Торн пожал плечами:

– Она подарит мне детей. И несомненно, будет мне верна. Что странного в том, что я намерен отплатить ей той же монетой?

– Верность – одна из весьма немногих твоих добродетелей, это я признаю, – сказал Вэндер. – Твоя самая серьезная проблема, – он помолчал, задумчиво глядя в бокал, – это тяжелое детство…

Этого Торн оспаривать не мог. Уличный мальчишка, у которого сроду не было ни пенни в кармане, ныряющий в Темзу в поисках хоть чего-то стоящего, копошащийся в иле и грязи… такого не позабудешь. В детстве он усвоил очень важный урок: опасность может явиться оттуда, откуда ее совсем не ждешь.

– Ты никому не веришь, – продолжал философствовать Вэндер. – Твоему отцу в свое время следовало бы получше приглядывать за тобой. Будь я проклят, если пренебрегу хоть одним из своих отпрысков, будь он даже незаконный! Впрочем, такого у меня не случится.

– Именно детство сделало меня таким, каков я есть. И я не променял бы мое детство на житье в роскоши и холе, как подобает законному наследнику герцога!

Вэндер сардонически прищурился. Торн был единственным, кто знал, какие ужасы таятся на задворках блестящего герцогства Пиндар…

– Я доверяю отцу, Элеанор, моим сводным братьям и сестрам, – продолжал Торн. – И тебе. Этого вполне достаточно.

Положа руку на сердце, он прежде никогда не задавался вопросом доверия к женщине. В жизни его существовала одна лишь работа, а большинство благородных дам, похоже, не занимались ровным счетом ничем, кроме известных обязанностей на ложе страсти… впрочем, и там основная роль отводилась мужчине. Но такова уж природа вещей. И он вовсе не намеревался предоставлять женщине свободу верховодить на ложе любви.

– И я доверяю тебе, – откликнулся Вэндер, не прибавив более ни единого имени. Да Торн этого и не ожидал, по одной простой причине: таких имен просто-напросто не существовало. Вэндер помрачнел, и Торн понял, что друг задумался о своем… – Да, именно поэтому я мечтаю о таком браке, как у твоего отца, – продолжал Вэндер, глядя на огонь в камине сквозь опустевший бокал. – В моей жизни непременно должен появиться еще кто-то, кому я мог бы довериться, кроме тебя, мускулистого и грубого остолопа-бастарда!

Когда-то, когда обоим было лет по четырнадцать, подобная шуточка всегда служила приглашением к потасовке, и они нещадно мутузили друг друга до тех пор, покуда вся мебель в комнате не оказывалась переломанной, а оба не выбивались из сил, задыхаясь и сияя от счастья.

Более того, подобные слова непременно должны были прозвучать сегодня, в годовщину смерти матери Вэндера – в этот день он обычно бывал, мягко говоря, не в духе. А раздражение требовало выхода. И каждый год в этот самый день Торн вновь и вновь убеждался в том, сколь крепка их с Вэндером дружба…

Торн вскочил:

– Осточертело сидеть с тобой, сентиментальный и слезливый романтик! Только и разговоров что о дамочках. Шпага или рапира?

Вэндер вскочил с кресла так легко, словно и не было трех выпитых бокалов бренди. Возможно, он и в самом деле не опьянел – сказывалась природная способность его организма стремительно сжигать алкоголь.

Как Торн и предполагал, Вэндер выбрал более тяжелое оружие – рапиру. Как фехтовальщик, Торн превосходил друга – тот имел обыкновение горячиться в бою, вместо того чтобы хладнокровно обдумывать стратегию.

Пройдя в бальный зал особняка Торна, друзья скинули с себя все лишнее, оставшись в рубахах и бриджах, и принялись кружить, держа клинки на изготовку.

Но даже внимательно следя за каждым движением Вэндера, Торн не переставал обдумывать свой грядущий брак. Да, это правда: Летиция не блещет умом, но, положа руку на сердце, он считал, что для будущей жены это скорее достоинство, нежели недостаток. Мать его была исключением – обладала ясным и гибким умом, имела призвание в жизни, однако… ее искусство куда больше значило для этой женщины, нежели сын.

Поэтому Торна совершенно не интересовали женщины, имеющие профессию. Он желал себе такую жену, которая и помыслить не могла бы о том, чтобы оставить детей – какова бы ни была причина. А Летиция обожала детишек, и счастливое материнство было пределом ее мечтаний. Уже через пять минут после знакомства с девушкой Торн решил, что она станет его невестой, хотя до сих пор не осчастливил ее этим известием.

Да ее согласия и не требовалось: их брак был всего лишь делом договоренности между ним и ее отцом. Сведя знакомство с лордом Рейнзфордом, он сразу понял, что дорого заплатит за красоту Летиции. Но, что еще важнее, он заплатит самую высокую цену за ее благородное происхождение…

Единственным препятствием оставалась леди Рейнзфорд – родители недвусмысленно дали ему понять, что ее одобрение необходимо.

Вэндер сражался словно одержимый – дважды защита Торна лишь чудом устояла. Грудь Вэндера тяжело вздымалась, рубашка была мокрая от пота. Однако он выглядел куда лучше прежнего: ушла настороженность, мрачность… горе, казалось, отступило.

Вот и хорошо.

Значит, настала пора «убить» противника. Проведя блестящую серию ударов, буквально танцуя на самом острие рапиры Вэндера, Торн применил обманный маневр, легко перекинул шпагу в левую руку и…

Туше!

Поняв, что потерпел поражение, Вэндер разразился таким потоком брани, заслышав который покраснел бы и старый морской волк. Торн склонился, чтобы перевести дыхание, глядя, как капли пота с его лба падают на пол. Он ни разу не смог побить Вэндера на боксерском ринге, но вот в фехтовальном поединке играючи одерживал над другом верх. И пусть Вэндер раздосадован – главное, что мрачность и безумие, овладевавшие им каждый год в годовщину смерти матери, отступили!

Торн стянул через голову рубашку и промокнул ею грудь и лицо.

– Полагаешь, ты придешься по нраву Летиции? – спросил Вэндер.

– По нраву? О чем это ты?

– Ну, понравится ли ей, как ты выглядишь? Сочтет ли она тебя привлекательным?

Торн бегло осмотрел себя. Рельефные мускулы украшали его торс, обрамляя подтянутый живот. Он поддерживал себя в форме, и до сих пор ни одна женщина не высказала неодобрения по поводу его наружности.

– Ты имеешь в виду мои шрамы?

Как и все выросшие на улице мальчишки, он носил на себе множество подобных отметин.

– Ты не бываешь в свете, поэтому не можешь многого знать… однако Летиция в течение всего сезона танцевала с юными розовощекими мальчиками, которые еще ни разу не брились. Мы с тобой чересчур брутальны, и стоит нам один лишь день пренебречь бритвой, как подбородки у нас покрываются щетиной…

– Да полно, все эти «мальчики» учились вместе с нами в школе, – передернул плечами Торн. – Ты чересчур серьезно относишься к вопросу брака. Это всего лишь сделка, подобно многим другим. В качестве компенсации за мой грубый внешний облик она получит загородное имение.

– Проклятие! – Рука Вэндера, утиравшая со лба пот, застыла. – Неужели ты это говоришь серьезно? Убей бог, никак не вижу тебя в роли деревенского сквайра!

Торн и сам не мыслил себя таковым, однако чистосердечно полагал, что детишкам надобен свежий воздух и простор для забав. Его новое имение располагалось неподалеку от Лондона, и он намеревался наезжать оттуда в столицу регулярно.

– Ну и чем ты станешь там заниматься? – Вэндер хохотнул. – Удить рыбку? Легко могу вообразить тебя выдумывающим новое резиновое изделие и продающим свою идею за сто фунтов, но ловцом форели – нет уж, уволь!

Торн не так давно приобрел дышащую на ладан фабрику по производству изделий из резины. На мгновение Торну представилось прочное и гибкое резиновое удилище – ведь надо было выдумать что-нибудь, приносящее доход! – но тотчас отмахнулся от этой идеи…

– Я не стану задерживаться в деревне подолгу. – Торн отбросил влажную рубашку. – А форель пускай ловят те, кому охота морозиться в ледяной воде!

Он был плоть от плоти Восточного Лондона и согласился бы ловить форель, лишь если бы ему угрожала голодная смерть. К тому же с детства – того самого бесприютного детства – он терпеть не мог воду. По доброй воле он никогда бы не вошел в речку, а уж о том, чтобы нырнуть на самое дно, и речи быть не могло…

– А вот я люблю рыбалку!

Вэндер потянулся к свежей льняной рубашке – его камердинер оставил стопку на изящном стуле.

– И это хорошо: ведь я пригласил Летицию с родителями к себе в деревню на пару дней, и ты мог бы сопровождать нас, а заодно и наловить рыбки себе на ужин. Мне предстоит убедить матушку Летиции смириться с моим… сложным происхождением, а твое присутствие послужит для нее доказательством того, что я вхож в нужные круги. Надеюсь лишь, что до сих пор вы не встречались…

Вэндер кинул скомканную рубашку, метя в голову Торна, но промахнулся – та упала на пол. А Торн уже шел к дверям.

Ему еще предстояло спасти свою фабрику.

Глава 3

Индия, извинившись, отвергла приглашение на дружеское чаепитие с Дибблширами – к чему было рисковать? Вдруг его светлость вновь затеет пламенные признания? Вместо чаепития они с крестной уединились в маленькой гостиной, где Индия принялась распечатывать почту, присланную камердинером Аделаиды с лакеем. И все письма буквально молили о помощи: кому-то надо было привести в порядок захламленный дом, превратить устаревшую столовую в модную, даже спасти с помощью ее искусства чей-то брак!..

Однако Индия писала одно за одним послания с вежливыми извинениями, свято помня свое намерение выйти замуж. Она отвергла даже предложение секретаря самого регента – он просил переделать его личные покои в Брайтоне. Единственным по-настоящему серьезным искушением стало послание от герцогини Вилльерз. Элеанор была старше Индии, сыночку ее сравнялось уже восемь лет, но, невзирая на эти различия, их связывала нежная дружба. Элеанор обладала гибким умом, была начитанна и мудра, при этом начисто лишена жестокости, свойственной порой аристократкам, – Индия искренне восхищалась ею и обожала подругу.

У Элеанор было все то, о чем мечтала Индия, – даже время на то, чтобы запоем читать, о чем Индия тосковала с самого детства. Когда-нибудь, мечтала девушка, она пригласит Элеанор и прочих ее друзей в собственный загородный дом… И они станут проводить долгие часы в тени плакучей ивы, беседуя о литературе. К тому времени она в совершенстве овладеет грамматикой и уже не будет путать слова «одеть» и «надеть», не говоря уже о многом не столь существенном…

Однако сейчас Элеанор просила оказать ей особую услугу.

– Скажи, Аделаида, мы встречались с сэром Тобиасом Дотри, когда были у герцога Вилльерза?

Крестная отставила чашку с чаем.

– Нет, он тогда как раз был в Шотландии. Но ты наверняка наслышана о Дотри. Он – старший из незаконных отпрысков Вилльерза, и, как поговаривают, владеет пятью фабриками и едва ли не богаче царя Мидаса.

– Постой, не он ли изобрел доменную печь или нечто в этом роде?

– Именно он, дорогая. А потом продал свое изобретение за десять тысяч фунтов. Признаюсь честно, я от души сочувствую герцогским бастардам. Наверняка это ужасно: быть воспитанным как истинный лорд или леди, рассчитывать на достойный брак… Но кто отважится выйти за незаконнорожденного? Или жениться на незаконной дочери, пусть даже и самого герцога? Впрочем, я слышала, будто ее светлость герцогиня обеспечивает им необычайно щедрое приданое.

Индия понимала, что рассуждает цинично, но здравый смысл заставлял предположить, что эти девушки и впрямь обретут весьма достойных спутников жизни…

– Дотри не похож на прочих, – продолжала Аделаида. – Он куда грубее. Полагаю, он жил просто-напросто на улице, когда Вилльерз наконец его отыскал. К тому времени мальчишке было уже двенадцать. Элеанор так и не удалось сделать из него вполне цивилизованного человека…

– Почему я никогда не встречала его? – спросила Индия.

Она регулярно бывала на разнообразных приемах в Лондоне – за исключением, пожалуй, бала дебютанток. Впрочем, она придерживалась мнения, что королеве было ничуть не интереснее встретиться с ней, Индией, чем Индии – с королевой.

– Он деловой человек. И, полагаю, знает свое место.

– Что ж, похоже, ему не удается начисто избегать общества, – сказала Индия. – Элеанор пишет, что он ухаживает за Летицией Рейнзфорд.

– Да ну? – Рот Аделаиды округлился от изумления. – Интересно, где он ухитрился повстречать Лалу? Она чудо какая хорошенькая – родители в свое время, видно, вовсю старались! А прежде чем вступить в брак, леди Рейнзфорд была одной из любимых фрейлин королевы.

– Все дело в деньгах? – предположила Индия.

– Деньги – это далеко не все!

Аделаиде легко было высказываться в таком духе – ведь она никогда не считала денег. Детство же Индии прошло в захудалом, буквально разваливающемся на глазах родительском имении. И, по ее мнению, деньги были главным в жизни. Да что там, они были почти всем…

– Что она пишет?

Индия развернула письмо: