— Подожди, — говорила она, — отец наверняка сюда приедет, и вы помиритесь.

— Нет, тут все сложней, — возражала Эстела. — Гаспар сомневался, стоит ли ему жениться на мне. Вот и воспользовался тем, что я перенесла подачу заявления на завтра. Это был лишь предлог, чтобы отказаться от меня.

И все же, несмотря на свои горькие умозаключения, она согласилась подождать Гаспара, а тот в это время сидел с Плиниу в загородном кабачке, жалуясь на свою несчастную долю и ругая себя за доверчивость и глупость.

Прождав его более часа, Эстела не выдержала и стала прощаться с Летисией. К этому моменту как раз и подоспел Витор. Увидев заплаканную Эстелу, он изобразил глубокое сочувствие и вызвался отвезти ее домой.

А Летисии после их ухода довелось выдержать трудный разговор с дочерью, которая неожиданно остро отреагировала на размолвку деда с Эстелой.

— Выходит, сеньор Веласкес прозрел! — сказала она с ядовитой усмешкой на устах. — Понял наконец, что не следует вводить в наш дом певичку из бара.

Летисия одернула ее, но Аманда не унималась:

— Грустно сознавать, что такие вещи, как счастье, брак, любовь, в нашей семье не приживаются. Мне еще повезло, что я вообще родилась на свет. Но скоро наш род прервется. Потомков не будет ни у меня, ни у Витора! И таким образом исчерпается проклятье, которое висит над семьей Веласкесов!

— Аманда, девочка, что ты говоришь? — испугалась Летисия. — Ты приняла все чересчур близко к сердцу, перевозбудилась.

— Нет, мамочка, дело в другом. Просто я сегодня тоже прозрела. Я поняла, из-за кого все наши несчастья и это страшное проклятье. Ты — причина всех бед! Ты посеяла зло, за которое теперь мы все расплачиваемся!

Выпалив это, она забилась в истерических рыданиях, а ошеломленная Летисия не знала, чем ей помочь, как ее успокоить.

— Нейде, принеси ей горячего чаю, — попросила она, — а я пойду встречать отца. Кажется, он пришел.

Гаспар, действительно, появился в гостиной в сопровождении Плиниу, причем оба едва держались на ногах.

— Грустно жить без любви, — пьяно бормотал Гаспар. — Давай вернемся в кабачок, Плиниу.

— Плиниу сейчас пойдет спать, а с тобой я должна поговорить, отец, — строго сказала Летисия. — Ты очень обидел Эстелу.

— Не произноси при мне этого имени! — взвился Гаспар. — Никогда не произноси!

— Эстела не заслужила такого отношения. Она все бросила ради тебя.

— Ха-ха! — рассмеялся он. — Бросила? Да ей нечего было бросать. Она надеялась все получить от меня! Но — не получит! Вот так… Пойду, пожалуй, приму ванну…

Он сделал несколько нетвердых шагов и вдруг стал оседать на пол. Летисия и Нейде подхватили его под руки, уложили на диван.

— Наверняка это сердце, — встревожилась Летисия. — Дай ему нитроглицерин, Нейде, а я позвоню Оливии, пусть срочно приедет.

* * *

Этот внезапный звонок оказался для Оливии как нельзя кстати, поскольку избавил ее от тягостного общения с бывшим женихом. Справедливости ради надо сказать, что Дави появился в доме Оливии не по собственной инициативе, а в силу сложившихся обстоятельств. Накануне Бонфинь задумал устроить у себя ужин для партнеров из Германии, полагая, что в неформальной обстановке с ними легче будет договориться. Витор одобрил его идею и на ужине тоже собирался присутствовать, однако в последний момент его планы изменились, и он подставил вместо себя Дави. Тот честно признался Бонфиню, что вряд ли сможет сосредоточиться на проблемах бизнеса, когда неподалеку будет находиться Оливия.

— А мне неловко представлять фирму одному, — сказал Бонфинь. — Это будет выглядеть несолидно.

Отправляясь на ужин, Дави дал себе зарок, что не станет искать возможности пообщаться с Оливией наедине, но едва увидел ее, тут же обо всем забыл. Улучив подходящий момент, он вновь стал говорить, что любит ее, что благодарен ей за все хорошее, что у них было, и что хотел бы все начать сначала.

— Ты была во многом права, когда думала обо мне плохо. Я действительно вел себя не лучшим образом, но сейчас пытаюсь исправить свои ошибки. Знаешь, недавно у меня были в гостях родители и Далила.

— Не может быть, — язвительно усмехнулась Оливия. — Ты пригласил своих скромных родственников к себе?!

— Можешь сколько угодно надо мной издеваться, но не гони меня! — взмолился он. — Дай мне шанс, Оливия! Обещаю, ты в этом не раскаешься.

Она попыталась отказать ему как можно мягче, но Дави не оценил ее деликатности.

— Ты лжешь! — заявил он, потеряв всякую надежду на примирение. — Лжешь мне и, возможно, самой себе. Утверждаешь, что разлюбила меня. Но истинная причина кроется не во мне, а в том, что ты любишь Витора!

Это был удар ниже пояса. Ошеломленная Оливия не могла вымолвить ни слова в свое оправдание, зато Дави говорил без умолку, продолжая бить в самое больное место:

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Ты не раз говорила, будто ненавидишь Витора. Возможно, так все и было. Но, как известно, от ненависти до любви — один шаг. И ты его сделала! К такому выводу прийти несложно — достаточно лишь взглянуть, как ты волнуешься в присутствии Витора. Что ж, если ты любишь его, то я отступлю. Для меня самое главное — видеть тебя счастливой.

— И ты утверждаешь, что изменился, понял свои ошибки? — кипя от возмущения, заговорила, наконец, Оливия. — Ты всегда выслуживался перед Веласкесом, а теперь решил и мной пожертвовать в угоду этому хаму и мерзавцу?

— Не лги себе! — ответил на это Дави. — Ты любишь Витора!

Оливия закрыла уши ладонями, чтобы не слышать его, и в этот момент Жанаина позвала ее к телефону.

* * *

У Гаспара, действительно, оказался тяжелый сердечный приступ, и Летисия, не желая усугублять болезнь отца, не напоминала ему об Эстеле.

А та, просидев у телефона всю ночь, но так и не дождавшись желанного звонка, стала потихоньку укладывать вещи.

Звонок в дверь, однако, заставил ее встрепенуться, она с надеждой помчалась в прихожую.

— Гаспар! — выпалила она, едва открыв дверь, но на пороге стоял Витор.

— Я не смог оставить тебя в трудную минуту, — сказал он голосом, полным скорби и сочувствия. — К сожалению, Гаспар Веласкес продемонстрировал свое истинное лицо. Пока ты здесь маялась от горя и проливала слезы, он прекрасно провел время в ресторане и пришел оттуда вполне довольный и счастливый. Понимаешь, он рад, что вернулся к своей прежней жизни! В общем, прими мои соболезнования. Тебе очень не повезло с Гаспаром. Но слава Богу, что это выявилось сейчас, а не позже. Ошибку еще можно исправить. Я уверен, ты найдешь достойного человека, на которого сможешь положиться.

— Нет, Витор, я много раз обжигалась в жизни, но такого удара, какой нанес мне Гаспар, еще не получала. Вряд ли я смогу от него оправиться. Это слишком жестокий урок. Так что с мечтами о любви и замужестве покончено навсегда.

— Ну, не надо ставить на себе крест, — начал было Витор, однако Эстела прервала его:

— Помоги мне отнести чемоданы к такси. Я поеду на автовокзал.

— Что? Ты хочешь ехать в Рио на автобусе? Это слишком долго. Я сам отвезу тебя в аэропорт.

— У меня нет денег на самолет, — призналась Эстела.

— Ерунда. Я куплю тебе билет на самолет, только ты, пожалуйста, не отказывайся. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. Ведь я же твой друг, Эстела! Единственный друг из всей семьи Веласкесов.

Глава 5

В глухую, непроглядную ночь, когда небо низко надвинулось над поселком, а с моря подул холодный ветер, Серена никак не могла уснуть. Эта бессонница была для нее не первой с тех пор, как ушел Рамиру, но именно сегодня она впервые усомнилась в своей правоте и почувствовала некоторую вину перед мужем. От Самюэля ей было известно, что Рамиру по-прежнему ночует под открытым небом, отказываясь поселиться даже в каюте на рыболовецком судне. И если раньше Серене мешала уснуть обида на мужа, то теперь мучила тревога за него.

К утру, однако, тучи рассеялись, а затем и солнышко выглянуло, но Серена не стала менять своего решения, принятого ночью. Она пошла к Самюэлю и попросила его отвезти Рамиру одеяла, подушки и теплую одежду.

— Ночи теперь стали холодными, — пояснила она смущенно.

— А почему бы тебе самой не отвезти? — спросил Самюэль. — Вы же не враги друг другу. Зачем мне быть посредником между вами?

Эстер, видя смущение Серены, пришла ей на помощь и тоже стала уговаривать мужа поехать к Рамиру.

— Я к нему поеду, но завтра, — твердо ответил Самюэль, и Эстер поняла, что он намеренно привередничает, желая таким образом свести бывших супругов. — Так что поезжай к нему ты. И сегодня же, а то к ночи погода может опять испортиться.

Отправляясь к Рамиру, Серена не сказала детям, куда едет, но те сами все поняли и с затаенной надеждой ожидали ее возвращения. Однако их надежда была напрасной. Рамиру встретил жену холодно, заявив, что такая забота с ее стороны выглядит по меньшей мере смешно.

— Не стоит ночевать здесь, пока ты не построил дом, — сказала Серена, оставив без внимания его колкости. — Так недолго и простудиться, заболеть.

— Если станет холодно — уйду на корабль.

— Рамиру, я понимаю, у тебя горько на душе, но и у меня — тоже. Давай на время забудем про обиды, сядем и спокойно обсудим, как нам жить дальше.

— Где сядем? На мокром песке? — не сдержал он своего раздражения. — Или, может быть, в том доме, откуда ты прогнала меня, как паршивого пса?

— Я приехала сюда не затем, чтобы ругаться, — с достоинством ответила Серена. — Мое беспокойство о тебе можно понять: мы столько лет прожили вместе. И дети тоже переживают за отца, оказавшегося без крыши над головой. Но если тебе хочется враждовать, то, извини, я лучше уеду.

Серена направилась к «джипу», стараясь ступать уверенно и твердо, но от Рамиру не укрылось, с каким трудом дается ей каждый шаг. Острое чувство жалости и вины перед этой гордой, но несчастной женщиной пронзило его сердце.

— Постой, — сказал он глухим от волнения голосом, — я отвезу тебя в поселок.

— Это ни к чему, — ответила она. — Ты что, пожалел меня? Не надо, не жалей: самое худшее я уже пережила.

— У меня есть дело к Самюэлю и Маджубинье.

— Ну, тогда садись за руль.

Всю дорогу они ехали молча, и лишь у самого поселка Серена сказала:

— Надеюсь, ты зайдешь к детям. Им очень тяжело без тебя.

Увидев отца и мать вместе, Асусена и Кассиану бросились к «джипу» и, едва выйдя из машины, Рамиру попал в их объятия.

— Ты вернулся, папочка! Дорогой, любимый! Я знала, что ты вернешься! — воскликнула Асусена, целуя его.

Серена стояла чуть поодаль, в глазах ее проступили предательские слезы. Чтобы не расплакаться, она ушла в дом. А Рамиру, у которого сердце разрывалось от боли, вынужден был мягко отстранить от себя дочь, сказав, что ему нужно поговорить наедине с Сереной.

Когда он вошел, Серена уже успела взять себя в руки и встретила его со сдержанным почтением — как гостя, но отнюдь не как мужа и хозяина этого дома: предложила ему стул, налила в чашки кофе.

— Так о чем ты хотела со мной поговорить? — холодно спросил Рамиру.

— О нашем разводе, — сказала она спокойно, как о чем-то будничном. — Надо решить, что кому достанется, как будем отмечать дни рождения детей, когда ты будешь их навещать, ну и так далее. Об этом лучше договориться сразу, чтобы потом не возникало недоразумений.

— Да, пожалуй, ты права, — Рамиру поддержал предложенный ею тон. — Это лучше, оговорить сразу. Ящик с инструментами я уже взял, а больше мне ничего не нужно. Дострою себе хижину. Буду ходить в море, как прежде. Так что вам на жизнь хватит.

— Нет, Рамиру, теперь все переменилось, — попыталась возразить Серена, но он прервал ее:

— Как бы далеко я ни был, мне придется оставаться главой семьи. Пока у тебя не появится другой муж.

— Другой? — возмутилась Серена. — Ты вздумал надо мной поиздеваться?

— Нет, вовсе нет. Но рано или поздно он появится. Ты — красивая, сильная, умная. Почему бы тебе заново не устроить свою жизнь? А пока я буду содержать семью.

— Тебе придется содержать две семьи, — напомнила Серена. — Хотя Летисия и богатая, но ты же не захочешь жить за ее счет?

— Это мне решать, — сердито одернул ее Рамиру.

— Безусловно, тебе. Ну а за мной остается право брать или не брать у тебя деньги. И я прямо заявляю: твоих денег мне не надо, Рамиру Соарес! Живи спокойно. Попробуй начать все сначала. Даст Бог, у тебя это получится.

* * *

Пообещав Питайте найти фото ее отца, Мануэла поставила себя в очень сложное положение, выхода из которого не было. Точнее, один выход был — рассказать дочери всю правду, но Мануэла по прежнему не могла этого сделать. Чтобы покончить с двусмысленной ситуацией, ей пришлось сказать дочери, что фотокарточка бесследно исчезла. Всегда спокойная и сдержанная, Питанга отреагировала на это сообщение истерикой, немало напугав мать.