Елена Усачева - Три желания для золотой рыбки

– Предупреждаю сразу – у меня кошка. Страшно зловредная.

– Я не боюсь кошек. – Вот уж действительно совершенно нестрашный зверь по сравнению с теми, кто ходит за ними по пятам.

Павел улыбнулся. Глаза его опять странно блеснули.

– Что ты так смотришь? – не выдержала Лера.

– Просто мне хорошо с тобой. – Быковский отвернулся. – Не знаю, что со мной происходит. Я сейчас не могу сказать точно. Какое-то странное чувство. Не буду его пока называть, чтобы не ошибиться. Но это так удивительно!

Лера на всякий случай оглянулась, чтобы убедиться, что это говорят о ней, а не о ком-то другом, настолько сказанное им было неожиданным для нее. Почему-то ей всегда казалось, что в таких случаях произносятся другие слова. Более простые и понятные, что ли.

– Подожди здесь!

Павел вдруг шагнул назад, в темноту, и Лера с ужасом поняла, что он пошел разговаривать с преследователями. Долгую минуту его не было. Потом он вдруг вынырнул из темноты, широко улыбнулся:

– Все, можем спокойно идти дальше.

– Кто это был? – Лере страшно не нравились эти загадки и тайны.

– Призраки прошлого. Они нам больше не помешают.

Но Быковский ошибался. Не успела Лера после прогулки вернуться домой и устроить аквариум у себя на столе, как раздался телефонный звонок. На том конце провода молчали. Молчание это было не абсолютное, когда ничего не слышно. Из трубки неслись шорохи и поскрипывания, какие бывают, когда соединение произошло, но говорить почему-то не хотят, а только сопят в микрофон.

Несколько раз в коридор выходила мать.

– Это отца? – тревожно спрашивала она.

Лера отрицательно качала головой и уходила в свою комнату. Она была уверена, что звонят ей. Предупреждают. Может, пойти в школу с Репиной? С ней все-таки как-то надежней.

На четвертый телефонный звонок Лера не подошла. Выдернула шнур из розетки.

А в понедельник утром около школы ее ждали.

– Бросай ты все это… – Андрюха Васильев, высокий некрасивый парень из бэшек, с очень подвижным лицом и с какой-то застывшей тоской в глазах, медленно курил, взглядом провожая поднимающееся вверх облачко дыма.

Рядом стояла Лиза Курбаленко. Ее тонкие губы ломались в недовольной гримасе.

– Отстань от него, поняла? – хрипло произнесла Лиза, неловко затягиваясь сигаретой. – Не твой он. Ясно, да?

– Твой, что ли? – Ухмылка сама растянула губы, Лера ничего уже не могла с собой поделать.

За их спинами куталась в короткий дорогой полушубок маленькая Ксюша Рязанкина. Удивительно, но за последний месяц Лера о бэшках узнала больше, чем за прошедший год.

– Тебе пока просто говорят, потом хуже будет, – с хрипотцой, но еще миролюбиво отозвался Андрюха.

– Мы к вам не лезем, и вы к нам не суйтесь. – Курбаленко нервничала, что совершенно не шло к ее красоте. А вот Рязанкина была спокойна. Ее узкое лисье личико тонуло в меховом воротнике. Но почему-то именно от нее, от ее спокойствия, исходила наибольшая опасность.

– Короче! – Окурок полетел на асфальт, сверху его накрыл тяжелый Андрюхин ботинок. – Мы тебе сказали, дальше решай сама. А то как бы тебе не отправиться домой с тяжелой душевной травмой.

– Быковскому вы тоже запретите со мной встречаться? – Широко улыбнулась Гараева, до того весь этот разговор был невероятен.

– За него не беспокойся! – заторопилась Курбаленко, и сразу стало ясно, что ее интерес в этом деле – особый. – Мы не посмотрим, что у тебя папочка – крутая шишка. За его спиной ты не спрячешься.

– До конца года далеко, – философски изрек Васильев и, ссутулившись, пошел к школе.

На дороге от ворот к крыльцу показалась уже ставшей привычной парочка – худой милиционер и думающий о чем-то своем Сидоров.

– Лерка! – налетела на Леру сзади Репина. – Ты что это с червяками разговариваешь?

– Это они со мной разговаривают. – Гараева только сейчас почувствовала, как уходит недавнее напряжение – все-таки беседа была не из приятных.

– Чего хотят? – сыпала вопросами Ася, но смотрела она уже не на подругу, а на приближающихся конвойного и заключенного. С каждым шагом лицо милиционера становилось все более злым и обреченным. Видимо, он настраивался на очередной неприятный спектакль. Генка шел, с каким-то радостным удивлением поглядывая вокруг себя. Зрители стали подтягиваться ближе. Несмотря на холод, народу вокруг этой парочки собралось много.

Около крыльца произошла небольшая заминка. Видимо, милиционер требовал, чтобы Генка кого-нибудь привел. Но навстречу им уже спешила Алевтина. Лицо у нее было встревоженное. Народ прибывал. До начала занятий оставалось пять минут.

За гулом шуточек и комментариев не было слышно, о чем они говорят.

– Пойдем, что ли?

Ася тянула шею, но из-за своего маленького роста ничего не могла разглядеть. Но вот по ступенькам первой стала подниматься завуч, следом шел Сидоров. Он не выглядел ни расстроенным, ни обиженным. Наоборот, Генка с нетерпением ждал, когда решатся все формальности и он сможет оказаться в школе.

В толпе Лера разглядела Васильева. Под его локтем пристроилась Рязанкина. Ее блестящая шубка заметно выделялась на фоне его мятой, видавшей виды, дешевой куртки.

– Браво, Генка! – вдруг заорал Андрюха и активно захлопал в ладоши, своими широкими движениями распугивая вокруг себя малышей.

Сидоров на секунду повернулся, нашел глазами одноклассника и церемонно поклонился.

– Иди, давай! – Завуч торопилась затолкать его в школу, чтобы закончить спектакль.

Но представление только начиналось. Еще неделю терпеливый милиционер будет водить упрямого Сидорова в школу, сдавать его под расписку завучу. На пороге десятого класса Генка будет разворачиваться и уходить в свой девятый класс, откуда его станут прогонять учителя. И Сидоров, с осознанием выполненного им долга, будет отправляться домой до следующего прихода милиционера. Через неделю ему это надоест. Он уйдет из квартиры незадолго до появления участкового и пропадет на неделю. Его будут долго искать, попытаются что-то выяснить у его родителей, но те будут только недоуменно пожимать плечами. Сидоров же все это время проведет в квартире Быковского, чем-то похожей на антикварный магазин. О месте его временного переселения будет знать только отец.

Разговор около школы Леру расстроил. Ей не нравилось, что кто-то лез в ее дела. Ей не нравилось, что все обращают внимание на их с Павлом отношения. Ей не нравилось быть на виду. Но как выйти из этого положения, она тоже не знала. Не разрывать же, и правда, отношения с Быковским только потому, что это кому-то не по душе! А с другой стороны, не такая уж между ними с Павлом сумасшедшая любовь, чтобы ради нее ставить на кон свое спокойствие. Да и Быковский ведет себя не совсем так, как должен, по представлениям Гараевой.

– Ну, что у вас? – зашептала Ася, как только они устроились за своей партой.

– А что у нас? – напряглась Лера.

– Так все же видели, что вас биологичка к себе повела. Червяки еще проследить за вами собирались.

– Зачем следить? – упавшим голосом спросила Гараева. Она не ожидала, что об этой ночной слежке станет известно всем.

– Она тебе рыбок подарила? – не унималась Ася. – В кабинете аквариума нет. А что? Теперь будем к тебе ходить, желания загадывать?

– Зачем они собирались за нами следить? – повторила свой вопрос Лера.

– А почему ты на меня шумишь? – отстранилась Репина. – У Махоты спроси. Он с Васильевым разговаривал.

Гараева машинально отвернулась к окну. Ей было легче сосредоточиться, когда перед глазами вышагивали по тротуару крошечные человечки.

Что же это получается? На них развернули полномасштабную охоту? И все из-за того, что они из разных классов? Так ведь это все ерунда. Древность какая-то! Борьба Монтекки и Капулетти [4]. Мало ли кто из какого класса! В конце концов, это совершенно не их дело!

– Да ладно тебе! – комично сморщила носик Ася. – Как будто ты в него так сильно влюблена, что вам уже есть что скрывать. Встретились, поговорили. Червякам делать нечего, вот они за вами и следили. Все утро трепались о том, как они промерзли и как ты от них по дворам пряталась.

– Это все? – нахмурилась Гараева, надеясь, что разговор на этом закончится.

Не закончился. Репина еще долго вздыхала и охала. Несколько раз к ним подходил Константинов, пристально вглядывался в Леру, словно пытался в ней увидеть что-то неожиданное.

– Нет, никаких признаков, – вздыхал он, отходя.

– Но бывает еще обратное влияние, – со знанием дела качал головой Майкл. – Может, она его облагородит?

– Тогда получится Черво-лебедь, – упражнялся в острословии Ян. – Или Царский Червь!

Наумова довольно хихикала, а Жеребцова молча прожигала Лерину спину пристальными взглядами.

Что им от нее надо?

– Посмеялись? – не выдержала Ася. – Теперь катитесь отсюда! Сами вы – псевдогусеницы! А ты почему фыркаешь? – повернулась она к Юльке. – Завидно стало? В тебя-то никто никогда не влюбится!

– В тебя влюбится? – спросила, как припечатала, Наташка.

– Да обойдусь я без вашей любви, – щедро отказалась от своей доли столь сомнительного дара Репина.

– А тебя, что, тоже на сторону потянуло? – подскочил Константинов. – Ты только заранее предупреди, чтобы мы о твоей судьбе не беспокоились.

– Ой, я как-нибудь без вас обойдусь, – продолжала лихо отбиваться Ася. – Ты лучше за Наумовой последи. А то она из-за Курбаленко уже на людей кидается.

– Ну, ты, язык-то свой подбери! – Теперь Юлька с ненавистью смотрела на Репину. – А то он сейчас станет таким же коротким, как и твой рост.

– А что это вы, а? – подбежала вечно опаздывающая Царькова.

Разговор уже норовил превратиться в крупную ссору, но тут хлопнула дверь, и в кабинет походкой цапли вошел Червяков. Он цепким холодным взглядом оценил «поле боя» и недовольно поджал губы.

– Что-то у девятых классов в последнее время как-то неспокойно, – проскрипел он, выгружая на стол стопку тетрадей и журнал. – Что делите? – Класс молчал. – И вроде бы не весна, чтобы особенно бузить…

Все знали, что вольности на уроке алгебры не допускаются, поэтому молчали. За сказанную не на тему урока фразу можно было и в коридоре оказаться, и с дневником за родителями отправиться. Червяков никогда не кричал. Он говорил негромко, но от его голоса всем становилось не по себе.

– Не нравится мне все это, – продолжал Юрий Леонидович. – Учились бы лучше, а вы все воздух пустыми словами сотрясаете. Рано себя взрослыми почувствовали! Малы еще – о правах своих заявлять.

Математик выразительно помолчал. Класс склонил головы. Встречаться взглядом с Червяковым никому не хотелось.

Лера чувствовала, как от напряжения у нее заболели мышцы шеи, но она упорно не поворачивала головы, продолжая смотреть в окно. Все эти разговоры были не для нее. Она с трудом досидела до перемены.

– Привет!

Гараева еще не успела выйти из класса, как Павел слетел с лестницы и столкнулся с ней в дверях.

– Что нового?

– Нас с тобой обсуждают, – недовольно нахмурилась Лера. Неподалеку остановился Константинов и с довольной ухмылкой принялся наблюдать за ними.

– Плевать! – Быковский был на удивление бодр. – Пойдем сегодня куда-нибудь?

– Куда глаза глядят? – машинально отозвалась Лера.

– Для разнообразия можно от кого-нибудь немного побегать. – Быковский сиял.

– Не хочу, – отвернулась Лера. – Надоело все! Ничего не хочу! И не подходи ко мне больше! Хватит!

– Ты что? – опешил Павел.

– Ничего!

Лера метнулась назад, но из класса выходила Репина. Зажмурившись, чтобы больше не видеть Павла, Гараева шагнула вперед и понеслась вниз, к выходу.

– Вы поссорились? – побежала следом Ася. – Ты что! Он же хороший!

– Достали вы меня уже с ним! Слышите? Достали!

Теперь уже действительно Лера шла, куда глаза глядят. Она шагала и шагала, лишь бы заглушить в своей голове бешено скачущие мысли, утомиться до предела, заставить замолчать бьющийся внутри голос.

«Дура, дура, ой, дура! Все испортила. Сама! Сама оттолкнула его. Сама от всего отказалась. Вот ведь дура! Теперь-то уж Курбаленко порадуется. Все, все будут счастливы! Все! Кроме меня».

Она прошла бульвар, улицу, пропустила дребезжащий трамвай, с искренним недоумением посмотрела на долго не меняющий цвет красный сигнал светофора.

– Чегой-то он испортился, – вздохнул рядом старушечий голос, и Лера машинально шагнула на дорогу, испугавшись дополнительных комментариев. Но тут и светофор решил изменить свой цвет, и через дорогу вместе с Гараевой пошли редкие прохожие.