Внезапно Пол увидел себя десятилетним. Он затеял шутливую борьбу с младшим братом на лужайке. Вдруг восьмилетний Билли согнулся пополам, рухнул в траву, корчась и хватаясь за живот. «Балда ты, Билли! — воскликнул Пол. — Я же говорил тебе: не съедай все сразу!» Только потом Пол понял, что Билли стало плохо вовсе не оттого, что он объелся изюмом в шоколаде. Испуганно глядя на брата и зовя мать, Пол увидел, как по искаженному бледному лицу Билли пробежала тень, словно кто-то прошел между ними по траве. В то время Пол не мог облечь свои чувства в слова, но отчетливо вспомнил их год спустя, когда Билли умер от лейкемии.

А теперь чей-то голос настойчиво нашептывал ему: «Подожди, не торопись…»

— Завтра, — пообещал он.


— Ей понадобился целый год, чтобы подготовиться к выставке, — сообщила Джорджина, придвинувшись так близко, что край ее бокала задел рукав Пола. На лице Джорджины, испещренном ниточками морщин, молодо сверкали голубые глаза. — Она объездила всю Европу, подолгу бродила с «Никоном» в руках. Вы когда-нибудь видели что-либо подобное?

Пол не видел. И если бы подруга Элли не уговорила их посетить выставку фотографий ее племянницы, он вполне обошелся бы без такого развлечения. Но выставка была неподалеку от их дома, а Элли сказала, что они многим обязаны Джорджине. Выставка не произвела впечатления на Пола. К тому же он был настолько измучен, что мог бы мгновенно уснуть, едва прислонившись к одной из колонн, поддерживающих потолок зала.

Пол оглядел незнакомых посетителей выставки. Их было не меньше шестидесяти. Они бродили среди постаментов различной высоты, на которых разместились стилизованные манекены. Джорджина захлебывалась от восторга, объясняя, какая Удачная идея — устроить выставку прямо в демонстрационном зале магазина, торгующего манекенами.

— Мне нравятся вот эти снимки, из «Хэрродса»[18], — говорила Элли. — Они живо напоминают мне о Лондоне.

— Верно! — Джорджина заложила за ухо прядь волос, выбившуюся из длинной серебристой косы. — Знаете, Элис пришлось в буквальном смысле слова дать взятку полицейскому, чтобы он позволил ей встать посреди оживленной улицы и сфотографировать эту витрину. Когда муж Элис услышал об этом, его чуть не хватил удар. В Лондоне они проводили медовый месяц. — Она усмехнулась и отпила из своего бокала.

Джорджина была в одном из своих неизменных кафтанов, на этот раз шелковом, золотистом, расписанном в технике батика узорами, напомнившими Полу доисторическую наскальную живопись. Массивные, индийские на вид, серьги оттягивали мочки ушей; ожерелье из цветов, обвивающих ее шею, выглядело тяжелым. Но Пол знал, что внешность обманчива. Прошлым летом, в честь своего восьмидесятилетия, Джорджина совершила восхождение на Гималаи.

— Это напомнило мне о нашем медовом месяце, — отозвалась Элли, с грустной полуулыбкой взглянув на Пола. — Помнишь таксиста, который вез нас в Лувр, — того самого, что устроил гонку с товарищем?

— Я помню, как ты убеждала его сбавить скорость на скверном французском.

— Ему повезло, что я не перешла на английский.

Наблюдая за Элли, Пол думал: «Господи, знает ли она, как красива?» В сшитом на заказ шоколадного цвета костюме и шелковой блузке оттенка кофе с молоком Элли должна была бы выглядеть просто и скромно, но элегантность только подчеркивала ее красоту.

Желание пробудилось в нем мгновенно — несмотря на все, что произошло между ними за последние несколько недель. Его охватило отчаяние. Он вдруг почувствовал себя подростком на первом свидании с неприступной красавицей. Неужели Элли когда-то тоже влекло к нему? Почти месяц они даже не целовались… но сегодня она казалась прежней, держалась свободно, даже слегка флиртовала. Господи, Пол отдал бы все, только бы немедленно оказаться вместе с ней дома, в постели!

— Кстати! — Джорджина вцепилась в запястье Элли. — Ты примешь участие в работе симпозиума в Люцерне через месяц? Пожалуйста, постарайся! Однажды я заговорила с Генри о твоей группе больных СПИДом. Он считает, что это превосходная тема для доклада.

— Можно я сообщу о своем решении в конце недели? — осторожно спросила Элли. — Сейчас у меня нет ни минуты свободной, но я постараюсь выкроить время.

— Это отличный предлог, — усмехнулась Джорджина. Элли смутилась, решив, что ее маневр разгадан. Но пожилая дама улыбнулась. — Давно ли вы отдыхали вдвоем? А симпозиум позволит вам улизнуть в какую-нибудь уединенную гостиницу в Альпах.

— Сейчас я не отказался бы и от отеля «Холидей-Инн» в Секокасе, — пошутил Пол. Но по выражению лица Элли Пол понял, что обмануть ее не удалось.

Он широко улыбнулся, делая вид, что еще возможно склеить осколки их жизни.

— Звучит заманчиво. Я постараюсь найти время, Джорджи.

— Вот и хорошо. Пойдемте, пройдемся из вежливости по залу, и я отпущу вас, — оживленно защебетала пожилая дама. — Вы исполнили свой долг уже тем, что зашли сюда — на большее моя талантливая племянница не смела и надеяться, ведь это ее первая выставка. Народу собралось столько, что включать отопление не понадобится.

— Значит, нас раскусили? — пробормотал Пол, лавируя между людьми, толпившимися возле каждого снимка. — Я действительно предпочел бы проспать целый месяц. Но мне неприятно думать, что здесь я так же не к месту, как вон тот франт. — И он кивнул в сторону мужского манекена со скучающим лицом.

Элли отступила на шаг и окинула мужа взглядом, в котором впервые за несколько недель Пол различил проблеск прежнего юмора.

— Ты по-старомодному элегантен. Особенно удачно смотрится отсутствующая пуговица на пиджаке.

— Я не успел пришить ее. — Пол оглядел свой спортивный пиджак в неяркую клетку. Он питал слабость к давним, привычным вещам.

Элли коснулась места, где недоставало пуговицы, и улыбнулась.

— Может, в качестве компенсации позволишь мне угостить тебя ужином в лучшем из соседних ресторанов?

Пол с трудом сдерживал вожделение. Как в прежние времена, Элли заигрывала с ним, а он охотно поддавался. Даже усталые морщинки в уголках ее губ разгладились. С той ночи, когда разразился роковой спор, Элли ни разу не заговорила об усыновлении. Неужели она все взвесила и наконец отказалась от этой мысли? Или он просто пытается обмануть себя?

— А я боялся, что ты не догадаешься.

Сознавала ли она, как неудержимо его тянет к ней… так сильно, что он готов отказаться от ужина, лишь бы сию же секунду очутиться вместе с ней дома? Возможно. Но по опыту Пол знал, что Элли предпочитает неторопливое, старомодное обольщение.

В ресторане «Бальный зал» они заказали острые закуски и выпили сангрии, слушая фламенко. Пол забыл об усталости и даже не слишком часто вспоминал о Тео. Он просто почувствовал себя счастливым, несмотря на то что завтра утром его ждало не только похмелье и утренняя почта.

И в том же благодушном настроении они отправились домой пешком и шли, обняв друг друга за талию, пока внезапно не разразился дождь. До дома оставалось полтора квартала.

— Черт, пропали мои новые туфли! — воскликнула Элли, удрученно взглянув на бегу на свои замшевые лодочки.

Заметив впереди лужу, Пол подхватил Элли на руки. В ее возгласе отчетливо прозвучало удовольствие и предостережение — ведь она не отличалась хрупкостью, — а затем Элли обвила руками шею мужа и уткнулась лицом ему в плечо.

— Ты спятил? — задыхаясь от смеха, спросила Элли, когда Пол поставил ее на ноги на крыльце. — Ты же мог надорваться!

— И это было бы досадно… если учесть то, что я задумал, — задорно откликнулся он.

— Что же? — На ее губах заиграла улыбка.

Едва они вошли в квартиру, Элли сбросила туфли, рассмеялась и затрясла головой так, что с волос полетели холодные капли. Схватив жену в объятия и прижавшись к ее губам, Пол ощутил вкус губной помады, косметики и сладкой податливости, от которой у него перехватило дыхание.

Неловкими пальцами он начал расстегивать ее жакет, чувствуя себя точно так, как в то время, когда впервые поцеловал свою девушку Джин Валери на крыльце ее дома. Она украдкой выплюнула жвачку в ладошку, а потом так разволновалась, что прилепила ее к пиджаку хорошего синего костюма Пола. Но теперь, рядом с Элли, юношеская неуклюжесть быстро улетучивалась. Пока они срывали друг с друга промокшую одежду, Пол предавался воспоминаниям о том, как они занимались любовью в тесном туалете «Боинга-747» незадолго до посадки в Орли, о том, как однажды в два часа ночи, выйдя на кухню, застал там абсолютно голую Элли, с наслаждением поедающую персики, сок которых капал с ее подбородка и стекал по груди; о том, как прошлой зимой, в бурю, они сидели в гостиной, взявшись за руки, и смотрели, как вспышки молний превращают улицу в подобие ледяного купола…

Извиваясь всем телом, Элли избавилась от мокрой одежды. Увидев, что на жене нет ничего, кроме нитки жемчуга и струек воды, стекающих по шее и груди, Пол испытал жгучее желание.

Наклонив голову, он слизнул дождевую каплю, дрожавшую на соске, как крохотный драгоценный камень. Элли вздрогнула и покрылась мурашками. Легким движением она коснулась его макушки. «Да, — казалось, говорили осторожные прикосновения ее пальцев, пока Пол водил языком по ее груди, — вот так… как прежде…»

— Здесь? — Элли подняла брови, когда муж повлек ее к дивану.

— Слишком холодно? — спросил он, целуя жену в опущенные веки.

— Уже нет. — Она прижалась к нему так, словно боялась, что в любое свободное пространство между ними проникнет холодный воздух.

Опуская Элли на ковер, Пол заметил их нечеткое отражение в стеклянной крышке журнального столика. Когда она легла на спину, ее мокрые волосы разметались по ковру. Луч света из коридора косо упал на горящее страстью лицо Элли, и Пол почти поверил, что у них все получится.

Он овладел ею раньше, чем хотел, и не потому, что не смог удержаться, а потому, что Элли, пока Пол касался губами ее живота, вдруг обхватила его голову руками, мягко оттолкнула ее, раздвинула ноги и приподняла бедра навстречу ему. Охваченный легким ознобом удовольствия, он обнаружил, что внутри она такая же влажная, как и снаружи, — нетерпеливая, ждущая его.

Пол двигался медленно и осторожно, потому что теперь ему приходилось сдерживаться. Это было прекрасно — желать чего-то, желать всей душой, но знать, что желаемое в пределах досягаемости и можно схватить его когда угодно, стоит лишь протянуть руку. Элли обвила его ногами, а ее аппетитные бедра — сама она считала их чересчур широкими — подрагивали так нетерпеливо, что Пол неудержимо приближался к финалу.

Освобождение было острым, почти болезненным. У него перехватило горло. Он лихорадочно стиснул Элли в объятиях, уткнувшись лицом в ее влажные волосы и чувствуя, как она напрягается под ним, слыша, как ее хриплый крик сливается с его стоном.

Потом, когда они лежали обнявшись, Пол вдруг почувствовал, что она дрожит.

— Замерзла? — прошептал он, но Элли покачала головой. И вдруг Пол с ужасом осознал, что жена плачет. Он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо, касаясь виска, по которому стекла слеза и исчезла в мокрых волосах. — Элли!

— Прости. — Ее голос звучал тихо, но яростно — так бывало, когда она злилась на себя. — Клянусь, ничего такого я не замышляла. Господи, какая же я дрянь…

Он окаменел. «Боже, нет, только не сейчас!»

Пол молча обнял ее и крепко прижал к себе.

— Я не могу, Пол. Я пыталась, даже поговорила с Джорджиной, но все напрасно. — Она говорила, почти касаясь губами его шеи. — Но я не перестаю думать об этом.

— Элли, не надо. Не сейчас.

Он отстранился и сел на колени. Дрожа, Пол посмотрел на жену и сразу понял, что увиденное ему не по душе: упрямо сжатые губы, холодный блеск в глазах, раздражение оттого, что между ними нет взаимопонимания.

— Пол, сегодня я разговаривала с Леоном. Он обещал прозондировать почву…

— И ты даже не поставила меня в известность?

Леон был адвокатом, с помощью которого они разыскали Кристу.

Пол вскочил так резко, что у него закружилась голова. Теперь нагота тяготила его, усиливала чувство неловкости. Схватив трусы, он надел их, не замечая, что они еще мокрые. Гнев вспыхнул в нем.

Пол никак не мог избавиться от унизительного чувства, что его… обманули.

Элли села, скрестив ноги и напомнив ему постаревшую женщину-хиппи в летнем лагере.

— Теперь ты обо всем знаешь.

Ее спокойствие разъярило его.

— Ты просто сообщила мне о случившемся — вместо того, чтобы обсудить решение со мной! Ладно, я понял. Мои желания не значат ровным счетом ничего.

— Лучше бы ты взглянул на это иначе, — с отчаянием и болью откликнулась Элли.

— С какой стати? Потому, что тебе и вправду нужна моя помощь, или потому, что со мной все выглядит пристойнее?