- Вы только позвоните мне.

   Снова тратиться.

   - Обязательно, - и пока он еще чего-нибудь не выдумал, я поспешила повернуть замок и выйти в полумрак лестничной клетки. - Спокойной ночи.

   - Всего доброго.

   Я вся была на подъеме, в эйфории, сил столько появилось в крови, что даже голод отошел на второй или третий план. Домой шла пешком, улыбалась изредка и грызла одну печенюшку, которую стащила под шумок у профессора. Моя голова кипела от полученных знаний. Ведь последние несколько месяцев я только и делала, что жила инстинктами - поесть, поспать, держать себя в руках, найти денег, снова поесть. А сейчас вроде бы чем-то отвлеклась, практически физически чувствовала, как колеса моего пока еще драндулета с мягким шуршанием поехали вперед по гравию тяжелой дороги к лучшей жизни. Я двигалась и я жила.

   Дойдя до дома к двум ночи, я наткнулась на запертую дверь. Кто бы сомневался. Эта бабка - ходячее зло. Но если сказала - не пустит, значит не пустит.

   Ноги гудели, руки слегка тряслись от слабости, так же как и колени. Во рту после долгой дороги пересохло, а еще хотелось спать. Не видя другого выхода, я спустилась на второй этаж, собрала газеты из почтовых ящиков и постелила их у двери нашей квартиры. Без сил сползла по стене, в последний момент положив на кипу газет джинсовку, и сразу уснула, уткнувшись лбом в колени.

   Около шести утра проснулась от скрежета замков, раздававшегося откуда-то сверху. Сначала не поняла ничего, сонно заморгала, пытаясь разлепить как будто засыпанные песком веки, огляделась по сторонами, силясь вспомнить, кто я и где нахожусь, и только потом подняла голову, наталкиваясь взглядом на изучающее выражение лица старухи. Она, брезгливо поджав губы, оглядывала скрючившуюся от холода меня, неодобрительно передернулась и недовольно процедила:

   - Хоть ума хватило не барабанить посреди ночи в дверь.

   - Хватило, - кряхтя как старая бабка и цепляясь ладонями за гладкую стену, я с трудом на дрожащих ногах выпрямилась и подняла свою джинсовку. - Я еще жить хочу, - не дождавшись, когда она отойдет с прохода, уточнила: - Пройти дадите?

   Застыв на минуту, она с неохотой повела плечом, освобождая небольшое пространство, и я проскользнула внутрь.

   - В душ иди. Неизвестно, какую ты заразу нахватала.

   - Ничего я не хватала.

   - Будешь со мной спорить - мигом окажешься на улице. После того как вымоешься, помой полы и протри мебель. У тебя сегодня много дел.

   Сил не было, поэтому я безропотно потащилась в ванную, пытаясь мотивировать себя чем-нибудь, для того чтобы проснуться. Старуха излучала негодование, но опять же, в силу усталости мне было просто лень с ней ругаться и пытаться что-то объяснять.

   Объяснять не пришлось. Элеонора Авраамовна сама все выяснила. Открыла мой пакет, пролистала тетрадку - и выяснила.

   - Это мои вещи, - рассудительным и хладнокровным голосом отметила я, стараясь держать себя в руках. Мне не нравилось такое непозволительно-бесцеремонное отношение к моим вещам. - Вы не имели права их трогать. Я же не трогаю ваши.

   - Милочка, ты живешь на моей шее, а здесь - мой дом. Нет ничего такого, на что бы я не имела права.

   Она завтракала - на тарелке красиво лежали спагетти с соусом, мясо, салат и кусочек черного хлеба.

   - Удовлетворили любопытство?

   - Яда убавь, - она отреагировала на мое недовольство очень спокойно. Ну очень. Как ела, отправляя в рот маленькие кусочки и тщательно их пережевывая, так и ела. - Не доросла еще таким тоном разговаривать. Во всяком случае со мной. А теперь иди убирать. Вечером ко мне придут важные гости.

   - Чтоб ты подавилась, - бормотала я себе под нос, вытирая очередную бесполезную статуэтку.

   Но ничего того, что я боялась, не случилось. Профессор по-прежнему со мной занимался, бабуська по-прежнему ворчала, а я - выматывалась, едва доползая до постели. Старуха иногда читала мою тетрадь, с особенным интересом - заметки на полях, куда я выносила названия различных книг и фильмов, что советовал мне Иван Федорович. Как-то раз я набралась смелости и решилась попросить у нее книгу. Профессор рассказал о "Пигмалионе", не на шутку заинтересовав меня, и когда я увидела небольшой томик на полке, то не смогла удержаться.

   - Элеонора Авраамовна.

   Старушенция резко подняла голову и недоверчиво прищурилась.

   - Что надо?

   - С чего вы решили, что что-то надо?

   - Ты произнесла мое имя полностью, ни разу не ошибившись. Рискну предположить, что за пару часов быстрого увеличения ума в твоей бестолковой головке не произошло, следовательно, ты не просто так стараешься выговорить мое отчество, - и уже другим, более серьезным тоном продолжила: - Что ты хочешь?

   - Можно у вас книгу взять? Только почитать, - заверила ее, пока бабулька не успела возразить. - На немного.

   - Что именно?

   - Пигмалион.

   - Боже мой! Такое ощущение, словно только что шимпанзе доказало мне теорию Ньютона, - поворчав для виду еще немного, она поднялась с роскошно обитого кресла, стащила с полки томик и вручила мне. - Это не значит, что я освобождаю тебя от обязанностей по дому. Через час ты готовишь обед.

   - Понимаю, - пробежалась подушечками пальцев по шершавой обложке. - Спасибо.

   - И читаешь только рядом со мной, - приказным тоном закончила она. - Прямо у меня на глазах.

   И теперь, каждый вечер я устраивалась на неудобном жестком стуле и принималась читать книги под пристальным взглядом старушки, которая зорко следила за моими действиями. Впрочем, это не означало, что она смилостивилась и дала мне ключи. Возвращаясь от Ивана Федоровича, я по-прежнему до утра просиживала под дверью и только после шести попадала домой.


   Глава 48.

- Твоя вечная забота о ближнем - дело крайне бесполезное.

- Почему?

- Ты все равно не знаешь точно, что ему нужно, поэтому вечно попадаешь мимо.

- И что тогда делать?

- Делай то, в чем уверена. А ты можешь быть уверена только в своих желаниях.

- А если ближний сам мне скажет о том, что ему нужно?

- Об этом говорят только такие, как я. И если тебе это скажут - беги без оглядки.

(разговор Саши и Риты)


   На улице в свои права вовсю вступало лето. Деревья цвели, птички пели, люди сбросили с себя тяжелые и теплые одежды и облачились в разноцветные короткие тряпки. Вступительные экзамены приближались.

   Занятия с профессором по-прежнему продолжались, только теперь приобрели системность и конкретность. Он дал мне конкретные учебники, рассказал об экзаменах, что и как будет, сложно ли это и все такое прочее.

   - Но тебе, Сашенька, можно не волноваться, - он ласково мне улыбнулся и, стараясь ободрить, сжал мою ладонь в своей. - Ты же не первый раз сдаешь. Тем более подготовишься как следует и все получится.

   - Да-да, спасибо за поддержку.

   Тем не менее я волновалась и изрядно нервничала, не в силах усидеть на месте. Старуха, конечно, все заметила - и перемену настроения, и мандраж, да и книги новые тоже. Она их в руках вертела, иногда листала и всегда выразительно хмыкала, всем своим видом давая понять, что сомневается во мне и моих умственных способностях.

   - Лучше бы ты лишний раз полы помыла, - ворчала она и неодобрительно качала головой. - Тоже мне, гений-самоучка.

   - Я всю жизнь мыть полы в вашем доме не собираюсь.

   - И что же ты собираешься? Кем хочешь стать?

   - Богатым человеком.

   - Своим умом? - расхохоталась она. - Милочка, уж лучше бы за собой следила. Через постель в твоем случае это куда более вероятно.

   - Не ваше дело, как и чем я буду этого добиваться.

   Она хмыкнула, очки сняла и скрестила руки на впалой старческой груди.

   - И на кого учиться собираешься?

   Очень долго думала - говорить ей или не стоит. Наконец, решив, что не такая уж это и тайна, я неохотно выдавила:

   - На редактора.

   - Матерь Божья! Слоним*, наверное, в гробу перевернется. Редактор. Тоже мне. Ты с ошибками пишешь и разговариваешь.

   - Да пошла ты, - вспыхнула я и со злости бросила на полку, которую до этого вытирала, влажную тряпку для пыли. - Только и знаешь всех критиковать. Сама ни хрена не делаешь, лишь свою жирную задницу отъедаешь. Достала уже!

   Впервые я так сильно сорвалась, аж желудок заболел. Раньше как-то сдерживалась, а тут резко навалилась и усталость, и нарастающая нервозность, да и голод давал о себе знать. А бабка со своим ядовитым языком просто под руку попалась.

   Конечно, вышло неразумно, и в глубине души я готовилась быть выгнанной пинком под зад. Идти некуда, да и денег нет, но оставался мой любимый дедушка-профессор, у которого можно было бы перекантоваться. А там и общежитие не за горами.

   На удивление, ничего не произошло. То есть совсем ничего. Бабка, как ни в чем не бывало, королевской поступью вплыла в мою каморку, окинула лежащую меня на кровати и повелительно произнесла:

   - Мне долго тебя ждать? Ты не убрала гостиную. Прикажешь мне это сделать?

   У меня на языке вертелся ядовитый и меткий ответ, который прямо рвался в бой, но я сдержалась. Все-таки мозги мне пока еще не до конца отказали, и если пронесло однажды, это совсем не означает, что так повезет и во второй раз. Поэтому я молча и послушно встала, пригладила растрепавшийся хвост и поспешила доделывать уборку. Бабка тем временем спокойно поужинала и отправилась в постель.

   А потом...потом как-то быстро и неожиданно все накатилось, как одно к одному, и чуть не разрушило все то, что я с таким трудом построила за полгода.

   О прошлой жизни я не хотела вспоминать и не вспоминала. Старая книга закрыта, и Саша Лилева осталась в прошлом, ее жизнь - в другом томе, который запечатали и поставили на полку. И лично у меня не возникало желания его перечитывать и вспоминать. В темноте этот старый и нежеланный фолиант так и норовил открыться и выпустить прошлое, но ночи пока что оказывались на моей стороне. Даже сны не снились - с такой силой я уставала. О каких воспоминаниях могла идти речь?

   Но я забылась, слишком сильно постаралась вычеркнуть это из памяти - тоже самое, что пытаться замалевать с силой выведенную надпись. Я так нажимала на ручку, не жалела чернил и сил, что на следующем листе все отпечаталось. И на следующем, и на следующем...и так до конца страниц. Впрочем, неважно.

   На деле все оказалось куда более прозаично. Я по-прежнему же по вечерам ходила к Ивану Федоровичу, а после этого - ждала шести часов, чтобы снова попасть в полюбившиеся и привычные стены дома, из которых выбиралась только по делам. Но так как почти наступило лето и на улице потеплело, то всю ночь сидеть в прохладном подъезде на полу уже не хотелось. Ходила я не слишком быстро - потому что уставала, но за три-три с половиной часа спокойно могла добраться до дома старухи. Иногда путь занимал больше времени. Теперь в дорогу, когда установилась относительно теплая и сухая погода, приходилось брать бутылочку с водой, которую я наливала перед занятиями.

   Та ночь была не первой, когда я решила прогуляться, причем далеко не первой. Маршрут - уже изученный вдоль и поперек, каждый куст, камень и выбоина на дороге - прекрасно знакомы. Избегание людных мест вошло у меня в привычку, поэтому по пути редко попадались прохожие и увеселительные заведения с большим количеством народа. Но и они были - всего два. Сначала - кинотеатр, чуть дальше - среднего пошиба ресторан с караоке, откуда периодически доносились не слишком трезвые подвывания. И я к ним привыкла, воспринимала их как кусты и камни - всего лишь декорации, которые не мешают и не интересуют.

   Никто из моей прошлой жизни не мог ходить в такие места. Ксюша? Она все равно, если что, ничего не скажет, да и не пристало особам королевских кровей портить дорогие туфельки дорожной пылью, которую разносят обычные люди. Ее дорога - от автомобиля до двери, неважно какой - магазина или богатого дома. Не суть. Леха или Дирижер - не их формат. Они окончательно обросли богатством, заматерели и, наверное, ели только золотыми ложками.

   Я ошиблась. Не знаю, что тогда понадобилось Коле в затрапезном ресторане не его уровня, но мужской силуэт, высвеченный многочисленными фонарями, которые освещали дорожку из грубо обтесанного камня, был опознан мною моментально. Я не могла ошибиться - это Дирижер собственной персоной. В ладно сидящем костюме, пиджак которого закинул себе на плечо, он отвернул голову к своей спутнице и пока еще не видел меня.