— Это было самое сложное желание за все времена, — сказал Фазир Виктору. — Теперь он находится рядом с ней, и кажется, что ее желание сбылось. У меня был челлинг и мне сообщили, что я номинирован на «Награду Лучшее Желание Века». За весь этот век я — единственная кандидатура. Мне кажется, я могу выиграть, потому что ни у кого и никогда не возникало подобного желаний, похожего на это.

Виктор молчал, не проронив ни звука, пока Фазир говорил.

Фазир подплыл ближе и достаточно низко опустился к полу.

— Сейчас, — мягко сказал он вместо своего повелительного тона, потому что это касалось Лили, а все, что было связано с Лили, для него было очень важным. И несмотря на то, что Лили могла использовать свое последнее желание, и ему придется уйти от нее, он хотел ей предоставить все, что она желала, а хотела она наладить отношения с Натаниэлем, и за последние недели, наблюдая за высоким, гордым, умным мужчиной, и тем, какими глазами он смотрел на Лили и дочь, он захотел помочь ей наладить отношения с Натаниэлем. — Расскажи мне про своего мальчика, чтобы я смог исправить его.

Виктор медленно закрыл глаза.

Потом открыл, откидываясь на диване и обхватил голову руками.

Фазир щелкнул пальцами, и на нем появилась человеческая одежда. Он стал опускаться по воздуху, пока его ноги не коснулись пола. Встав на твердую поверхность, он сел напротив, ожидая, когда Виктор придет в себя.

Виктор поднял голову и посмотрел на Фазира, даже показалось, что он вздрогнул, увидев, что одежда Фазира изменилась, но он быстро взял себя в руки.

— Я не могу поверить, что ты джинн, — прошептал Виктор.

— Если ты кому-нибудь проболтаешься, я убью тебя, — соврал Фазир. Это было полнейшей чушью, поскольку он не имел права, но ему всегда хотелось сказать такие слова.

Виктор качнул головой.

— Таш знает, что ты джинн? — спросил Виктор.

Фазир утвердительно кивнул.

— Натаниэль знает, что ты джинн? — продолжил выспрашивать Виктор.

Фазир отрицательно качнул головой.

— Черт, — выдохнул Виктор.

— На самом деле тебе не стоит использовать такие слова, особенно, когда в доме присутствуют малолетние, — произнес Фазир.

Виктор пристально вперился в него взглядом.

— Расскажи мне о Натаниэле, — напомнил Фазир.

Наконец Виктор смягчился.

— Я расскажу тебе о Натаниэле, но ты должен дать ему время… и Лили. Если они сами не справятся…

— Я дам им время, — прервал его Фазир.

— Ты не должен ничего рассказывать Лили, — пояснил Виктор.

— Я не скажу ей, — наконец раздраженно огрызнулся Фазир. — Я джинн! Я знаю, что делаю.

На самом деле, что может быть такого плохого с Натаниэлем? Совершенно очевидно, что он хороший человек. Фазир не собирался его любить, но он не смог продержаться больше нескольких недель, а Фазир на самом деле мог держаться очень долго. Однажды он продержал обиду на одного джина триста лет. Фазир славился своей выдержкой.

Виктор прервал его мысли и начал говорить, и слушая страшные истории, Фазир перестал думать о чем-либо.

Когда Виктор замолчал, Фазир сразу же сказал:

— Я должен все рассказать Лили.

— Ты не скажешь ей ни слова, иначе мне придется убить тебя, — пригрозил Виктор, и хотя Фазир был бессмертным, он все равно почувствовал страх.

— Почему он...? — начал Фазир выспрашивать.

— Я понятия не имею, — оборвал его Виктор.

— Но этого же не стоит стыдиться, — закончил Фазир.

— Я знаю, — снова перебил его Виктор.

— Я не могу это исправить, — признался Фазир, и это было правдой. Он действительно не мог. Никто не мог этого исправить.

За исключением одного человека.

— Лили, — в унисон сказали Фазир и Виктор.


* * *


Нейт лежал в постели, документы покрывали его торс, он держал листки в руках, но не видел ничего, потому что вспоминал, как возил свою дочь и Лили на мотоцикле.

Он уставился на документы, но не понимал ни слова, вспоминая, как его дочь Таш, взволновано лепетала ему на ухо, упрашивая ехать быстрее, как Лили прижималась к нему своим телом.

Он также вспоминал о том единственном настоящем подарке, который впервые получил, не учитывая его приемную семью, от кого-либо со стороны. Подарке Лили. Она не купила ему галстук или часы, она предпочла купить ему мотоцикл. Если Лили что-то делала, то делала она это до конца, и с этим он был как раз знаком.

В конце своих умственных заключений, он задался вопросом, действительно ли были такие слепые монахини в Пиренеях, который делали шелковые сорочки из редкого вида шелкопряда, и ему оставалось только понадеяться, что у Лили нет их номера телефона.

Лили вышла из ванной комнаты, надев другую пижаму с короткими шортами в светло-голубой и зеленый горошек и зеленой рубашкой. Она втирала в руки лосьон, и в комнате распространился запах миндаля. Он заметил и его это порадовало, что она прибавила в весе за последние несколько недель, ее слишком уж худое тело приобрело формы, изгибы, которые он предпочитал гораздо больше и помнил, они ему нравились.

Он наблюдал, как она движется в сторону кровати, грациозно и полная жизненной энергией, даже не представляя, что в обычной пижаме, выглядит настолько элегантной даже больше, чем любая другая женщина, которую он когда-либо встречал.

Она прыгнула и приземлилась на колени на краю кровати, усевшись на ноги. Ее глаза встретились с ним, и она улыбнулась, но Нейт тут же заметил, что ее улыбка была теплой, но при этом сдержанной.

Он отбросил документы на тумбочку.

— Что у тебя на уме? — спросил он, правильно прочитав ее взгляд.

Ее глаза засверкали от волнения, и она совершено не удивилась, он просто увидел, что ее что-то беспокоит и спросил об этом. Учитывая умозаключения Нейта, время для него было слишком ценно, поэтому он предпочел спросить прямо в лоб, особенно, когда дело казалось Лили.

Она наклонила набок голову и прикусила губу.

Затем сказала:

— Обещай, что не рассердишься?

Нейт хотел рассмеяться, но сдержался. Лили устроилась на краешке кровати, улыбаясь ему, но сдержанно, Таш спала внизу, умаявшись от насыщенного на события дня, Лили была рядом с ним, его родители находились в старой спальне Лили, теперь ставшей гостевой, это было все, что он практически хотел, как он мог на нее злиться.

Конечно, после того как он так отреагировал на ее подарок, выдвинув столь нерациональный ответ, сейчас он прекрасно понимал, что его ответ прозвучал настолько нелогично, поэтому понимал ее беспокойство.

— Я не буду злиться, — мягко заверил он ее, решив, что она слишком далеко от него, скомандовал еще более мягким голосом: — Иди ко мне.

Она отрицательно покачала головой, ее улыбка исчезла, и он почувствовал, как что-то сдавило его грудь, как только исчезла ее улыбка.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, и я думаю, лучше это сделать отсюда.

Он молчал и чувствовал, как его зашита подняла голову, настороженно наблюдая за ней.

Она сделала глубокий вдох.

— Это все моя вина, — заявила она.

Он молчал, ожидая продолжения на ее странное заявление.

Она колебалась, а затем заговорила.

— Все, что случилось с нами это моя вина.

Он продолжал сохранять молчание, на этот раз быстро прокручивая в голове все варианты, и задаваясь вопросом, с чего вдруг Лили решила, что все, что произошло, было сделано по ее вине.

— Видишь ли, — продолжила она, — за эти восемь лет я хотела, на самом деле хотела, но что-то всегда мешало, но я всегда чувствовала, что должна пойти к Виктору и Лауре, но я так и не пошла.

Наконец, он понял ее беспокойство. Его щиты тут же спали, и он решил нарушить свое молчание.

— Лили, дорогая, иди сюда.

Она снова отрицательно качнула головой, ее золотые волосы, поблескивающие бронзой, легко касались плеч.

— Я хочу, чтобы ты знал, что я хотела. Нейт, у меня все время не было возможности. Я могла бы позвонить им, но что тут скажешь? Сначала я болела, но понимаю, что это не оправдание. Я имею в виду, мне же стало лучше потом, и в течение многих лет…

— Лили…, — прервал он ее, но она была на «своем коньке» и очень волновалась. Он понял это потому, как она спрыгнула с кровати и начала расхаживать по комнате.

— Я писала им письма, я написала десятки писем, пытаясь все объяснить. Мне казалось, что в письменной форме у меня получится лучше. Я давным-давно пишу, причем хорошо, я даже получила кое-какие награды. Я никогда не говорила тебе об этом. — Она остановилась и посмотрела на него, стесняясь того, в чем только что призналась, потом соединила руки и начала то сжимать, то разжимать пальцы. — Если бы я приехала к ним, или позвонила бы, или всего лишь отослала бы письмо, я даже сама не могу понять, почему не послала…

Нейт решил, что для него этого вполне достаточно. Он отбросил в сторону одеяло и направился прямиком к ней. Он не собирался позволять ей брать на себя вину за ложь Даниэллы и Джеффри, если учесть через что она прошла.

Она не отступила, он обнял ее, но она уперлась руками ему в грудь, сохраняя расстояние между ними. Она отклонила голову назад и посмотрела ему в глаза, он обратил внимание, что ее взгляд был растерянным и измученным, от этого он ощутил ярость, поднимающуюся в нем, но поскольку он обещал ей, что не будет сердиться, то сдерживал себя.

Она же спокойно продолжила:

— Я думала, что они знали, что мои родители погибли, и что им было совершено все равно, поэтому…

Он попытался крепче прижать ее к себе, но ее руки по-прежнему упирались ему в грудь, сохраняя расстояние между ними.

— Лили, я не хочу этого слышать…, — начал он.

Она снова отрицательно покачала головой.

— Ты должен знать, что тогда я подумала, хотя это звучит ужасно. Я подумала, что они такие же, как Джефф и Даниэлла, знаю, что это ужасно, но какая-то часть меня…

Он увидел слезы, выступившие у нее на глазах и решил про себя, что, наверное, очень повезло его сводной сестре и брату, что он их никогда не увидит, иначе он за себя не ручается.

— Мне нужно все им объяснить и извиниться, — продолжала Лили.

Он сильнее схватил ее за запястья, опуская ее руки, нежно прижав ее к своему телу. Когда он отпустил ее, она прижалась к нему и обняла его за талию, наклонившись, он взял ее лицо в ладони.

— Разреши этому быть, — мягком произнес он.

— Я не могу, — ответила она. — Они должно быть хотели бы узнать. Нейт, они хотели бы узнать, что все семь лет у них была внучка, и я еще не рассказала тебе про свое желание. И когда я скажу, ты поймешь, что это все моя вина…

От боли, отражающейся в ее глазах, Нейту захотелось что-нибудь кинуть через всю комнату или же кого-нибудь убить (и он точно знал, кого именно). Вместо этого, он продолжал усиленно контролировать свои эмоции, но все же оборвал Лили, прикоснувшись к ее губам.

Когда он оторвался на дюйм от нее и посмотрел в глубину ее глаз, повторил:

— Пусть все идет, как идет, Лили.

Он понял по ее взгляду, что она не готова отпустить все и пусть будет, как будет.

— Я могу показать им все своим письма. Я до сих пор храню их, все до единого. И я должна рассказать тебе о Фазире, о своем желание, как все произошло и как все это связано со мной.

Одна одинокая слеза скатилась по ее щеке. Нейт смахнул ее большим пальцем и решил, что на этом стоит закончить разговор. Он не собирался позволять Лили винить себя за их потерянные годы, и он точно не собирался стоять и молча наблюдать, как она плачет.

— Все прошло и движется дальше, — спокойно пояснил Нейт. — Нет никаких причин возвращаться в прошлое. Просто позволь этому быть.

Выражение ее глаз изменилось, и он мог поклясться, что увидел страх. Она еще сильнее оперлась на него и обхватила его руками.

— Ты позволишь? — спросила она.

— Я позволю что? — переспросил он.

— Ты позволишь этому быть? Ты перестанешь загонять себя до смерти, чтобы показать всем, что ты хочешь загладить вину за все эти годы, хотя твоей вины и нет? Ты перестанешь бесконечно заботиться обо всех и наконец поймешь, что мы все вместе? Нам всем следует заботиться друг о друге? Мы теперь семья — ты, я и Таш. И твои родители. И Фазир. Ты готов принять прошлое, которое следует оставить в прошлом, а нам же стоит двигаться дальше? Ты готов все это сделать?

Для Нейта было полной неожиданностью, что он не разглядел этих вопросов за ее первостепенными, что она продолжила вести с ним переговоры, которые он считал законченными. Он даже не заметил и того, что его защита пала от ее слов, которые она произнесла мягким, нежным голосом, но при этом полностью лишив его обычной брони.