Четырнадцать лет спустя я переживала то же самое, только на этот раз причиной слез был не мужчина, а его величество Спорт. Я успела влюбиться в него за эти две недели: сложить к его алтарю кучу надежд, шуршащих радужными упаковками, принести клятву верности на клинке, поверить в то, что принята и обласкана в его царстве.

А теперь я снова стояла у запертых дверей, чувствуя себя нищей попрошайкой, которой больше нечего предложить королю. «Ну, голубушка, эк твое самолюбие взыграло! – Критик в образе мягкой змеи обвил шею и зашептал мне на ухо: – И с таким отношением ты еще на что-то рассчитываешь? Самолюбие – не тот мотив, на котором можно чего-то добиться. Если ты каждую неудачу будешь воспринимать как крах, надолго ли тебя хватит? А представь, что с тобой будет, если ты так и не добьешься успеха и не станешь хорошей шпажисткой? Мироздание рухнет! Нет, голубушка, пока ты не разберешься со своим больным самолюбием – в спорте тебе делать нечего!»

От этих слов Критика остатки моего самоуважения рухнули, как помпейские храмы. Может, мне действительно стоит для начала вылечить свое самолюбие?

Даже придя домой и сбросив одежду, я смогла лишь опуститься на диван и продолжать реветь уже в более комфортных условиях, чем на улице. От обилия слез начало подташнивать. Тогда я вспомнила, как однажды мой психолог сказал мне – когда тошнит, надо тошнить. Я добрела до ванной, склонилась над раковиной и по испытанному дедовскому способу сунула два пальца в рот. Сначала пустой желудок только содрогался в мучительных спазмах. Но я не оставляла его в покое, и в конце концов меня вырвало.

И в тот же момент слезы прекратили течь. Я чувствовала себя отвратительно: горло саднило, во рту был мерзкий привкус. Однако плакать больше не хотелось.

Успокоившись и оценив свои возможности, я решила объявить бой самолюбию: «Если ты такое больное – самое время тебя подлечить».

Я представила, как комфортно мне будет жить без самолюбия. Я стану такой же философски-спокойной, как наш кот, и на все ехидные взгляды в мой адрес стану отвечать широким сладким зевком. Я буду фехтовать исключительно ради своего удовольствия, и ничье раздражение – ни Тасино, ни тренерское – не испортит мне ощущение от тренировки.


На следующей встрече с Алексеем я заговорила о своем больном самолюбии. Я в деталях, со вкусом описала ему истерику после тренировки и поделилась своими мыслями на этот счет. Мы уже не раз говорили с ним о том, что я слишком нацелена на получение одобрения со стороны и завишу от похвал, как от наркотика. Поэтому я ожидала хорошей взбучки и рассчитывала, что мое завышенное самолюбие мы будем выдирать с корнем, застрявшим глубоко в закомплексованном детстве. Вместо этого Алексей вдруг спросил:

– А чем вам так мешает самолюбие?

– Ну… что значит чем? – Я несколько растерялась. – Это неправильная мотивация.

– Почему?

– Потому что я учусь фехтовать ради удовольствия, а не ради того, чтобы стать самой крутой…

– Стоп! – Алексей жестом остановил меня. – Вот это уже неправда! Вы учитесь и ради удовольствия, и ради того, чтобы стать самой крутой!

– Верно! – Я усмехнулась, поймав себя на маленьком вранье. – Ну да, и страдаю именно из-за этого. Когда не получается чувствовать себя крутой.

– Нет, вы страдаете, потому что подавляете свое самолюбие, не даете ему права на жизнь. А вы позвольте ему существовать на полных правах в вашей жизни. Оставьте его в покое. Признайте его право быть.

– Но это же неправильная мотивация…

– Кто вам такое сказал?

– Но если я не стану хорошей шпажисткой, это будет страшный облом!

– А с чего вы взяли, что не станете?

Я помолчала, пытаясь собраться с мыслями. А действительно, с чего я взяла, что не стану? С первой же неудачи?

– В спорте самолюбие – необходимая вещь, – сказал Алексей. – Без него вы никогда и ничего не добьетесь. Если у вас нет самолюбия, спорт не для вас. А ради удовольствия – занимайтесь себе дома.

– Черт, вы ломаете все мои представления о правильном и неправильном! Я думала, вы дадите мне какие-то рекомендации, как справиться со своим самолюбием.

– Думаю, вам их не раз уже давали?

– Да…

– И как оно – работает?

– Не очень, – призналась я.

– Ну вот. Зачем же давать рекомендации, которые не работают?

– Но мне казалось, что мое самолюбие – это компенсация детских комплексов…

– Так оно и есть. Но пока вы не разрешите себе самолюбие, вы не сможете с ним ничего делать. Ни с ним, ни с вашими детскими проблемами.

Я задумалась. За что я люблю жизнь и хороших психологов – они всегда такие неожиданные.

Но я решила все-таки еще немного побороться за свои старые убеждения. Ангелы не сдают позиции без боя, даже когда чувствуют за крыльями пустоту.

– Но, по-моему, такая реакция, которая была у меня, неадекватна. Не хочу после каждой неудачи так страдать.

– Кто-то страдает от повышенного давления, а кто-то – от излишнего самолюбия. – Алексей пожал плечами. – Если вы хотите стать лучшей, то вы будете болезненно переживать все ваши неудачи. Поплачете, поболеете. Но что в этом плохого? Главное – вводите в свои переживания побольше конструктива. Не просто критикуйте себя, а отмечайте, что именно у вас не получается. Формулируйте кратко и точно.

– Может, записывать?

– Можно записывать. Отлично. Точечно фиксируйте все свои ошибки. Максимально конкретно. Да, вам больно, вы переживаете. Но это хороший стимул, чтобы исправить ошибку.

– Черт возьми, я поняла!

Я действительно поняла. Самолюбие, как и любое из моих качеств, не плохо и не хорошо само по себе. Все зависит от того, как его использовать.

– Самолюбие – это мой ресурс, – ошарашенно сказала я, глядя, как рушатся все мои представления о просветленном Ангеле-даосе со взглядом отдыхающего кота.


На следующей тренировке главной моей задачей было привыкнуть к маске. Я уже успела обнаружить, что удается это не всем. Ксю, моя знакомая-химик, человек с чувством юмора крепким, как недозрелый грецкий орех, так мне и сказала: «Маска облегчила мне расставание со шпагой. И ты даже не представляешь, как мерзко она стучит по очкам!»

По счастью, очков у меня не было. А мой опыт напоминал о том, что борьба – не всегда лучший способ устранения барьера…

Когда я только начала заниматься йогой, мне приходилось проходить через подобные стены из собственных привычек. Так, всю свою сознательную жизнь я ненавидела холод в любом его проявлении, особенно в виде холодной воды. Поскольку в моем детстве она текла из крана гораздо чаще, чем горячая, мне всегда было сложно понять моржей, которые добровольно окунаются в ледяную прорубь. А уж такая вещь, как контрастный душ, казалась мне полным безобразием: зачем струей холода портить себе удовольствие от горячего душа?

Однако на третьем же уроке йоги, рассказывая об аюроведической гигиене, нам рекомендовали в обязательном порядке контрастный душ.

Моей воли вполне хватило бы, чтобы заставить себя это делать. Но моя планка была куда выше: я хотела научиться получать от этого удовольствие. Иначе было бы слишком грустно начинать каждое утро с внутреннего напряжения, словно перед экзаменом, к которому не готов.

Тогда мне пришлось основательно перетрясти убеждения и постепенно внушить себе мысль, что контрастный душ – это приятно. Поначалу все мое существо протестовало и кричало на все лады визгливыми голосами: «Как это может быть приятным?!» Но я ласково разговаривала сама с собой, убеждая организм, как избалованного ребенка: «Не нервничай! Почувствуй, как холодная вода нежно освежает разгоряченную кожу, как эта прохлада бодрит и делает голову ясной. Ну разве не приятно?»

Тело с удивлением признавало, что действительно приятно.

Через неделю я уже не могла представить, как можно начать утро без контрастного душа.

Теперь мне предстояло проделать ту же процедуру с маской.

То, что обеспечивает мою безопасность, не может быть неприятным.

Я подключила к делу фантазию. Это один из тех ресурсов, который дарован мне Вселенной с избытком. Я могла пожаловаться на отсутствие музыкального слуха и художественных способностей, актерского таланта и математического мышления, но вот нехваткой фантазии не страдала никогда.

Я взяла в руки маску и шпагу и встала перед зеркалом. Я представила, что вот-вот, через несколько минут мне предстоит поединок.


…Дыхание противников похоже на дыхание любовников, и, если бы не звон наших соперничающих шпаг, мы могли бы преподать урок страсти многим супружеским парам. Лицо Вито блестело от пота, рыжеватые пряди прилипли ко лбу, и его взгляд впервые был таким же откровенно-опасным, как его шпага. Я чувствовала себя не женщиной, а зарвавшимся дерзким мальчишкой, и понимала, что пощады не будет.

Он был сильнее меня, но в его стиле было слишком много мужского самолюбия – когда есть только цель повергнуть противника и насладиться его крахом. В самолюбивых руках шпага становится служанкой гордыни, и та требует от нее только победы. Яростный напор, сокрушительная сила, вложенная в каждый выпад… Я фехтовала иначе: шпага всегда была для меня чем-то вроде музыкального инструмента, которым я могла говорить откровеннее, чем считалось приличным в обществе. Я не знала, что такое любовь, и мне казалось, что она должна быть похожа на поединок клинков ранним летним утром, когда небо истекает рассветом, а солнце оставляет на металле золотые поцелуи. Мне представлялось, что любовь – это дружеский бой, где сила удара равноценна силе страсти, вложенной в этот удар, и где танцуешь на грани между болью и наслаждением. Я не знала, откуда взялись эти образы в моей голове. Пожалуй, сказалось то, что, кроме романов из библиотеки мужа и шпажных упражнений, мало что доставляло мне удовольствие в моей замужней юности.

Поединок был для меня игрой, от которой я получала удовольствие, невзирая на то, чья шпага в конце окажется на земле. И хотя сейчас был иной случай и проигрыш грозил мне не ударом по самолюбию, а куда более ощутимой болью, я продолжала играть. Я фехтовала, неся свое придуманное сердце на кончике клинка. И чувствовала, как мое настоящее сердце призывно бьется в груди, словно часы, отмеряя мгновения боя.


Вирга рисковала. Но я – не она, и мое фехтовальное искусство еще не вышло за пределы ученичества. Мне необходима защита – мой шлем. И тогда я надела маску с тем чувством, с каким, должно быть, рыцари опускают забрало, готовясь вступить в битву.

Будем честны: я не знакома ни с одним рыцарем и не могла проверить правильность своих предположений. Однако в тот вечер мое ощущение маски изменилось кардинально: надев ее, я почувствовала себя сильнее, словно эта защита разом повысила мой бойцовский рейтинг. Теперь сетка уже не мешала, а помогала мне. Я стояла в шлеме, готовая отразить любой выпад противника, хотя еще и не знала ни одного приема защиты.


На следующей тренировке все было иначе, чем несколько дней назад, когда я чувствовала себя неуклюжим болванчиком и даже не могла угадать расстояние до противника.

Я по-прежнему не каждый раз возвращала руку в нужное положение, периодически неправильно ставила ногу в выпаде, и некоторые из моих уколов оставляли желать лучшего. Но сетка на моем шлеме (про себя я именовала маску только так) больше не мешала мне следить за передвижениями Таси и держать нужную дистанцию. Я больше не чувствовала ни неловкости, ни скованности, мое тело двигалось легко, и в крови бурлили флюиды того самого азарта. Я радовалась как первоклассник, заработавший первую пятерку. Выпад – укол, выпад – укол, шаг назад…

– Передохни. – Тася устала и сняла маску, а я едва сдержала разочарованный возглас.

Мне все еще не надоело топтаться в этой нехитрой комбинации – шаг-выпад-укол-шаг-закрыться. Хотелось снова и снова шлифовать этот скупой набор движений – как первые па, из которых потом вырастет большая и сложная хореография танца.

– А у тебя хорошо получается. – Тася одобрительно кивнула. – Быстро схватываешь.

Под конец тренировки, когда я – уже усталая и довольная, как тысяча слонов, – собирала свои вещи, ко мне подошел Александр Борисович.

– Молодец, Аля, молодец!

– Стараюсь. – я скромно потупилась. Мне казалось, что похвала не совсем заслужена, учитывая мой давешний провал.

Между тем это было только начало. Дальше Александр Борисович, поддерживая свои слова частыми кивками, продолжил:

– Ты очень гибкая…

Это я-то? Да я даже после пяти лет хореографии не доставала пятками до затылка.

– Вдобавок – сильная…

Ну да, как же, я больше десяти раз отжаться не могу.

– У тебя отличная реакция…

Ага, именно поэтому все мое семейство протестует, чтобы я садилась за руль!

– И я считаю, что с твоими данными ты еще вполне можешь стать мастером спорта.

Ыыыы!

Я ухнула в то состояние, которое по ощущениям лучше всего характеризуется словами «выпасть в осадок». А что еще может сделать девочка, по состоянию здоровья никогда не ходившая на уроки физкультуры?! Я словно рассыпалась на множество мелких деталек, а они потом вдруг начали сползаться и складываться в несколько иную фигуру, чем раньше.