— У тебя устаревшие сведения. Летисия дала мне отставку, — не скрывая своего сожаления, сказал Франсуа. — Так что дорога свободна…

— Прости, я действительно не знал… — растерянно молвил Рамиру.

— Ну так знай: она ни о ком другом не думает — только о своем рыбаке.

— Летисия доставила мне немало хлопот… Вот почему пришлось забраться в дюны. Буду жить тут, как зверь в берлоге.

— Это не самое страшное, — уверенно произнес Франсуа. — Главное, что она тебя любит!

* * *

Чужое счастье заразительно, и после откровенного разговора с Эстелой Летисии почудилось, что для нее тоже не все потеряно, что она может устроить и свою жизнь с любимым человеком, если сделает хотя бы маленький шажок ему навстречу.

Переборов смущение, она выяснила у Дави, где живет Рамиру, и поехала к нему. Встреча, однако, вышла вовсе не такой, как ожидала Летисия. Рамиру встретил ее почти враждебно.

— Что тебе здесь надо? Зачем ты примчалась?

— Мне сказали, что ты ушел из семьи, — растерянно пробормотала она. — Это из-за меня?

— Вы слишком о себе высокого мнения, сеньора Веласкес! — был ответ.

— Ты меня не понял, Рамиру! Я всего лишь хотела тебе помочь. Если надо, я могу сходить к Серене, объяснить, что наши отношения кончились.

— Серена не нуждается в твоих объяснениях. Она — мужественная, гордая женщина. Трудится, заботится о детях.

— Я знаю, что мы с ней очень разные. Возможно, поэтому я тебя всегда и привлекала.

— Что тебе нужно от меня, Летисия? — не выдержал он. — Разве мало того, что из-за тебя рухнула моя семейная жизнь, что я оказался с пустыми руками, вдали от детей и от друзей, совсем один?

— Когда-то тебе казалось очень романтичным жить вдали от всех, — с укоризной напомнила она.

— Когда-то! — подхватил он. — Но с тех пор прошло много лет и все переменилось.

— Помнится, еще недавно ты утверждал, будто готов бросить все и устроить для меня рай в шалаше.

— Давай лучше не будем вспоминать ту историю с запиской. Ее пора забыть раз и навсегда.

— Вот как ты заговорил! — от обиды голос Летисии дрожал. — А я не могу забыть, хотя и пыталась. Все эти годы я пыталась забыть тебя, Рамиру, но у меня ничего не получилось. Прости.

Она резко повернулась и почти бегом направилась к автомобилю, на котором приехала.

Рамиру молча смотрел ей вслед, но, когда машина тронулась с места, спохватился:

— Летисия! Вернись!

Она резко затормозила, обессиленно уронив руки на руль…

…А потом они, выплеснув всю свою годами копившуюся страсть, блаженно лежали на песке, среди казавшихся необитаемых дюн, и ощущали себя, действительно, как в раю.

— Можно, я тоже признаюсь? — с виноватой усмешкой спросил он. — Не было ни одного дня, чтобы я не думал о тебе.

Она жадно обхватила его голову руками, прильнула к нему всем телом:

— Мы никогда больше не расстанемся, правда? Скажи мне, Рамиру, мы теперь всегда будем вместе? Ну скажи! Чего ты боишься?

— Как же мы можем быть вместе? Где? В хижине, которую я строю, не будет даже водопровода.

Услышав, что именно его сдерживает, Летисия облегченно вздохнула:

— Тебе не придется строить хижину, любовь моя!

— Ты хочешь сказать, что возьмешь меня к себе в дом? Наденешь на меня костюм, дашь в руки портфель и прикажешь шоферу возить меня на лимузине?

При этих словах лицо Летисии перекосилось от боли, а он, словно и не заметив ее реакции, продолжал:

— Я рыбак, Летисия. Мое место здесь, на берегу моря. Тебе не стоит даже пытаться перекраивать меня на свой манер. И ты не сможешь измениться. Как бы сильно ты меня ни любила — тебе здесь не выдержать. Так что у нас ничего не получится.

— Но давай хотя бы попробуем! — взмолилась она.

— Нет, — твердо сказал он. — Надо смотреть правде в глаза. Мы любим друг друга, но жизнь развела нас так далеко, что нам уже никогда не сойтись.

— Рамиру, любимый мой, — обливаясь слезами, говорила она. — Позволь мне хоть иногда приходить к тебе сюда, в хижину!

— Это не выход, Летисия, — сам весь сжавшись от боли, горько молвил он. — Я хочу тебя всю, без остатка, и никогда не смог бы довольствоваться половиной. Но у меня нет права требовать, чтобы ты бросила свой мир и поселилась в моем. Любовь в шалаше выглядит красиво в романах, а в жизни это невозможно…

Шум остановившейся неподалеку машины заставил его закончить свою печальную речь:

— Прости, это приехал Самюэль с ребятами. Они помогают мне строить хижину.

* * *

Несколько дней Самюэль ломал голову, пытаясь понять, кто же такой Франшику и почему его интересует затонувший парусник. Версию о полицейском пришлось отбросить почти с самого начала, а вот откуда этот парень мог узнать о кладе? Тот мужчина с парусника погиб на их глазах, а Бом Кливер молчал о сокровищах, скрывая тайну даже от Самюэля. Может, Франшику — родственник погибшего, и о кладе узнал из каких-то семейных преданий?

Теряясь в догадках, Самюэль еще раз поехал к старику и заставил его припомнить каждое слово, сказанное Франшику. Бом Кливер так напрягся, что весь вспотел. Самюэль слушал его, не перебивая, а когда тот закончил, уточнил:

— Значит, он требовал от тебя письмо той женщины или хотя бы ее адрес? А о кладе он не произнес ни слова?

— Нет, о кладе речь не шла. — твердо ответил Бом Кливер. — Уж это бы я запомнил наверняка!

Самюэль не стал смущать старика внезапно мелькнувшей догадкой, а поехал прямо к Франшику. Тот встретил его приветливо, предложил кофе, но Самюэль прямо сказал, что длительность их беседы будет зависеть от того, как Франшику ответит на один вопрос:

— Почему ты интересуешься парусником? Что тебя с ним связывает?

— Это уже два вопроса, — пошутил Франшику, надеясь скрыть волнение.

— Мне не до шуток, парень, — предупредил Самюэль. — Ты ходил к донне Дивине и к Кливеру, выспрашивал адрес женщины с парусника… Почему, Франшику? Ты — тот самый ребенок, что был на паруснике и пропал в шторм? Говори правду…

Франшику, бледный как полотно, пытался сохранять невозмутимость, но Самюэль, видя его смятение, все больше убеждался в правильности своей догадки.

— Да, я был у Дивины и Кливера, но как тебе пришло в голову, что я — именно тот ребенок? Не вижу связи.

— Ну почему ты боишься сказать правду? — недоумевал Самюэль. — Старый Кливер уже много лет мучается угрызениями совести, потому что мог спасти женщину с ребенком, но не спас. Если он будет знать, что они живы, то проведет остаток своих дней спокойно.

— Ребенок умер, — печально произнес Франшику. — Он потерял все. Даже черты любимых людей стерлись в его памяти… Тот ребенок не знает, кто он на самом деле…

— Позволь мне помочь, — горячо заговорил Самюэль. — Позволь вытащить его со дна морского, и он узнает о своем происхождении! Так тот ребенок — это ты, Франшику?

— Мне известно только то, что я — Франшику. Маленький мальчик, потерявшийся в море много лет назад. Воспоминания то накатывают на меня, то опять ускользают. Я уже не знаю, где явь, а где мои фантазии. Иногда, глядя на море, я вижу себя ребенком: стою один, плачу и зову деда… Еще помню женщину. Скорее всего, то была моя мать. Она утешала меня, а я все равно плакал и просил игрушку. Тогда она открыла чемодан и отыскала там эту чертову игрушку. Мне стало так спокойно… Я и сейчас помню это чувство… защищенности и любви. Потом я не испытывал его ни разу в жизни.

— А кто вытащил тебя из воды?

— Не знаю. Не помню. Меня оставили у двери приюта. Я был очень болен. Это няня мне потом рассказала. А сам я ничего не помню…

— Вот что, Франшику, — решительно произнес Самюэль, — пойдем со мной и не задавай пока никаких вопросов.

— Куда? Зачем?

— Пойдем, скоро все узнаешь.

Самюэль привез парня к себе домой и сразу. провел его в чуланчик. Но прежде чем открыть заветный сундучок, спросил, как выглядела та игрушка.

— Попытайся вспомнить, Франшику! Это очень важно.

— Да мне и пытаться не надо, — ответил тот. — Достаточно закрыть глаза, и я вижу ее. Лица матери не помню, а вот игрушку помню… Такая деревянная безделушка. Две палочки и между ними — перекладина. Если эти боковые палочки сдвигать и раздвигать, то человечек на перекладине кувыркается… Пакиту. Так дед называл то ли этого человечка, то ли вообще игрушку. Она мне очень нравилась!

Пока он говорил, лицо Самюэля постепенно расплывалось в широкой счастливой улыбке, и вот наконец он открыл заветный сундучок и извлек оттуда игрушку.

— Эта? — спросил он у Франшику, уже не сомневаясь в его ответе.

— Боже мой! — ошеломленный парень не сразу взял игрушку в руки, боясь, что, едва он прикоснется, она рассыплется, растает, исчезнет, как сон.

— Бери, не бойся, — подбодрил его Самюэль. — Она твоя.

Франшику взял, наконец, игрушку, и пальцы его стали сжимать и разжимать палочки. Беспечный человечек Пакиту при этом лихо кувыркался…

— А знаешь, как переводится Пакиту с испанского? — вспомнил вдруг Франшику. — Франсиск! Почти мой тезка.

— Теперь ни у тебя, ни у меня не может быть никаких сомнений! — радовался Самюэль. — Ты нашелся! Подумать только, мы считали, что мальчика нет в живых или он где-то далеко, а ты был тут, рядышком…

— А что еще там, в сундучке? — отвлекшись от игрушки, спросил Франшику.

— Тут еще много загадок, но теперь мы их разгадаем. А пока потерпи. — Самюэль запер сундучок и поставил его на прежнее место. — Сейчас мы с тобой поедем к старику Кливеру!

* * *

Стоит ли описывать потрясение, которое испытал Бом Кливер, когда Самюэль представил ему мальчика с парусника — живого и здорового? Старик долго не мог поверить Самюэлю и заставлял его многократно повторять, почему тот считает, что Франшику является тем самым мальчиком. Наконец Бом Кливер, у которого камень упал с души, сказал в изумлении:

— Это чудо! Такой маленький мальчик — и выжил в страшном шторме. Ты — избранник судьбы, избранник богов! В нашем народе тебя почитали бы как святого!.. Теперь я понимаю, почему ты так внимательно рассматривал эту старую подзорную трубу. Она принадлежала твоему деду. Бери, теперь она твоя!

Франшику, любовно поглаживая поверхность трубы, пояснил, что ему довелось почувствовать, когда он впервые увидел ее у Кливера:

— Меня будто в жар бросило! Нахлынули воспоминания. Вспомнилось, как дедушка дал ее мне и велел смотреть по сторонам — не видно ли там суши.

— Ну вот, теперь она опять в твоих руках, — сказал Самюэль.

— Да, только я не стану ее брать с собой. Пусть она останется у тебя, Бом Кливер. А я и так уже безмерно счастлив: ведь сегодня я точно узнал, что моя мать жива!

— Давай не будем опережать события, — проявил осторожность Самюэль. — Подождем, что ответит на мое письмо сеньора Мария Соледад.

— Боже мой! Это звучит как музыка: Мария Соледад! Так зовут мою маму! Вы не представляете, что значит прожить столько лет и даже не знать имени своей мамы…

Глава 7

Франшику овладело такое нетерпение, что он готов был немедленно лететь в Рио на поиски матери. Но предстоящая свадьба Гаспара и затем свадебное путешествие вынуждали Франшику ускорить работу над проектом аквапарка, чтобы обсудить с патроном все необходимые детали до его отъезда. Энергии Франшику и прежде было не занимать, а предвкушение скорой встречи с матерью и вовсе окрылило его. Он с легкостью уговорил Франсуа заняться проектированием аквапарка, хотя прежде тот относился к этой идее с прохладцей.

Несколько суток Франсуа корпел над проектом не разгибаясь, а когда эскизы были вчерне готовы, Франшику показал их патрону. Гаспар пришел в восторг от будущего сооружения и дал Франшику карт-бланш на строительство.

— Значит, ты поручаешь мне заняться этим делом в твое отсутствие? Не боишься, что я подведу тебя? — на всякий случай переспросил Франшику.

— Нет, — смеясь, ответил Гаспар. — Но прежде чем влезть с головой в строительство, ты, я надеюсь, погуляешь у меня на свадьбе. Мы с Эстелой тебя приглашаем.

Аманда, присутствовавшая при этом разговоре, намотала кое-что на ус и, якобы по поручению деда, пригласила на свадьбу Франсуа.

— Вы же теперь в некотором роде компаньоны, — аргументировала она причину приглашения. — Так что дед просто не мог тебя не пригласить. И если ты откажешься, то он может истолковать это неверно.

Франсуа, не проявив должного энтузиазма, все же велел передать Гаспару, что прибудет на его свадьбу, чем несказанно осчастливил Аманду.