вполне можно было продать? – В голосе Торна звучало искреннее изумление.

– У мамы были фамильные драгоценности… перешедшие от бабушки… она не могла продать их!

– Еще как могла! – отрезал Торн. – И должна была это сделать!

Губы Индии задрожали. Она и сама порой думала об этом…

– Она собиралась передать драгоценности мне как семейную реликвию. Возможно, она передумала, потому что они увезли драгоценности с собой в Лондон – верней всего, они все-таки решились их продать. Позже я предположила, что они решили уехать жить на Барбадос. Они то и дело об этом говорили…

Торн крепче обнял ее и спросил:

– А где была леди Аделаида, когда ты была малышкой?

– Она была замужем, жила в Лондоне. И понятия не имела, каково это – жить в деревне…

В детстве Индия мечтала: вот появится Фея-Крестная, привезет ей красивые платьица… ну или хоть корзинку яиц! Но этого так и не случилось. Дни шли за днями, а когда думаешь лишь о том, где раздобыть еду и как пережить зиму, воспоминания делаются расплывчатыми. Индия смутно помнила свое детство…

Грудь ее болезненно сжалась. Торн, вероятно, это почувствовал, потому что запечатлел нежный поцелуй на ее волосах – и вот из груди Индии вырвалось рыдание.

– Я… я… н-никогда не пла-ачу! – всхлипывала она пять минут спустя.

– Все хорошо, – шепнул он. Низкий голос его звучал необычайно ласково, а теплая рука гладила ее спину. – Бывает, что родители принимают ужасные решения, но это вовсе не означает, что они не любят своих детей. Я не верю, что твои родители хотели забрать себе сокровища, а тебя покинуть…

– Папа так хотел сесть на корабль и уплыть на Барбадос! – прошептала Индия еле слышно.

– Они никогда не уплыли бы без тебя.

– Но почему, почему они забрали драгоценности? Они хранились в камине – там был один кирпич, который легко вынимался… Когда Аделаида приехала за мной, я хотела забрать драгоценности, а тайник оказался пуст.

– Может быть, драгоценности были украдены, – предположил Торн.

– Нет. Отец забрал с собой и кожаный футляр – он не помещался в тайник и всегда хранился в ящике стола. Ни один вор не мог знать этого… – Она прерывисто вздохнула. – По какой-то неведомой причине родители спешно забрали драгоценности и уехали до рассвета, даже не простившись со мной. Но я… я уже свыклась с этой мыслью.

Торн почему-то в это не очень верил. Да, он никогда не знал свою мать, но одно то, что та бросила его, оставило незаживающую рану в его душе. А родители Индии, если подумать, повели себя еще более безответственно.

– Они любили тебя. И никогда не уехали бы из Англии без тебя! – повторил он.

– Ну откуда такая уверенность? – Индия уже начинала сердиться, из чего Торн заключил, что она медленно, но верно приходит в себя.

Он поклясться мог, что как только ее родители впервые увидели свое дитя, то полюбили малютку без памяти. Но сама по себе любовь не способна сделать никого добрыми родителями. Торн, например, не сомневался, что мать Вэндера любила сына, но попробуй внушить это самому Вэндеру!

– Потому что ты такая, какая есть. – Торн улыбнулся, хотя Индия и не могла сейчас видеть его лица – ведь она все еще сидела, уткнувшись лицом в его плечо. Она, похоже, понятия не имела, сколько людей на этой земле любят ее, начиная с родителей и заканчивая Аделаидой… а еще все те, с кем она работает, и все те, кто коленопреклоненно просит ее руки…

– Они не должны были так вот уезжать! – яростно воскликнула уже пришедшая в себя девушка. – Они должны были разбудить меня и рассказать, куда едут и зачем!

– Тут ты права.

– Послушай… поверить не могу, что я тебе обо всем этом рассказала. – Индия вздохнула, выпрямляясь. – Я никому прежде об этом не говорила. Наверное, это дурно по отношению к их памяти…

– Учитывая все, что известно о твоем отце, вряд ли кто-нибудь назвал бы его образцовым родителем, – сухо ответил Торн. – Насколько я понял, драгоценностей не нашли ни в коляске, ни… на телах твоих родных?

Индия помотала головой.

– И ты даже крестной об этом не поведала? И никто не попытался отыскать сокровища?

– Нет.

Лицо Торна выражало неподдельное изумление.

– Аделаида тогда истерзала себя, – принялась защищать крестную Индия. – Она винила себя в том, что почти десять лет не навещала меня и понятия не имела, в каком ужасающем состоянии наш дом…

– Но не разорилась бы она, если бы наняла тогда поверенного, который по горячим следам начал бы поиски драгоценностей! – Торн уже решил, что сам этим займется. А если поверенный возвратится ни с чем, то Индии не обязательно знать о том, что такая попытка вообще была.

– Моя крестная живет в сказочном мире. И поверь, ей приходится нелегко. Пойми, она заслуживает легкой и беззаботной жизни – ведь в замужестве ей пришлось очень несладко.

Торн раскрыл было рот, чтобы высказать все, что он думает о крестных, бросающих на произвол судьбы своих крестниц, но тут Индия решительно высвободилась из его объятий и поднялась на ноги.

– Мне нужно умыться, пока не вернулась Роуз!

Но, дойдя до дверей, она обернулась и одарила Торна своей сияющей улыбкой:

– Ты потрясающий друг, Торн! Спасибо тебе.

И вышла, оставив Торна наедине с мыслями. А думал он как раз о том, что он вовсе не такой хороший друг, как ей думается…

Поднявшись наверх, Индия посмотрела на себя в зеркало. Волосы ее стояли дыбом, глаза опухли, нос покраснел, в горле саднило от слез, но все же… словно тяжкий груз упал с ее плеч. Это было глупо, но, рассказав обо всем Торну, она ощутила невероятное облегчение. Словно из ее сердца вынули холодный камень…

В объятиях Торна она почувствовала себя в безопасности, ей было тепло и покойно – впервые за долгие, очень долгие годы.

Когда Индия вернулась в гостиную, Роуз уже была там.

– Сожалею, но я вынуждена вас оставить, – сказала Индия. – Флеминг наверняка захочет переговорить со мной до прибытия герцога и герцогини.

Роуз, похоже, была раздосадована, однако чинно присела в реверансе. Индия опустилась на колени перед девочкой:

– Ты ведь понимаешь, почему должна оставаться в этом домике, правда?

– Принимая во внимание то, что мистер Дотри намерен жениться на мисс Рейнзфорд, было бы крайне нежелательно, если бы ее мать подумала, что я его незаконнорожденная дочь, – поэтому пока никто не должен меня видеть.

– Ты поистине гениальный ребенок! – Индия погладила девочку по голове.

– Но вот с мисс Рейнзфорд я уже встречалась, – объявила Роуз.

– Она очаровательная молодая женщина, – дипломатично сказала Индия.

– Она созналась мне, что не умеет читать…

Индия запнулась было, но быстро нашлась:

– Ты могла бы читать ей вслух, так же, как ты читаешь Антигоне. Надеюсь, тебе будет здесь удобно. А я стану навещать тебя каждый день и приносить что-нибудь занятное тебе и твоей кукле!

– Мы с мистером Твинком постигаем сейчас английскую грамматику – он говорит, что, лишь изучив ее, можно браться за греческий, – важно сообщила Роуз.

Индия ощутила укол зависти, что было уж вовсе абсурдно… И она взглянула на Торна:

– Ты посетишь особняк до ужина?

Торн отрицательно покачал головой:

– Я останусь с Роуз столько, сколько смогу. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что Твинк не замучил ее до смерти глаголами правильными и неправильными…

Индия понятия не имела, что это такое, поэтому молча кивнула.

– И не забудь приготовить на завтра свое лучшее платье! – приказным тоном сказал Торн.

Глаза Индии широко распахнулись.

– А мне кажется, леди Ксенобия выглядит просто прекрасно, – отметила Роуз.

– Она выглядит как красавица-монашка, – возразил Торн. – А чтобы завоевать Вэндера, ей следует одеться совсем по-иному.

– А почему вы называете друг друга то «Индия» и «Торн», то «леди Ксенобия» и «мистер Дотри»? – насупилась Роуз. – Это неправильно.

– Мы очень добрые друзья, – спокойно объяснил Торн. – На самом деле. Мы лучшие друзья.

Индия поневоле улыбнулась. Конечно, он прав. У нее никогда не было такого друга…

– Чрезмерная простота манер – беда простолюдинов, – изрекла вдруг Роуз.

– Черти б меня взяли! Откуда ты это взяла? – ахнул Торн.

– Так говорил мой бывший учитель, мистер Панкрас.

Торн презрительно фыркнул:

– Этот человек медленно, но верно становится моим злейшим врагом!

– Если люди зовут меня Роуз, а тебя Торном, это означает, что мы Роуз и Торн. – Девочка с презрением оттопырила нижнюю губу. – Мне намного больше нравится «мистер Дотри». Это звучит куда более возвышенно.

Индия улыбнулась:

– А мне очень нравится «Роуз» и «Торн».

– Не могу с тобой согласиться, – вежливо отвечало дитя. – Впрочем, понятно: я слишком юна, чтобы вы прислушивались к моему мнению…

Тут Торн громко расхохотался, не в силах более сдерживаться, и подхватил на руки воспитанницу. А Индия незаметно выскользнула за дверь.

Индия довершила последние приготовления к визиту гостей лишь к вечеру. Герцог Вилльерз с супругой ожидались поутру, а лорд Броуди и Летиция с матушкой должны были прибыть днем или ранним вечером. Похоже было, что лорд Рейнзфорд вовсе не приедет – Аделаида туманно намекала, что они с супругой редко ночуют под одной крышей…

Все покои были проветрены и тщательно подготовлены, а с раннего утра горничные должны были поставить в каждую комнату по букету благоухающих цветов. И вообще Индия, Флеминг и домоправительница спланировали праздничную неделю, словно нешуточную военную операцию.

– В роли хозяйки имения мистера Дотри выступит герцогиня, – напомнила Индия Флемингу, в сотый раз проверявшему список вин, которые надлежало подать к столу.

– Да, миледи, – поклонился дворецкий.

– Честно говоря, полагаю, что на празднике будет немало… ну, острых моментов, так что вы должны являться по первой же моей просьбе, Флеминг. Но прошу вас сохранять все в строжайшей тайне – что бы ни происходило!

– Разумеется, миледи. Кстати, леди Аделаида нынче вновь изъявила желание поужинать у себя в спальне.

Усталости Индии как не бывало. Ведь это означало, что они с Торном будут ужинать вдвоем и вновь у нее не будет компаньонки. Аделаида уже прочно утвердилась во мнении (совершенно ошибочном), что эта пара не нуждается в сопровождении. Однако Индия ничего против не имела…

С завтрашнего дня никаких поцелуев, а тем более рыданий на широкой груди Торна больше не будет. Как только Лала переступит порог этого дома, Индия автоматически перейдет в разряд друзей семейства.

Однако нынче вечером… кожу Индии вдруг начало покалывать от возбуждения. А от воспоминания о том, как Торн сжал ее в объятиях и властно приник губами к ее губам, даже не спросив позволения, волна жара тут же охватила низ ее живота…

Ни Торн, ни Лала пока не обручены. Пока… Поэтому сегодня вечером, как бы грешно это ни было, Индия еще может целоваться с ним…

Индия поспешно устремилась вверх по лестнице, с трудом сдерживая свой пыл. Позвав Мари, она потребовала горячую ванну. А в теплой воде пронежилась на целых десять минут дольше положенного, тренируя силу воли: ведь самым пламенным ее желанием было немедленно бежать вниз, разыскивать Торна…

Чтобы поговорить.

Или… возможно, с совершенно иной целью.

По логике, следовало надеть нынче к ужину простенькое скромное платье, а соблазнительные одежды приберечь к приезду лорда Броуди. Но нелогичная Индия надела свое самое сногсшибательное платье, цвета внутренней стенки морской раковины, с шнурованным корсетом и опасно глубоким декольте, а еще с легкой верхней юбкой из тончайшего льна, распахнутой спереди.