— Хуже всего, что целую неделю до родов нам придется провести вместе. За это время мы изведем друг друга.

— Это лучше, чем оказаться в незнакомом месте, среди чужих людей, особенно если что-то случится.

Этот разговор они заводили уже не раз. Кейт и Уилл просили Скайлер переселиться к ним за неделю до родов, но та упрямо отказывалась, повторяя, что от ее дома до Нортфилдской больницы всего двадцать минут езды.

Кейт нервничала, когда они вошли в кафе и устроились в солнечном уголке. До сих пор Скайлер не упомянула ни об усыновлении, ни о выборе кандидатов. Кейт тоже избегала этой темы. Какими бы милыми и заботливыми ни были эти люди, она не хотела слышать о будущих приемных родителях, не желала знать их имена и прочие подробности: это превратило бы решение Скайлер из угрозы в реальность.

Кейт заказала горячий чай и сандвичи с жареной курятиной, а Скайлер, хотя и сетовала на непомерный аппетит, ограничилась супом и стаканом молока. Кейт посматривала на нее, изнывая от беспокойства. Дочь уже не раз шутливо жаловалась на то, что прибавляет в весе, но выглядела бледной и осунувшейся.

«Да, она непоколебима, но от этого ей не легче». Кейт видела, как метался по залу взгляд Скайлер, останавливаясь на всех, кроме матери, как беспокойно она складывала и снова разворачивала льняную салфетку, как на ее бледных щеках вспыхивал румянец.

Пока они ели, Кейт молчала. Наконец она промокнула рот салфеткой и подкрасила губы.

— Сегодня утром я случайно встретилась с Дунканом. Он передает тебе привет. — Кейт застегнула сумочку. — А еще он спрашивал, сделала ли ты выбор. Я ответила, будто все уже решено, — мне было стыдно признаться, что я ровным счетом ничего не знаю.

Скайлер смотрела в свою пустую тарелку.

— Я не уверена, что ты одобришь мой выбор.

Кейт встревожилась. О каком одобрении может идти речь? Эта затея с самого начала не нравилась ей.

Причиной тревоги Кейт была не только Скайлер, но и сложное финансовое положение семьи. Они с Уиллом сумели избежать банкротства, заложив Орчед-Хилл, но фирма вновь встанет на ноги еще не скоро. Уилл пытался выиграть время, а пока над их головами висел дамоклов меч. Кейт вспомнила, что, подписывая в банке закладную на обожаемый Орчед-Хилл, она словно расставалась с жизнью.

А теперь ей грозило нечто еще более ужасное.

— Кого же ты выбрала, если считаешь, что мы останемся недовольны? — На лице Кейт застыла напряженная улыбка.

— Сама женщина наверняка вам понравится. — Скайлер отвела волосы со лба нервным жестом, усилившим беспокойство Кейт. — Просто… Элли и ее муж разошлись.

Элли?

В голове Кейт отчетливо прозвучал сигнал тревоги, но она поспешила убедить себя, что ее опасения напрасны, и на всякий случай спросила:

— А как ее фамилия?

— Найтингейл, доктор Найтингейл, но она просила называть ее по имени.

Сердце Кейт сжалось. Она слишком хорошо помнила молодого психолога, с которой судьба свела ее в ту страшную ночь, четырнадцать лет назад, когда Скайлер оказалась на волосок от смерти.

У Кейт зашумело в ушах. Беспомощно и растерянно она смотрела, как мимо медленно проплывают официантки, посетители, мужчина с огромной бутылью воды.

— Элли Найтингейл… — пробормотала Кейт.

— Такое имя трудно забыть. — Кейт видела, как зашевелились губы Скайлер, но не сразу осознала ее слова.

— Ты права. — Кровь прилила к щекам Кейт.

— Это звучит глупо, мама, но мне кажется, будто мы знакомы всю жизнь и встретились не случайно. В чем дело, не могу объяснить — я просто чувствую это. — Скайлер встревоженно вгляделась в лицо Кейт. — С тобой когда-нибудь бывало такое?

Кейт молчала, опасаясь, что голос выдаст ее.

Под столом она крепко стиснула руки. Головокружение сменилось оцепенением. Ее терзала единственная мысль — как нескончаемая бегущая строка внизу экрана, предупреждающая о приближении грозового фронта.

«Нельзя допустить, чтобы она догадалась… Нельзя допустить, чтобы она догадалась…»

Но Скайлер сразу заподозрила неладное и озабоченно нахмурилась:

— Мама, что с тобой?

— Ничего… честное слово, ничего. — Кейт с трудом овладела собой. — Просто… да, мы часто говорили об этом, но я все равно испытала шок — оттого, что появился человек, который отнимет у меня моего внука.

Скайлер поморщилась:

— Лучше бы ты смотрела на это иначе.

— Но разве это возможно? Скайлер, я прекрасно понимаю тебя. Я обещала поддержать тебя, что бы ни случилось, но не проси меня радоваться твоему решению. Тем более что эта женщина даже не замужем!

— Знаю, о чем ты думаешь, но я доверяю ей. Если моего ребенка усыновит Элли, я буду знать, что с ним не случится ничего плохого. — Глаза Скайлер наполнились слезами. — Мама, ну неужели тебе не ясно? Мне необходима такая уверенность.

Кейт хотелось выкрикнуть, что такой уверенности попросту не существует. Она по опыту знала, как быстро уверенность ускользает от тех, кто отчаянно стремится к ней. Каждый день рождения Скайлер становился для нее вехой на пути, протянувшемся так далеко, как только хватало взгляда. А теперь Кейт вдруг осознала, что все это время бродила по замкнутому кругу.

«А если это шанс искупить вину?» — вдруг прозвенело у нее в голове.

Да, у нее есть два выхода. Можно начать борьбу, привести аргументы, доказать, что Элли — самый худший выбор. Это нетрудно. Одинокая женщина? О чем только думает Скайлер? У нее, Кейт, есть все причины возражать!

И вместе с тем настойчивый внутренний голос шептал: «Будь осторожна. Стоит сделать неверный шаг — и путь обратно будет навсегда закрыт».

Внезапно Кейт осознала, какую из дорог должна выбрать. Надо смириться с неожиданным поворотом судьбы — возможно, он вполне оправдан. Своим молчанием она еще может исправить ужасный грех.

Кейт прерывисто вздохнула. «Прости меня, Уилл…»

Охваченная страхом, гневом, раскаянием, благоговейным ужасом и надеждой, Кейт спокойно попросила:

— Расскажи мне обо всем. Я хочу понять.

* * *

Такой суровой зимы Кейт не помнила. Одна снежная буря сменялась другой, каждая последующая была более свирепой и неистовой, чем предыдущая. Дороги перекрывали, открывали и снова закрывали движение. Письма и посылки приносили с опозданием или не доставляли вовсе. Утоптанной и посыпанной солью оставалась лишь дорожка к магазину скобяных товаров, где раскупили все лопаты. Впервые за десять лет промерз до дна пруд Глинден, превратившись в каток. В магазинах на Мейн-стрит покупатели появлялись все реже.

Кейт часто стояла у большого окна, выходящего во двор, смотрела, как очередной снегопад заметает тропинки, и ощущала ни с чем не сравнимую безмятежность. Снегопады она воспринимала как обряд крещения, смывания прежних грехов. Казалось, будто Бог одним величественным взмахом десницы дал миру — и самой Кейт — второй шанс.

Досадно было лишь то, что эти ощущения быстро проходили и вскоре ее вновь охватывала давняя тоска. Начинали ныть нога и бедро, она никак не могла дождаться следующего приема болеутоляющего. Как бы Кейт ни старалась занять себя — а дел в Орчед-Хилле и в магазине никогда не убавлялось, — ей не удавалось избавиться от апатии.

Даже Уилл, редко замечавший смену настроения жены, старался не раздражать ее. Возвращаясь домой, он избегал говорить о Скайлер. Иногда муж приносил Кейт чашку горячего чая, хотя она об этом не просила, а по воскресеньям, принимаясь за чтение «Таймс», отдавал жене ее излюбленные разделы.

И все-таки Кейт еще никогда не видела мужа таким отчужденным. Узнав, что приемной матерью ребенка Скайлер станет Элли, он замкнулся в себе и замолчал. Кейт изнывала от желания поговорить с ним о своем странном, почти мистическом, убеждении в том, что им дали шанс восстановить справедливость. Элли вернулась в их жизнь не случайно. Даже Скайлер сразу потянулась к ней, хотя и не знала правды.

Но Уилл не желал понимать, в чем состоит справедливость, которую пора восстановить. А Кейт не могла объяснить, почему 1 твердо решила не упускать столь редкую возможность.

Порой она стыдилась своего отношения к мужу. Он вел совсем другую войну, опаляющее дыхание которой еще не коснулось Кейт. Даже вполне реальный риск лишиться Орчед-Хилла казался ей призрачным. Разве возможно покинуть этот дом? Не смотреть в любимое окно, не наблюдать за енотом, который вертится под деревом, где повешен домик для певчих птиц? Не видеть, как ослепительно сверкают на солнце сосульки на карнизах? Это немыслимо! Но Кейт не делилась своими чувствами с Уиллом, держала их при себе.

Ее единственной утешительницей оставалась Миранда. В последнее время она все чаще брала на себя всю бумажную работу в магазине, предоставив Кейт заниматься любимым делом — покупкой и реставрацией старинной мебели. Миранда инстинктивно понимала, когда Кейт необходимо поговорить, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, а когда надо просто выслушать ее, не предлагая совет. Она не упоминала о своем обожаемом внуке, и Кейт твердо знала: все, что она говорит Миранде, остается между ними. А еще Миранда ни разу не спросила о детской кроватке, стоящей под парусиновым чехлом в дальней комнате.

Но если бы Миранда завела такой разговор, Кейт призналась бы, как тягостно сознание того, что ей не суждено держать на руках внука или внучку, что в доме на стенах не будут висеть фотографии малыша — такие, как на рабочем столе Миранды. Кейт поведала бы подруге, как порой по ночам она плачет в подушку, думая о днях рождения, которые ей придется отмечать только мысленно, о свечах, над которыми никто не загадает желание. Даже дочь ускользала от Кейт, навещая ее все реже. Когда же Кейт звонила ей, в голосе Скайлер она не слышала радости.

В конце марта, солнечным утром, когда весь мир еще дремал под новым снежным одеялом, Кейт услышала звонок, которого ждала с тревогой и ужасом.

— Я еду в больницу, — с ошеломляющим спокойствием сообщила Скайлер. — Мама, прошу тебя, не волнуйся, времени еще уйма. Схватки только начались. А Микки пообещала ехать осторожно.

— Увидимся в больнице. — Кейт вскочила с постели. — Я оденусь и сразу же приеду. А папе позвоню по дороге — он в городе.

В лихорадочной спешке она приняла душ, натянула слаксы и черный кашемировый свитер с высоким воротником. Через несколько минут Кейт уже выводила свой «вольво» из гаража, молясь о том, чтобы машину не занесло или на пути не попался снежный занос. Она заставила себя ехать медленно, хотя ее сердце колотилось, а руки так сжимали руль, что вскоре онемели. В голове у Кейт крутился лозунг с плаката шестидесятых годов: «Сегодня последний день остатка твоей жизни».

Кейт вновь и вновь напоминала себе, что первые роды, как правило, длятся долго. Но при этом думала: «Я должна успеть вовремя».

Чтобы хотя бы увидеть — и может быть, взять на руки — своего внука, пока еще не слишком поздно.

В Нортфилдской больнице сестра провела Кейт в родильное отделение на пятом этаже. Кейт ожидала, что отдельная палата Скайлер окажется стерильной и полупустой, но, переступив порог, с приятным удивлением увидела ковер, кресло-качалку в углу и ярко-желтые стены с репродукциями картин Ренуара.

Скайлер в длинной тенниске лежала на боку, а Микки кругообразными движениями массировала ей поясницу. С волосами, собранными в конский хвост на затылке, в пушистых розовых носках, Скайлер выглядела совсем девчонкой, слишком юной, чтобы иметь ребенка. Сердце Кейт подпрыгнуло; она с трудом подавила желание пощупать лоб дочери, как делала, когда Скайлер была еще маленькой.

— Мама! — Скайлер улыбнулась.

— Я здесь, дорогая. Я могу чем-нибудь помочь? — Кейт отвела выбившуюся прядь волос со лба дочери, влажного и горячего.

Скайлер покачала головой.

— Микки обо всем позаботилась. Она не забыла захватить даже мой плейер, хотя вряд ли Брюс Спрингстин отвлечет меня… О-о-о, опять! — Скайлер обхватила руками огромный живот, поджала ноги, а ее лицо вдруг стало пунцовым.

Микки взглянула на Кейт со своей обычной бесшабашной усмешкой, но та сразу поняла: ей не по себе.

— Когда она принимала роды у лошадей, я часто твердила ей, что это отличная практика.

— О Господи! — Скайлер расслабилась и перекатилась на спину. — Именно так я и чувствую себя — будто рожаю першерона. — Ее лоб и верхняя губа покрылись мелкими капельками пота.

Кейт вытерла лоб дочери влажным полотенцем. Она видела, как страдальчески сжаты губы Скайлер, как потемнели круги у нее под глазами, и поняла, что дочь пугают не только роды.

«Она еще не знает, от чего отказывается…»

Кейт окунула полотенце в таз и устроилась на стуле у кровати.

— Скоро приедет папа, — сказала она. — Я с трудом дозвонилась ему, но он уже в пути.